Он поднял руки, помогая ей стащить рубашку через голову. Она бросила ее на жилет и прижалась лицом к его груди. От него слабо пахло одеколоном.
– Софи! – Он взял ее за руки и слегка отодвинул, оглядывая ее своими замечательными глазами. – Ты так прекрасна!
– О! – Она смущенно засмеялась. – Это очень мило с твоей стороны, Натаниель, но ты можешь этого не говорить. Я знаю, что далеко не так уж хороша. Но… – Она прикоснулась пальцами к его губам, не давая ему что-то сказать. – Но все равно благодарна тебе за эти слова. Каждой женщине нужно услышать их хоть раз в жизни. Благодаря тебе я стала чувствовать себя почти красавицей.
Она всегда, всю свою жизнь будет помнить его слова, будет помнить этот взгляд, с восхищением устремленный на нее.
Но он продолжал пытливо всматриваться в ее глаза.
– Кажется, я только сегодня кое-что понял. Когда-то… Не знаю, когда именно, может, в самом начале жизни ты убедила себя в том, что некрасива. И поэтому решила скрывать свою красоту от себя самой и от людей. Ты делала это очень умело – подбирая себе одежду тех цветов и фасонов, которые тебе не очень подходили, выбрав определенную манеру обращения с людьми. Если бы еще неделю назад меня спросили о твоей внешности, я описал бы тебя как приятную на вид женщину, но не очень красивую. А сегодня днем ты сказала мне: «Посмотри на себя в зеркало, а потом на меня и на леди Галлис». Ты имела в виду, что я найду ее гораздо красивее тебя. И я понял, что ты всегда заставляла меня смотреть на себя так же, как ты воспринимаешь себя.
Он не совсем угадал. Когда-то София находила себя довольно хорошенькой, а порой даже красавицей. Но потом она вышла замуж за Уолтера и…
Она прикусила губу, ей захотелось опять спрятать лицо у него на груди.
– Знаешь, Софи, тебе нужно всегда носить только вот такие светлые платья, как это. И не нужно скрывать свои роскошные волосы, собирая их в тугой узел, а напротив, ты смело можешь гордиться ими. И улыбаться тебе нужно всегда так, как ты улыбнулась мне сегодня, открывая дверь. Ты действительно одна из самых красивых женщин среди моих знакомых – может, даже самая красивая, но ведь я не могу судить о тебе беспристрастно.
Она всегда твердила себе, что красота не имеет значения. И действительно была в этом убеждена. Она считала, что гораздо важнее быть порядочным и доброжелательным человеком, иметь друзей, которые тебя любят. Она пыталась уверить себя, что лучше быть старушкой Софи, чем ослепительной красавицей.
Но как же замечательно было услышать, что Ната-ниелю она кажется чуть ли не самой красивой женщиной на свете. Она радостно улыбнулась ему:
– Спасибо, Натаниель. Я так тебе благодарна!
– Неужели Уолтер никогда тебе этого не говорил? Она на мгновение помрачнела. Уолтер! Он избегал даже касаться ее.
Натаниель обнял ее своими сильными руками и притянул к себе.
– Прости, дорогая, – сказал он и потерся подбородком о ее волосы. – Прости меня. Не мое дело говорить о твоем браке. Пожалуйста, прости меня.
Но она не желала портить эту ночь неприятными воспоминаниями. Подняв лицо, она опять просияла улыбкой.
– Не хочу думать об Уолтере. Хочу думать только о тебе, о тебе одном!
– Софи, ах, Софи, я так по тебе скучал! – Он шутливо коснулся кончиком своего носа ее.
София обвила его шею руками, и он стал осыпать ее горячими поцелуями, а она всем существом впитывала наслаждение от его ласки. Эта ночь будет ночью любви!
– Софи! – несколько минут сказал он. – Мыс тобой так хотим друг друга! Давай разденемся до конца и ляжем, хорошо? Давай займемся любовью.
– Да! – сказала она, открепляя бант с воротника ночной сорочки. Ей казалось, что стоит ей двинуться, и она расплеснет переполнявшее ее счастье. – Давай займемся любовью!
На улице уже занимался рассвет. В это время года он начинался раньше, но все равно скоро пора уходить, с сожалением подумал Натаниель. Как было бы приятно опять заснуть рядом с Софи, чтобы ее голова лежала на его руке, и чувствовать у себя на груди ее руку. А потом вместе проснуться, может быть, снова заняться любовью, после чего встать, позавтракать вдвоем и вместе решить, что они будут делать днем.
Открыв глаза, он уставился взглядом в потолок.
Это была та часть ночи, проведенной с женшиной, когда обычно он чувствовал уют и нежелание покидать теплую постель, но вместе с тем ему не терпелось поскорее уйти, глубоко вдохнуть свежий утренний воздух, бодрой походкой направиться домой, где он снова почувствует себя свободным и ничем не связанным. Обычно ему и в голову не приходило позавтракать и затем провести целый день со своей партнершей по сексу. Но видимо, слово «обычно» уже для него неприменимо. Ночь, подобная прошедшей, не была обычной для Натаниеля. И даже при его опыте была неповторимой.
