– Не позировала и не собираюсь! – выпалила Сьюзен. Ей не нравились его разговоры об обнаженных телах.
– Рад это слышать, – одобрительно кивнул он, и это возмутило ее.
– А вам-то какое дело! Кто вам дал право судить о моих поступках? – В зеленых глазах мелькнуло подозрение. – Вы делаете материал обо мне? К чему все эти вопросы? Что вы вынюхиваете? И почему бы вам не объяснить, с какой целью вы проникли на виллу в такое время суток? Почему вообще вы оказались в Тетуане?
– Поехал вслед за вами, – тихо ответил он.
Сьюзен показалось, что у нее остановилось сердце, голова закружилась. Может ли такое быть? Если даже он говорит правду, то он последовал за ней по каким-то своим соображениям, о которых ей ничего не известно. Они едва знакомы друг с другом. И все же она никак не могла унять охватившей ее дрожи. Ее жизнь всегда казалась ей пустой. Даже маленькой девочкой она чувствовала, что ее никто не любит, что всем безразлично, есть она на этом свете или нет.
Да, у нее было вдоволь одежды и еды, она жила в уютном, удобном домике – для кого-то такая жизнь казалась пределом мечтаний, но не для нее. Желание быть любимой порой достигало у нее пронзительной остроты, и, когда оно становилось просто невыносимым, она набрасывалась на еду и не могла остановиться. Все это началось, когда ей исполнилось двенадцать лет. Еда стала для нее чем-то вроде наркотика, она притупляла мучающую ее боль, чувство того, что она нелюбима, нежеланна, никому не нужна. Все карманные деньги она тратила на еду. Ее мать была натурой щедрой, по крайней мере в отношении денег, – она выделяла Сьюзен порядочные суммы и никогда не интересовалась, как та их тратит. Сью прятала запасы еды в своей комнате, а когда они подходили к концу, тайком пробиралась на кухню, хватала там что-нибудь съестное, неслась наверх, запирала дверь, как одержимая набивала себе рот, пока приступ не проходил.
И тогда ее охватывало чувство вины и страха. Девочка смертельно боялась растолстеть, потому что в этом случае ее уж точно никто никогда не полюбит, она обязательно должна быть такой же, как ее мать. Любят только красивых. Все в один голос твердили ей об этом, и Сью не сомневалась, что это правда.
Отец и Питер обожали ее мать. Она притягивала взгляды мужчин как магнит. Сьюзен считала, что нужно любой ценой оставаться стройной, поэтому, наевшись, шла в ванную комнату и вызывала у себя рвоту. Она не помнила, когда все это началось, но ей довольно долго удавалось скрывать свои проблемы от окружающих.
– О чем вы задумались? – спросил Ричард, и она, очнувшись, увидела, что он смотрит на нее как выслеживающий добычу ястреб. Его поза была напряженной, глаза сверкали из-за полуопущенных ресниц.
Она вздрогнула.
– Как вы меня нашли?
– Обратился к жилищному агенту, – холодно ответил он.
Всего-навсего! Никаких тебе расследований, никаких таинственных сил – просто спросил агента!
– Выглянул из окна и увидел, что вы погрузили багаж и садитесь в такси, – продолжал он. – И я позвонил жилищному агенту и спросил, известно ли ему, куда вы направляетесь, а он ответил, что у вашего отчима есть вилла в Тетуане. Вот я и решил отдохнуть в этом райском уголке. По «счастливому» совпадению, начальство настояло на том, чтобы я взял отпуск. Они считают, что я по состоянию здоровья не могу работать. – Его лицо потемнело. – Эти безмозглые идиоты не желают отправлять меня со съемочной группой за границу до тех пор, пока я не поправлюсь окончательно, с их точки зрения.
Ошарашенная девушка пробежала взглядом по его фигуре, как бы желая увидеть следы болезни. На руке она увидела шрам, но он явно был давним – тонкий бледный рубец на загорелой коже.
– Я слышала, что вы были ранены, – медленно сказала она. – Но детали мне неизвестны. Что с вами случилось?
Он равнодушно пожал плечами.
– Пуля скользнула по коже головы. – Он наклонил голову и откинул волосы, обнажая свежий рубец.
Сьюзен медленно подошла к нему. Ей очень хотелось тихонечко провести по рубцу пальцем, но она справилась с искушением.
– Такое впечатление, что он все еще болит. – В ее голосе прозвучали хрипловатые нотки.
Он дернул плечом.
– Уже нет. Поверхностные ранения хорошо заживают. А вот нога дает себя знать, особенно в пасмурную погоду, я начинаю прихрамывать. Мне трудно понять, при чем здесь дожди, но это факт. Еще одна пуля прошла совсем рядом с легким. Хотите взглянуть на шрам? – Его глаза смеялись.
– Нет, – поспешила ответить она, увидев, что он взялся за ворот черного свитера.
Неожиданно рассердившись, Сьюзи выпалила:
– И почему только вы так поступаете? Едете туда, где опасно, прекрасно зная, что можете очутиться на линии огня. Что касается меня, то я очень боюсь смерти.
