Ева ворвалась в паб и, обнимая по очереди детей и смеясь от счастья, закружилась по;омнате. Счастливее этой минуты у нее еще не было.– Послушай, – ответил девочке Эйдан, – ты ведь не йыла своего папу? Он всегда будет твоим папой, хотя больше он не сможет быть с тобой, Я буду вместо него о тебе заботиться, чтобы тебе было хорошо и тепло, чтобы ты получила образование, которое поможет тебе стать настоящей молодой леди, а Дэви – достойным молодым человеком.– А как мне вас называть? – спросила Бекки. Ева заметила, что вопрос застал Эйдана врасплох. В раздумье он поднял брови.– Хм. Дай подумать. Моя жена – тетя Ева. Полагаю, это делает меня дядей Эйданом.Это прозвучало так странно, что Ева рассмеялась. Кто бы мог подумать? Полковник Бедвин предлагает двум сиротам называть его дядей Эйданом! Но в эту минуту ей было до боли трудно осознать это. Она лишь снова улыбнулась Бекки.Завтра он уезжает. * * * Герцог Бьюкасл принял приглашение переночевать в Рингвуд-Мэноре.– Любое место лучше, чем «Три пера», – заявил он своим обычным тихим и высокомерным топом.И, судя по выражению лица хозяина гостиницы в ту минуту, когда герцог впервые вошел туда, тот полностью разделял его мнение.Появление герцога изумило и озадачило Еву, но ей некогда было раздумывать над тем, что привело его сюда, пока перед обедом она не зашла в гостиную и не застала его там в одиночестве. Эйдана не было там и в помине.Герцог ей всегда не нравился. Ева так же, как и все окружающие, его побаивалась. Но она никогда себе нее позволяла поддаваться этому чувству. Ева подавила в себе желание извиниться и сбежать из комнаты или заговорить с Бьюкаслом о чем-то постороннем. Она решительно вошла в гостиную и протянула ему обе руки. Ему не оставалось ничего иного, как взять их в свои. Он сделал это с легким удивлением и некоторой растерянностью.– Благодарю вас, – сказала Ева. – От всей души благодарю вас! – Она пожала ему руки, более изящные, чем у Эйдана, с длинными, усыпанными перстнями пальцами.– Не думаю, – ответил герцог, – что оказал вам, леди Эйдан, большую услугу.– Я не знаю, как долго вы находились в зале до того, как заговорили, но вы, должно быть, поняли, что судья колебался. Он мог бы оставить в силе прежнее решение об опекунстве Сесила с такой же вероятностью, как и отдать детей мне. Ваши слова, а больше всего ваше присутствие, повлияли на вердикт.– В таком случае я рад, что помог вам.– Зачем вы приехали? – Еве хотелось поскорее уйти из комнаты. Пристальный взгляд холодных глаз Бьюкасла смущал ее и в лучшие времена. Но она осталась рядом с ним. – Вряд ли вы сделали это ради детей. К этим сиротам вы совершенно равнодушны. Вы приехали и не ради меня. В лучшем случае вы меня терпите, в худшем – презираете. Я рассердила вас своим отказом присутствовать на обеде в Карлтон-Хаусе. Значит, вы приехали ради Эйдана?– Приятно узнать, – сказал он, – что кто-то знает меня настолько хорошо, что сам может ответить на собственные вопросы, избавляя меня от труда отвечать.От этого замечания Ева покраснела.– Зачем вы приехали? – повторила она.– Я приехал, мадам, ибо я – глава семьи Бедвинов и всегда считал своим долгом заботиться о ее членах. Вы – одна из нас и будете ею, как бы ни пытались проявлять свою независимость, как бы ни старались навсегда избавиться от Эйдана. Мне показалось, что вам необходимо мое влияние, которое, как вы убедились, довольно значительно. Вот я и приехал.– Значит, вы все-таки приехали ради меня? – Ева задумалась. Герцог казался ей таким холодным, что трудно было поверить в его доброту. Это была не доброта. Он сам только что сказал: это был долг. Совсем как Эйдан. Сознание долга превыше других чувств. Во многом они были так похожи, эти два брата. Но они не были друзьями.Герцог слегка наклонил голову.– Что происходит между вами и Эйданом? – неожиданно для самой себя спросила Ева. – Почему вы не… близки? Вы одного возраста, вы так похожи по характеру. – Это было не совсем верно. Под сдержанностью Эйдана скрывался огонь, а у герцога лед. – Оба ставите честь и долг превыше всего. Почему вы не друзья?Бьюкасл поднял брови, его светлые глаза с ледяной холодностью смотрели на Еву поверх лорнета. Она поняла, что он прикрывается привычной для него непроницаемой маской. Неожиданно у нее мелькнула мысль о том, а есть ли реальный человек под этой маской.– А разве братья должны по-валлийски выказывать свои чувства, мадам? – спросил он. – Прижимать друг друга к груди, пускать слезу при каждом расставании, ссоре или примирении, таким сентиментальным образом проявляя свою чувствительность? Разве не может быть каких-нибудь чувств между людьми, если они ведут себя с английской сдержанностью?