В эту ночь они почти не спали. Снова и снова они погружались в волны наслаждения – то обуянные бурной страстью, то охваченные невыразимой нежностью, то доставляя друг другу тихое и глубокое удовлетворение. Они продолжали познавать друг друга, дарили каждый себя и принимали от другого щедрые дары любви. Истомленные, они восстанавливали силы в объятиях друг друга. Они были одним, неразделимым надвое существом.
И Натаниелю казалось невероятной мысль расстаться с ней в конце сезона. Он не стал отмахиваться от этой мысли, а начал рассматривать со всех точек зрения. Да, он вовсе не был уверен, что сможет расстаться с Софи.
Наклонившись, он поцеловал ее в губы. Она открыла сонные глаза и улыбнулась ему:
– Я заснула? Как же это со мной случилось?
– Мне пора идти, – шепнул он.
Но она подвинулась ближе и еще сильнее обняла его.
– Нет, еще нет. Еще слишком рано!
– Должно быть, я сделал тебе больно, – сказал он. – Боюсь, я был слишком ненасытным.
– Не очень, – сказала она. – Я чувствую себя… там… прекрасно. Там, где ты был… Немного больно и чувствительно, но еще хочу тебя. Иди ко мне опять.
Она говорила – и говорила всю ночь – совсем не похоже на Софи, которую он знал. Нисколько не смущаясь, она подсказала ему, как лучше доставить ей наслаждение. И так же прямо спросила, каким образом она может доставить наслаждение ему, и делала все, что он предлагал, совершенно не стесняясь тех интимных ласк, просить о которых у него не хватило сил отказаться.
Он считал, что правильно угадал, как она таилась от окружающих. Их маленькая и внешне столь милая Софи, их веселый неунывающий друг Софи оказалась красивой, изящной и страстной в любви женщиной.
Натаниель был поражен своим открытием.
– Если ты так настаиваешь, – не выдержал он соблазна.
Он лег на нее и глубоко скользнул в ее теплую влажность, тогда как она обвилась вокруг него и страстно прижалась.
– Если можно, Софи, я приду к тебе завтра ночью – или уже сегодня? – но только не уверен, что смогу доставить тебе такое же удовольствие. Пожалуй, силы мои временно иссякли. – Он усмехнулся и обрушился на нее всем своим весом.
Но София не была настроена на нежную любовь. Напрягая внутренние мускулы, она усиливала свое желание и стонала при каждом его толчке. Она быстро достигла агонии, а потом лежала спокойно и расслабленно, пока он сам не достиг высшей точки наслаждения.
А она, подумалось ему, захочет ли она расстаться с ним в конце весны? Может, ему просто повезло, что он встретился со страстной женщиной, которая давно изголодалась по сексу? Или именно он будил в Софи эту страсть и нежность?
Одно было ему совершенно ясно. У нее с Уолтером был хороший брак, они всегда казались довольными друг другом, но, возможно, в этом-то и ключ к пониманию всего. Софи была создана для гораздо большего, чем быть просто довольной. Кроме того, Натаниель всегда считал невозможным знать, какие отношения связывают супругов, когда они остаются один на один.
Видимо, все-таки их брак был не очень удачным.
– Гм… – пробормотал он, когда осознал, что, расслабившись, придавил ее всем своим весом. – Бедная моя Софи. Нужно было меня оттолкнуть.
Но когда он попытался приподняться, она еще сильнее притянула его к себе.
– Не вставай, подожди. Мне нравится чувствовать тебя всего.
Вздохнув, он опять расслабился. Но заметил, что она по-прежнему напряжена и прижимается к нему, как будто решилась никогда его не отпускать.
Может, она не захочет отпустить его с окончанием сезона. А он и не станет возражать. Возможно, это будет их общим желанием, как и все, что происходило между ними этой ночью.
Он поцеловал ее и улыбнулся, прежде чем встать.
– Не хочется уходить, – признался он, – но пора. А то придется поздороваться с Сэмюелом.
Когда через десять минут она провожала его до выхода, ему показалось, что у нее на глазах блеснули слезинки. Но она все равно улыбалась той сияющей улыбкой, которую сегодня он впервые увидел на ее лице.
– Спасибо, Натаниель, я так тебе благодарна! Знаешь, я всегда любила тебя больше всех. Всегда!
Поцеловав ее на прощание, он быстро зашагал по направлению к дому, а ее слова все звучали у него в ушах. Любила больше всех? Кого она имела в виду? Больше Кена, Идена и Рекса? Больше Уолтера? Или всех мужчин? Она любила его больше всех. Но как любила? Как женщина любит мужчину или как друга?
А она всегда была для него только дорогим другом. Как ей удавалось так долго все скрывать? Почему он с самого начала не разглядел в ней женщины, которая станет для него важнее любой другой женщины, любого другого человека, станет ему такой же близкой, как биение собственного сердца? Неужели именно так и чувствует себя мужчина, влюбленный в женщину, смущенно спрашивал он себя. Неужели он полюбил Софи? А она – любит ли его она?
