журчание воды успокаивало и аккомпанировало разговору. И Сьюзен вдруг вспомнила, что в жаркие дни она любила сидеть на низком каменном бордюре и слушать это журчание… И тогда ее охватывало ощущение счастья.
Ашраф перебросился парой фраз с сестрой и понес багаж девушки наверх. Сьюзен и Нагла пошли вслед за ним, а Фатем тем временем поспешила на кухню.
– Ваша мать сказала, что вы можете выбрать любую комнату, какая вам только понравится, кроме, разумеется, апартаментов хозяина. Они всегда заперты, когда он в отъезде, – сказала Нагла.
– Я буду рада остановиться в комнате, в которой жила в прошлый раз.
– Это очень хорошая комната, – улыбнулась экономка.
Ашраф, услышав пожелание гостьи, вошел в большую комнату с окнами в сад, поставил чемодан и сумку на комод и приблизился к окну, чтобы открыть жалюзи. В погруженное в полумрак прохладное помещение полился яркий солнечный свет.
– Брат сказал мне, что ваша подруга не смогла приехать, – тихо проговорила Нагла. – Ашраф считает, что вы не должны оставаться на ночь одна на вилле. К нам ни разу не забирались воры – в поместье установлена сигнализация, – но рисковать все же не стоит. Я могу спать в соседней комнате до тех пор, пока не приедет ваша подруга.
Сьюзен с облегчением улыбнулась.
– Так я буду чувствовать себя гораздо уютнее.
– Разумеется, – кивнула Нагла. – И я очень этому рада.
Ашраф с улыбкой на лице поклонился гостье.
– Я могу еще чем-нибудь быть вам полезен, мисс Сьюзен?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, спасибо тебе, Ашраф! Мне очень приятно, что вы все так обо мне заботитесь.
– Нам это только в радость, – заверил ее слуга.
Когда садовник ушел, Сьюзен обратилась к Нагле:
– Как твои сыновья? Хорошо учатся?
Лицо экономки просветлело.
– О, да! Они славные мальчики. Я навещаю их в Рабате два раза в год.
– Не успеешь оглянуться, как они обзаведутся семьями. – Сьюзи вспомнила, что Нагла постоянно твердила о том, как ей хочется, чтобы ее сыновья переженились и нарожали детишек. Нагла очень любила малышей.
– Мой старший сын Анвар женится в этом году на девушке из семьи наших хороших знакомых. Мы с матерью невесты давно об этом мечтали, но он все твердил, что это его дело и ничье больше. Отец умер, когда он был совсем ребенком, вот Анвар и считает себя главой семьи, поэтому предпочитает сам принимать решения. Я очень боялась, что он не выберет Алиму. Алима – по-арабски значит «человек, который любит музыку и танцы», – гордо сказала Нагла Сьюзен. – И это имя ей подходит; она любит петь и играть на флейте. Мои сыновья тоже умеют играть на музыкальных инструментах, хотя никто из них не поет. Я люблю Алиму – она мне как родная дочь, и, к великой моей радости, Анвар в конце концов решил, что из нее получится именно такая жена, какая ему нужна.
Сьюзи рассмеялась.
– Думаю, он просто дразнил тебя! Ну а теперь, через год-два, быть тебе бабушкой!
– Если будет на то воля Аллаха! – отозвалась Нагла с сияющими глазами. – Это самое заветное мое желание, а Аллах милосерден.
Она помогла Сью распаковать вещи и ушла. Сьюзен закрыла жалюзи, чтобы комната не нагрелась за день, и уселась на низенький диванчик у окна немного передохнуть. Комната была отделана в арабском стиле. Над туалетным столиком висело полукруглое зеркало в деревянной, покрытой резным орнаментом раме. Кровать была застелена хлопчатобумажным покрывалом с геометрическим узором, белоснежные простыни казались прохладными, пуховые подушки взбитыми на славу.
Нагла очень хорошо следила за домом. Сьюзен она всегда очень нравилась. Отчим падчерицу недолюбливал, мать не обращала на нее никакого внимания, вот она и проводила большую часть времени на кухне, болтая со слугами.
Там она выучилась немного говорить по-арабски и даже по-берберски – на этом языке общаются в горных районах Марокко. Фатем была берберкой и время от времени переходила с арабского на свой родной язык. Местные городские жители, работающие в гостиницах или ресторанах, изъяснялись на странной смеси европейских языков – французского, испанского и английского, хотя между собой говорили по-арабски.
Нагла была очень музыкальна и иногда по вечерам играла и пела для членов семьи и хозяев. У нее был приятный голос, и пела она, как обычно поют арабы, с резкими переходами от низких хрипловатых нот к высоким трелям. Как и все арабские женщины, Нагла никогда не снимала чадры, поэтому во время импровизированных выступлений стояла за резной ширмой в дальнем конце комнаты. Когда она только-только начала работать у Питера Островски, он пытался было уговорить ее петь на приемах, которые устраивал в честь важных и влиятельных персон, но Нагла вежливо и решительно отказалась, а поскольку ее брат был незаменимым работником, да и она сама прекрасно справлялась со своими обязанностями, отчиму ничего не оставалось, как смириться с этим. Питер прожил в Марокко несколько лет, но так и не разобрался в тонкостях образа жизни местных жителей.