Слова Евы задели герцога за живое. Своей холодностью и нескрываемым презрением к ее соотечественникам он ее наказал. Но она взволновала его.– Так вы его любите?– Вы выражаетесь, как женщина, леди Эйдан, – сказал он. – Любовь. Что такое любовь? Всего лишь слово, которое нельзя даже объяснить, если за ним нет поступков. Эйдан – один из Бедвинов. Он мой брат и, если у меня не будет сына, – мой наследник. Его жизнь дорога мне, как и его… счастье. Я умру за него, если обстоятельства потребуют этого. Это любовь? Решайте сами.Он не успел закончить, как дверь отворилась и вошла, опираясь на свою палку, тетушка Мэри, За ней шла Тельма. Ева настояла, чтобы та, как всегда, обедала с ними. Тетушка Мэри сразу же возбужденно заговорила о судебном разбирательстве, поскольку это она требовала поспешить со слушанием дела. От ее певучего валлийского говора лицо герцога исказила болезненная гримаса.Минут через пять появился Эйдан, сменивший мундир на элегантный сине-серый вечерний костюм и крахмальную белую рубашку.– Мой денщик задержался и не успел выгладить мою рубашку, – объяснил он. – Он и слышать не хотел о том, что так сойдет. Я решил, что лучше немного опоздать, чем видеть, как он сгорает от стыда, не сумев разгладить все складки.Повернувшись к Эйдану, Ева не почувствовала ничего, кроме сердечной боли. Он столько пережил вместе с ней, не испугался гнева брата. Сегодня сражался, как лев, за нее и за детей, которые для пего ничего не значили. И улыбался ей.А завтра он уезжает.– Но ты же никогда особо не заботился о своей внешности, Эйдан, – заметил герцог.– Обед сейчас подадут, – сказала Ева. – Не перейти ли нам в столовую?Только когда Эйдан предложил руку тетушке Мэри, а герцог Бьюкасл – Еве свою, она вспомнила, что следовало бы приказать Агнес подать напитки в гостиную. Какой же неотесанной они будут ее считать. * * * Даже собираясь провести в деревне всего один день, Бьюкасл прибыл во главе целой процессии из его кареты с гербами, второй кареты для багажа и его камердинера, двух кучеров, двух ливрейных лакеев и эскорта из шести всадников, тоже в блестящих ливреях.На следующее утро Эйдан, прогуливаясь с вышедшей его проводить Евой по террасе, испытывал странное чувство грусти. Так вот зачем приехал Вулф, тот самый Вулф, которого он помнил веселым, энергичным, шаловливым мальчуганом. Теперь это холодный одинокий аристократ, обладающий такой властью, что ему было достаточно поднят одну темную бровь или длинный указательный палец, и все вокруг покорялось ему. Или тихо произнести одно слово. Эйдан почувствовал стеснение в груди. Его обычно не огорчали расставания с братом, особенно когда он знал, что через несколько дней они увидятся. Зачем приехал Вулф? Полковник раздумывал над этим со вчерашнего дня и все еще не мог поверить, что брат приехал только потому, что один из Бедвинов оказался в беде, а его присутствие могло помочь делу. Но почему Вулф беспокоился, что Ева будет страдать из-за утраты двух сирот, даже если она и была Бедвин? Неужели он приехал, – правда ли это? – потому что знал, что Эйдан любит Еву, а он сам любил Эйдана? Любил, а не потому, что считал это своим долгом, приехал из братской любви? Бессмысленно было его спрашивать об этом. Брат только посмотрит, как всегда, не выпуская из рук лорнета, на Эйдана своими светлыми глазами и поднимет брови, словно никогда и не слыхивал слова «любовь».Процессия исчезла за поворотом.– Надеюсь, я не причиню вам большого беспокойства, если останусь еще на один день, – сказал Эйдан.– Нет, нисколько. – Но Ева слегка нахмурилась с озадаченным видом.Она, конечно, ожидала, что Эйдан уедет утром вместе с Вулфом. Он сказал ей об этом накануне вечером. Но, проснувшись на заре, Эйдан больше не мог уснуть и лежал, снова и снова перебирая в памяти все, что произошло в зале гостиницы.«Мой дом. – Рингвуд-Мэиор. Здесь живет моя жена. Здесь останется мое сердце, когда я уеду».Когда Эйдан произносил эти слова, он не чувствовал, что лжет, хотя и считал, что на самом деле это ложь. Безусловно, к его стыду, они были неискренними. Но они не выходили у него из головы, как он ни старался уснуть. «Здесь останется мое сердце, когда я уеду», «…ее приемные дети – мои дети». Они не были его детьми. Они вообще не могли его интересовать, если не считать естественной заботы о маленьких сиротах, которые были не нужны своим родственникам.А затем он вспомнил слова Сесила Морриса, которые снова и снова настойчиво звучали в его голове, пока наконец Эйдан не встал, оделся без помощи Эндрюса и направился на конюшню, где оседлал лошадь и поскакал навстречу восходящему солнцу.«…скажи мне, Ева, кто заменит Дэви отца, ведь для подростка очень важно иметь отца?»