Сможет ли он жить без нее? Это серьезный вопрос. А сможет ли он жить без воздуха? Сможет ли жить, если перестанет биться его сердце? Сможет ли он жить без Софи?
– Я бы посоветовал Нату скрывать глаза под полями шляпы, – Кеннет. – Они у него красные от бессонницы.
– Вопрос в том, Кен, – подхватил Рекс, – считает ли леди, что его глаза кажутся больше, чем обычно, когда они находятся в ее будуаре?
– Леди, по вине которой его глаза стали такими, вероятно, считает, – сказал Кеннет, и они засмеялись, как будто невероятно удачно сострили.
– Можно только надеяться, – вступил Иден, направляя свою лошадь поближе, чтобы не упустить ни слова из разговора, – что сегодня утром леди Галлис тоже не будет выставлять напоказ такое украшение. Ей это так же не пойдет, как не идет нашему Нату.
– Можно также надеяться, – засмеялся Рекс, – что, кроме нас, никто не придал большого значения тому факту, что леди Галлис не почтила своим присутствием вчерашний бал, тогда как Нат ушел с него неприлично рано.
– Но каждый, без сомнения, так же порадовался, как и мы, – сказал Кеннет. – Правда, только не Мойра. Она считает, Нат, что тебе пора позаботиться о самом себе, а не только о своих родственницах. И мне пришлось ей напомнить, что ты не ищешь себе жену. А она заявила, что тебе должно быть стыдно, в твоем-то возрасте. – Он усмехнулся.
– Интересно, – наконец подал голос Натаниель, любуясь деревьями и тоскуя по родным краям, – все ли в городе страдают этой математической болезнью? Все ли пытаются сложить два и два, но неизменно получают пять?
Его друзья прыснули от хохота.
– Защищаешь репутацию женщины, Нат? – спросил Иден. – Старина, мы единодушно считаем, что у тебя безупречный вкус. – Он покашлял. – Но посмею себе напомнить, что именно я выбрал для тебя эту леди.
– Не бойся, Иден, – сказал Нат, – ты получишь за это награду на небесах.
– У меня есть мысль, как мы можем помочь Софи, – сказал Иден, круто меняя тему, как это было ему свойственно. – Правда, это не столько моя идея, сколько идея твоей кузины, Нат. Она загнала меня вчера в угол и лишила ужина. Но у нее появилась чертовски удачная мысль.
– У меня мысль получше, – угрюмо отозвался Натаниель. – Я намерен затеять ссору с этим негодяем и принудить его вызвать меня на дуэль. Как мы это сделали для Рекса, когда дело касалось Копли. Я намерен убить его, и это будет единственное убийство в моей жизни, которое доставит мне удовольствие.
– Даже и не думай об этом, Нат, – горячо возразил Рекс. – Помню, я тоже весь кипел от ярости и нисколько не жалею, что застрелил Копли, вместо того чтобы пустить пулю в воздух. Ведь я собирался это сделать, если бы он не выстрелил раньше сигнала. Но он до сих пор снится мне и, наверное, всегда будет сниться. И до сих пор это убийство еще гнетет мою душу, хотя я знаю, что воздал ему должное. Пинтер виновен в шантаже, что отвратительно само по себе. Но это не такое страшное преступление, как преступление Копли. Кроме того, я сделал это ради моей жены. А Софи нам всего лишь друг.
Натаниель упрямо сжал губы.
– И все равно я убью его. – Он повернулся к Идену: – А что там придумала Лавиния? Не стоило мне вовлекать ее в это дело. Правда, ты знаешь, она помогла мне найти ожерелье и кольцо Софи. Лавинии очень трудно в чем-либо отказать, и именно Софи заставила меня понять, что не стоит ей отказывать только потому, что она женщина.
– Лавиния считает, что нам, в свою очередь, нужно шантажировать Пинтера, – сказал Иден.
Кеннет и Рекс засмеялись.
– Как? Угрозой, что Нат четвертует его, если он не оставит в покое Софи? – поинтересовался Кеннет. – Хотя это может сработать. Вы когда-нибудь видели офицера, который командует солдатами, прячась у них за спиной? Этот негодяй определенно жалкий трус. А тут и самый смелый человек дрогнет, стоит ему представить себе Ната, охваченного гневом.
– Но черт, что же такого могла сделать Софи? – задался Рекс вопросом. – Невозможно представить, чтобы Софи совершила какое-то преступление, из-за чего стала жертвой шантажиста.
Натаниель все время думал об этом. Ответ смотрел им в лицо, но казался таким же невероятным, как их первое предположение.
– Может, это сделала не она, – неуверенно предположил он, – а Уолтер?
– Уолтер? – недоверчиво переспросил Иден. – Да где ты видел более трезвого, исполнительного и до такой степени лишенного воображения офицера, чем Армитидж? Он не признал бы искушения, даже если бы столкнулся с ним нос к носу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40