– И я боюсь, – сдержанно заверил ее Ричард. – Я самый отъявленный трус на свете, уж поверьте мне.
– Не верю! – выдохнула она. – Если бы вы были трусом, то выбрали бы себе другую профессию. Я не раз видела вас по телевизору в самых что ни на есть опасных ситуациях, а вид у вас при этом был такой, будто вы стоите посреди Пиккадилли-Серкус!
– Некоторые районы боевых действий куда как безопаснее, чем Пиккадилли в час пик, – усмехнувшись, ответил он, но Сьюзен в ответ даже не улыбнулась. Все это слишком серьезно, чтобы быть забавным.
Он искоса посмотрел на нее.
– Дело в том, что если человек желает сделать карьеру военного корреспондента, то он обязан чувствовать опасность. Храбрецы то и дело прощаются с жизнью, и только трусы вроде меня знают, что рисковать надо с умом. И прежде чем рваться в бой, всегда следует сначала сосчитать до десяти!
– Именно так вы и оказались здесь? – моментально отреагировала он. – Держу пари, вам было известно, что в саду полно собак. Интересно, как вам удалось отключить сигнализацию?
Он улыбнулся, явно очень довольный собой.
– Я перебрался через стену, прежде чем ее успели включить, – она начинает действовать, только когда наступает ночь. А я оказался в саду еще в сумерках – взобрался на дерево и провел там несколько не вполне приятных часов в ожидании, пока все огни в доме погаснут.
– Но зачем? – Его слова привели ее в крайнее изумление. – Ради чего все это? Чего вы хотите?
Их разделяло всего несколько футов. Ричард резко выбросил руку, его пальцы сомкнулись вокруг ее кисти, и он притянул ее к себе. Сьюзен вздрогнула от неожиданности, оказавшись в его объятиях.
– Нет! Не надо… – сдавленно вскрикнула она, пытаясь оттолкнуть его от себя, и в то же время ощущая силу его тела, вдыхая возбуждающий запах его кожи.
– Ты спросила, чего я добиваюсь, – прошептал он, неясно гладя ее щеку. – Вот этого… – Его губы нежно коснулись ее глаз, и она с глубоким вздохом, от которого стало больно в груди, закрыла их. Его губы медленно скользили по ее лицу, и в ней проснулось желание, такое острое, что ей показалось, будто в нее вонзили нож. Его губы нашли ее губы, нежно коснулись их и опять пробежались по ее щеке, дразня, как мотылек, порхающий вокруг цветка и улетающий прочь.
Почти теряя рассудок, она пробормотала:
– Прекратите! – Она попыталась высвободиться из его объятий, но он взял ее лицо в свои ладони и посмотрел на нее сверху вниз: его глаза казались миниатюрными зеркалами, в которых отражалась она вся. И она не могла разгадать, что значит этот взгляд.
– Я хочу тебя, – прошептал он. – Вот почему я здесь, Сьюзи. Я хочу тебя, а ты хочешь меня. Здесь не может быть ошибки, такое чувство всегда взаимно.
Услышав эти слова, она дернулась, как от удара.
Он знает! Он знает, что ему достаточно коснуться ее кончиками пальцев, чтобы она затрепетала и была готова упасть в обморок. Ее тело пронзила резкая боль.
– Нет! – Она отпрянула от него, дрожа от страха.
Ричард выпрямился, как готовящаяся к схватке змея.
– Это правда, Сьюзен. И мы оба это знаем.
– Убирайтесь отсюда! – Она не посмела закричать во весь голос – ей вовсе не хотелось, чтобы ее услышали Нагла и Ашраф. Что она скажет им, если они застанут у нее в комнате мужчину? Они будут потрясены. Она не разделяла их религиозных убеждений, но не могла рисковать их добрым мнением о себе. И к тому же Ричард вовсе не является ее любовником, и она не намерена поощрять его наглое поведение.
А он сделал шаг к ней, не отрывая от нее пристального взгляда.
– Не смейте дотрагиваться до меня, – в отчаянии прошептала Сьюзен.
– Но ты же не девственница, правда?
Ее лицо залила краска, и она бросила на него яростный взгляд.
– Это вас не касается! У меня нет ни малейшего желания становиться вашей любовницей, так что вопрос исчерпан! Вы крайне самоуверенны и считаете, что любая женщина готова тут же залезть к вам в постель… Но только не я! Я не хочу этого, понятно?!
Его губы скривились.
– Я тебя прекрасно расслышал, но ты лжешь – и мне и себе.
– Да неужели? Вы самый что ни на есть… – Все подходящие к случаю прилагательные – сумасшедший, наглый, эгоистичный – выскочили из ее памяти.
Она уперлась спиной в стену. Он приблизился вплотную к ней, лишая ее возможности спастись бегством.
– Какой? – спросил он, касаясь указательным пальцем правой руки ее длинной шеи. Это был всего-навсего намек на прикосновение, но ее тело напряглось, как будто ее поразила молния, она чуть не закричала во весь голос, понимая, что он уловил ее реакцию и чувствует каждый удар ее пульса.