Эйдан представил себе мальчика, худенького и растерянного, угрожающего ему тогда вечером в детской, и молчаливого и равнодушного вчера в карете, «…кто заменит Дэви отца…» «Здесь останется мое сердце, когда я уеду». Это были ее дети. Дети Евы. А Ева была его женой. Каким глупым казалось теперь его решение жениться на ней, увезти в Лондон для заключения брака, привезти обратно домой и оставить ее навсегда. Совсем как небольшой военный маневр: быстро совершить, быстро забыть. Он должен был бы помнить, что он – Бедвин и что Бедвины всегда хранили верность своим женам. Сложилась такая традиция, над которой в молодости подсмеивался и он, и его братья. И Бедвины любили и растили своих детей, хотя слишком уж старательно внушали им понятия о долге и ответственности. Но, насколько было известно Эйдану, ни у одного Бедвина не было приемных детей.– День сегодня хорош, – сказал полковник. – Я подумал, не взять ли мне мальчика порыбачить. – Говоря это, он страшно смутился.– Дэви?– Я подумал, может быть, взять. После нашей свадьбы я заверил его, что он будет в безопасности, что и ему следует стать защитником сестры и других женщин в этом доме. Когда пришла беда, конечно, он не смог никого защитить, даже себя. Я должен был понимать, что он еще ребенок и взрослые должны уделять ему много внимания и всячески защищать его, пока он не подрастет и сможет делать это сам. Сегодня я проведу с ним хотя бы один день.Ева еще больше нахмурилась, и сначала Эйдан подумал, что совершил ошибку, навязывая ей свое общество еще на один день и как бы сомневаясь, что она сумеет воспитать мальчика одна. Но когда Ева заговорила, он убедился, что не правильно ее понял.– Ты добрый, – тихо сказала она. – Иногда я в этом сомневаюсь. Ты заставляешь меня сомневаться. До вчерашнего дня я даже не подозревала, что прячете вы с герцогом Бьюкаслом под своими непроницаемыми масками. Но ты и правда добрый.– Только потому, что я всего лишь решил порыбачить с парнем?Маска? Да нет у него никакой маски. А у Вулфа? Да, у него есть, и Ева оказалась достаточно проницательной, чтобы это разглядеть. Но у пего самого, конечно, нет никакой маски.– Ты многого не знаешь о мужчинах, Ева, если думаешь, что с моей стороны такая уж большая жертва остаться, чтобы приятно провести день.– Отец Дэви был лавочником, – сказала она. – Не очень преуспевающим. И все же лорд Бедвин не считает жертвой провести еще один день своего отпуска на рыбалке с сыном лавочника?– День очень хорош, – коротко ответил он. – Тебе тоже стоило бы пойти и взять с собой девочку. Думаю, не надо разделять их сегодня, тем более что я для них почти чужой. Мы возьмем двуколку изахватим корзину с провизией для пикника.Склонив голову набок, Ева смотрела на него лучистыми сияющими глазами.– Пойди прикажи няне одеть детей, – все еще смущенно попросил он Еву, – и предупреди мисс Раис, что уроков сегодня не будет. Затем ты можешь распорядиться насчет провизии. А я пойду за коляской.Ева улыбнулась ему, а затем, подобрав юбки, легко взбежала по ступеням в дом. Неожиданно он почувствовал, как легко стало у него на сердце – как у школьника, сбежавшего с уроков. Эйдан уже не помнил, когда в последний раз он посвящал целый день своим увлечениям. Разве не удовольствие провести день с двумя маленькими детьми, потомством лавочника, как Ева только что ему напомнила? Учить мальчика ловить рыбу? Устроить с ними пикник? И с Евой?Он вдруг подумал, остался ли бы он здесь, если б не было детей. Не сидел ли бы сейчас в карете с Вулфом, спокойно обсуждая политические вопросы или что-то подобное? Или он нашел бы другой предлог чтобы остаться? Эйдан не стал искать ответа на эти вопросы. Вместо этого он направился на конюшню.«Здесь останется мое сердце, когда я уеду». * * * После двух недель отсутствия Еве предстояло уладить множество неотложных дел. Она всегда относилась очень серьезно к своим обязанностям хозяйки имения. Так же она относилась и к своим общественным делам: навещала соседей, принимала их у себя, посещала больных. Но она решила, что не стоит обвинять себя в том, что она хочет один день посвятит себе. Ведь она это делает не только ради себя, не так ли? А ради детей. Своих детей. За последние недели она убедилась в том, что самое важное в ее жизни – отдавать свое время, внимание и любовь детям.Они нашли тихое место у излучины реки, поодаль от дома и от деревни. Там, под синим небом, на освещенной солнцем, заросшей травой и пестрыми луговыми цветами поляне, они оставили корзину с провизией и отправились ловить рыбу. В дальнем конце поляны паслась выпряженная лошадь.Некоторое время они ловили рыбу, Эйдан – с Дэви, Ева – с Бекки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36