Сьюзен, немного отдохнув, приняла душ. Ванную комнату украшал кафель с темно-синим орнаментом, и Сью вспомнила, как Нагла объясняла ей, что его завитки являются стилизованным изображением деревьев и воды – самого драгоценного дара Всевышнего людям, живущим в пустыне.
Затем достала из шкафа просторный халат из светлой ткани, прошитой золотыми нитями, который она купила во время последнего своего приезда в Тетуан, и надела его.
Вечером она ужинала в столовой, изумительной комнате с мраморными стенами и полом, где каждое слово отдавалось эхом, за столом, покрытым белой дамасской скатертью. С потолка свешивались раскачивающиеся на длинных цепях серебряные светильники. Воздух благоухал экзотическими ароматами: готовящейся на кухне едой, цветами, благовониями, отпугивающими насекомых.
Когда Питер был дома, Фатем готовила европейские блюда – хозяин не был склонен к экспериментам в области кулинарии и предпочитал восточным изыскам более привычные ему кушанья. Сьюзен же всегда просила приготовить еду, характерную для Магриба – района, куда входят Марокко, Тунис и Алжир. Она знала, что традиции этой кухни восходят к древним временам, когда местные жители вели преимущественно кочевой образ жизни.
Жена Ашрафа помнила, какое удовольствие Сьюзен получала, пробуя новые, незнакомые ей яства, и в честь ее приезда приготовила нечто особенное. Для начала она налила в тарелку легкий куриный суп с рисом и специями, поданный на стол в серебряной супнице, и, когда с ним было покончено, хотела было налить добавку, но Сью поспешила остановить ее.
– Вам не нравится? – расстроилась Нагла. Она и Фатем понятия не имели, что у Сью проблемы со здоровьем, а той вовсе не хотелось рассказывать им об этом.
– Суп просто превосходен, но я всегда ем очень мало – у меня плохой аппетит.
Нагла, вздохнув, произнесла несколько фраз по-арабски, и Сьюзен решила, что ей желают хорошего аппетита.
После супа экономка подала основное блюдо – «хут бчармела», которое на поверку оказалось тушенной в томатном соусе рыбой, приправленной имбирем и чили. Гарниром к рыбе служил жареный сладкий перец, лук, помидоры и приготовленный с добавлением шафрана рис, столь любимый в Марокко.
Сью съела маленький кусочек рыбы, немного овощей и риса – для нее этого было более чем достаточно. Ей пришлось отказаться от пирожных с орехами в медово-апельсиновом сиропе. Они выглядели очень уж сладкими и перегруженными калориями. Сьюзен ужасно хотелось попробовать их, но она знала, что, стоит ей откусить хоть малюсенький кусочек, остановиться будет очень и очень сложно.
Когда она высказала свои опасения Нагле, та воскликнула:
– Ну так съешьте их все! Ведь вы хотите иметь хорошего мужа, правда? Так вот, мужчины любят, чтобы у жены была красивая фигура, а вас можно спутать с мальчиком!
– Я попробую их завтра, а сегодня я очень устала после перелета. – Сьюзен едва удержалась от замечания о том, что не собирается замуж, по крайней мере, пока не собирается.
Нагла подала чай с мятой. Она налила его из высоко поднятого чайника в стакан, вставленный в украшенный изящной резьбой серебряный подстаканник. Прежде чем вручить чай гостье, она положила в него лепестки розы и мед. Сью медленно и торжественно сделала первый глоток. Нагла, сев рядом принялась играть на флейте и петь старую марокканскую песню, которую, как она сказала, пастухи поют стадам, пасущимся у подножия гор.
Сьюзи потихоньку начало клонить в сон – музыка успокаивала и ее нервы были уже не так издерганы, как в последнее время. Прежде чем лечь в кровать, она немного постояла на балконе, удостоверившись предварительно, что стеклянная дверь как следует закрыта и в спальню с улицы не проникнут насекомые.
Ночь была теплой и лунной, небо по цвету напоминало черный виноград, луна казалась висящим на бархатном заднике серебряным диском с отметинами от ударов молотка, которым его к этому заднику приколачивали.
Та же самая луна светит и в Лондоне, но здесь она смотрится совсем иначе – ведь ей не приходится соперничать с миллионами огней большого города и неоновыми рекламами.
Видит ли ее Ричард Харрис из окна своего домика? Или его там нет? Он уже довольно давно порвал со своей любовницей, не обзавелся ли он новой? Почему он меня поцеловал? – гадала Сью, не в силах ответить ни на один из волновавших ее вопросов.