Она оттолкнула его руку.
– Оставьте меня в покое!
– Но почему твое сердце так колотится? – пробормотал он.
У нее пересохло в горле.
– Почему ты дышишь так, будто только что пробежала марафон?
Она облизнула вмиг пересохшие губы, и он не отрываясь следил за каждым ее движением; его глаза сверкали от возбуждения.
– Я хочу целовать тебя, – шепотом сказал он. – Мне нравится вкус твоих губ. – И прежде чем она успела остановить его, он пробе жал языком по ее губам. И это движение отозвалось по всему ее телу теплыми волнами.
А в ее глазах отразился ужас.
– Прекратите, пожалуйста, прекратите! Я хочу, чтобы вы ушли. Я едва знаю вас – мы не раз видели друг друга входящими и выходящими из наших домиков, но лицом к лицу мы встречались всего раза три-четыре.
Он кивнул.
– Что правда, то правда. Но при чем тут это? В первый же раз, когда я тебя увидел, ты произвела на меня удивительное впечатление. В моей памяти запечатлелось каждое твое движение – ты так грациозна, и я решил, что ты балерина.
Она стояла не шевелясь, не в силах поверить тому, что он говорит.
– Мне не везло с женщинами, – продолжал он. – Последняя была просто развратной сучкой и в какой-то степени отвратила меня от всех представительниц своего пола. – Он пожал плечами. – Я постоянно пребывал в угрюмом настроении, когда переехал в наши конюшни. Затем меня послали в командировку, и я не видел тебя несколько месяцев. Я не понимал, что ты для меня значишь, до тех самых пор, пока не ворвался к тебе в дом, что бы удостовериться, что ты жива.
Она вздрогнула, вспомнив тот день.
– Не надо об этом!
Наступило непродолжительное молчание, а затем он сказал:
– Хорошо! Давай говорить о будущем. Но я хотел бы узнать о тебе как можно больше – именно за этим я и пришел сюда. Ты не согласилась бы завтра встретиться со мной за ленчем в моей гостинице? Я взял напрокат машину и могу заехать за тобой где-то около одиннадцати…
Сьюзен была согласна на все, лишь бы он ушел. Она кивнула, и ее ресницы прикрыли невероятно зеленые глаза.
Ричард, коснувшись рукой ее подбородка, приподнял ее голову так, что она не могла не встретиться с ним взглядом.
– Дай мне слово, – потребовал он, и она поняла, что он не слишком доверяет ее обещаниям. Под этим тяжелым взглядом она не могла лгать.
– Хорошо, даю вам слово, – неуверенно пробормотала она.
В конце концов нет ничего предосудительного в том, что она примет его приглашение и позавтракает с ним в гостинице, где он остановился. Что в этом дурного? Но она интуитивно ощущала опасность, кроющуюся в будущем свидании. В ней пульсировало лихорадочное возбуждение. Чем больше она его узнает, тем большую тревогу он в ней вызывает.
– Я приду, – заверила она Ричарда, понимая, что он не уйдет, не заручившись ее обещанием.
– Если ты этого не сделаешь, – заявил он, – я обязательно найду тебя, даже если это займет у меня целую вечность.
В воздухе повисло напряженное молчание, они смотрели друг на друга, как будто произнесенные слова для обоих оказались неожиданными, будто в их отношениях что-то резко изменилось, Сьюзен почувствовала, что дрожит. Даже угроза, прозвучавшая в его словах, завораживала.
А он с хрипотцой в голосе добавил:
– Я отвечаю за свои слова, имей это в виду. – И, повернувшись, направился к балкону. Собак не было слышно, должно быть, они убежали за дом.
Он опять натянул на себя маску, надел перчатки, забрался на перила, а затем обернулся и взглянул на девушку. Его глаза сверкнули сквозь прорези:
– Спокойной ночи!
Спустя секунду Сьюзен услышала, как он мягко спрыгнул на землю.
Девушка перегнулась через ограждение балкона. Она двигалась совершенно бесшумно, но Рич, видимо, почувствовал ее присутствие – он обернулся еще раз, посмотрел в ее сторону и, подняв на прощание руку, исчез в темноте.
Сьюзен никогда не страдала от недостатка внимания со стороны представителей сильного пола. Но мужчины относились к ней иначе, чем ей этого хотелось, – им было лестно появляться в ее обществе на вечеринках и обедах, они желали обладать ее телом. Чего они не могли предложить ей, так это той любви, о которой она страстно мечтала. Большинство мужчин, встречавшихся ей на пути, страшились глубоких эмоций. Интересно, а что, если Ричард Харрис…
Сью очнулась от своих размышлений и закусила губу. Перестань! – велела она себе. И думать не смей о том, чтобы влюбиться в него. Ты понятия не имеешь, зачем он сюда притащился.
Он репортер, и нельзя об этом забывать. У него может быть тьма-тьмущая причин, помимо романтической страсти, чтобы последовать за ней хоть на край света. Она работала на телевидении, ее лицо известно многим. Вполне возможно, он просто-напросто хочет сделать о ней сюжет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18