Воздух был напоен будоражащими ароматами роз, апельсиновых и лимонных деревьев, олив и кипарисов. Вокруг девушки роем кружились насекомые, которых привлекало тепло ее нежной кожи. Она пыталась отогнать их, но в конце концов поняла, что лучше спрятаться в комнате, а то ее кожу испортят следы от укусов.
Откуда-то доносились пение и музыка, сопровождаемые ритмичными хлопками, а где-то еще дальше выла собака.
Лондон находится на другой планете, подумала Сьюзен и отправилась спать.
На следующий день Ашраф и Фатем отвезли ее в Тетуан, и в их сопровождении она совершила прогулку по замысловатому лабиринту узких улочек, одни из которых были залиты ярким солнечным светом, другие же прятались в тени деревянных навесов. Фатем собиралась сделать покупки, и они зашли в магазин специй, где выстроились в ряд стеклянные банки с самыми разнообразными приправами, большинство из которых были Сьюзи неизвестны. Она хотела купить еще один халат, кое-какие украшения из тех, что продавались ремесленниками, сидящими скрестив ноги перед своими лавками и при помощи маленьких молоточков создающими удивительные изделия из золота и серебра, а также пару изящно расшитых кожаных сандалий.
Куда бы они ни пошли, за ними повсюду следовала толпа детишек с умоляющими глазами, тянущими к ним свои смуглые руки и клянчащими деньги. Ашраф отгонял их какими-то резкими выкриками на арабском языке и специальной метелкой от мух, просто необходимой в Старом городе в жаркий полдень, когда на выставленные для продажи овощи и фрукты тучами слетаются самые разные насекомые.
Сьюзен сидела на обитом кожей табурете в узеньком и довольно темном магазинчике, примеряя с помощью жены хозяина сандалии, и вдруг увидела, что мимо идет какой-то мужчина, одетый в белый бурнус. Его голову прикрывал капюшон, но ей удалось заметить, что у него темные волосы и чеканный профиль. И, еще не успев понять, в чем, собственно дело, она вздрогнула от неожиданности.
Ричард Харрис?!
Что же это – игра воображения или он собственной персоной, во плоти и крови. Девушка встала и подошла к двери, чтобы взглянуть на прохожего еще раз, но было уже поздно – мужчина успел затеряться в толпе.
Неужели это Ричард? Может ли такое быть? – в недоумении спрашивала себя Сьюзи. С какой стати он оказался здесь, за много миль от Лондона? Если он начнет мерещиться тебе везде, где бы ты ни очутилась, ни к чему хорошему это не приведет!
Она заплатила за сандалии, и они с Фатем стали ждать, когда Ашраф подгонит к магазинчику машину, которую он припарковал где-то за стенами Старого города. Сьюзен невольно провожала взглядом каждого высокого мужчину, одетого в бурнус. Большинство из них деликатно отводили взгляды, чтобы не встретиться с ней глазами, подобно тому как продавец, отвечая на ее вопрос, обратился не к ней, а к Ашрафу.
Она накинула на голову шарф, выполнявший двойную задачу, – он защищал голову от палящих лучей солнца и до некоторой степени скрывал ее лицо. Однако белая кожа, рыжие волосы и зеленые глаза выдавали ее европейское происхождение. Разумеется, местные жители привыкли видеть иностранок, разгуливающих по городу без чадры, – туризм стал одним из основных источников дохода этой сельскохозяйственной страны. И все же Сьюзен чувствовала себя неловко, когда ловила на себе взгляды прохожих, и радовалась тому, что ее сопровождают Ашраф и Фатем.
Вечером перед обедом она позвонила Шадии.
– Ты уверена, что не имеешь ничего против приезда Камаля? – спросила та.
– Ну разумеется! На вилле полным-полно пустующих комнат, к тому же он мне очень нравится. Мы можем с ним побывать в таких местах, где женщинам не слишком удобно появляться без мужчин! Ну ты же знаешь эти арабские страны!
Шадия хихикнула.
– Что верно, то верно!
Сью тоже рассмеялась и сказала слегка извиняющимся тоном:
– Я и забыла, откуда ты родом.
– Еще бы! Ведь всю свою сознательную жизнь я провела в Европе!
– А впрочем, и мне всегда было не по себе, если вдруг в Лондоне приходилось выходить на улицу вечером одной. Это не так уж и безопасно, – заметила Сью и тут же добавила: – Ты еще не знаешь, когда приедешь?
– У меня пока не готовы результаты анализов…
– А что это за анализы? – забеспокоилась Сьюзен.
– Врачи считают, что у меня легкая анемия, а беременность может способствовать ее развитию. Младенцы выкачивают железо из крови мамочки, вот почему будущим мамашам обычно прописывают содержащие железо препараты. И еще они беспокоятся за мои кости…
– А кости здесь при чем? – перебила ее Сью, еще больше обеспокоенная и озадаченная.
– Доктор считает, что у меня в организме не хватает еще и кальция, а ребенку он необходим так же, как и железо, так что возникает еще одна проблема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18