А что заставило тебя поверить, что ребенок – твой?
Она чувствовала, как тело его напряглось, и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. По ним невозможно было ничего прочесть.
– Мои родители погибли, когда мне было десять лет. Их жизни унесла сошедшая с гор снежная лавина.
– Это я знаю. – Это было единственным, что она знала о его родителях.
– Мой отец поехал на лыжную базу, чтобы вернуть мать, которая развлекалась там со своим очередным любовником.
– Очередным любовником?
Димитрий коротко кивнул головой.
– Она влюблялась с пугающей регулярностью.
Рука Александры легла ему на грудь, прямо на сердце, и стала ласково поглаживать, успокаивая.
– Димитрий…
Он нахмурился, словно ее сочувствие его унижало или делало слабее.
– Она изменяла отцу и раньше. У него были большие сомнения в том, что Спирос был его ребенком и мог по праву называть себя Петронидисом по крови. Как рассказывал мне дед, отец настоял на проведении медицинского исследования крови. Но не потому, что не любил младшего сына, просто хотел пресечь сплетни. Я уверен, что, окажись результаты отрицательными, он бы заплатил врачам, чтобы они их сфальсифицировали. Но этого делать не пришлось.
– Если мать была столь ветреной женщиной, почему отец с ней не развелся? – Александра никак не могла поверить, что гордый отпрыск семейства Петронидисов мог терпеть бесконечные измены жены.
Димитрий помрачнел еще больше.
– Он был от нее без ума. И называл свое чувство любовью. Их супружество было зыбким, воссоединения после расставаний драматичными. И в конце концов ее непостоянство в любви и его болезненная одержимость одной-единственной женщиной свели в могилу обоих.
– И ты, помня историю своих родителей, думал, что у меня есть еще один любовник, помимо тебя?
Напряжение, в котором находился Димитрий, было очевидным, оно буквально ощущалось в воздухе.
– Мне стыдно, но это именно так. Однако ты спрашивала, почему я все же поверил тебе.
– Поведение твоей матери все объясняет. У тебя были веские основания не доверять женщинам вообще. Но что заставило тебя изменить свое мнение?
– Я понял, что ты на нее не похожа.
– Да, я на нее не похожа, – повторила она на всякий случай для закрепления. – Когда ты это понял?
– Когда вернулся в нашу парижскую квартиру и увидел тест на беременность на кипе твоего белья. Ты специально оставила его там, где мы занимались любовью, потому что связывала с этим свою беременность.
Он понял, как работало ее сознание в тот день. Он распутал ход ее мыслей и прочитал ее послание.
– Это заставило тебя вспомнить те прекрасные минуты, которые мы провели вместе? – На это и было рассчитано ее послание.
– Да. Я понял, что, кроме меня, у тебя никого нет.
В Афинах они провели ровно неделю. Это было отдыхом, на котором настоял Димитрий, и одновременно свадебным путешествием перед поездкой к нему домой и знакомством с его дедом. Незабываемые семь дней, посвященные в основном осмотру достопримечательностей и занятиям любовью, причем второму отводилось гораздо больше времени.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Теополис Петронидис не выглядел на свои годы, а было ему семьдесят один. И тем более не походил на человека, который несколько месяцев назад перенес сложнейшую операцию на сердце. И даже опираясь на трость, он ничуть не горбился, а смотрелся величаво и властно, возвышаясь неприступной скалой посреди просторной, обставленной в средиземноморском стиле комнаты. Обезоруживающий взгляд его черных глаз, смотрящих из-под густых седых бровей, впивался в невестку.
– Стало быть, это и есть моя новоиспеченная внучка? Подойди поближе, детка, и поприветствуй своего деда.
Александра сделала шаг ему навстречу с напускной смелостью, зная наперед, что малейшее проявление страха и трепета приведет к полной потере уважения со стороны старейшины рода Петронидисов. Она положила руки на плечи пожилому человеку и подняла голову вверх, чтобы традиционными поцелуями в обе щеки поприветствовать его. Довольно улыбнувшись, дед расцеловал ее в ответ, и только после этого Александра немного отступила назад.
– В действительности она не такая, как на фотографиях, – обратился старик к Димитрию. А затем снова повернулся к Александре. – И в жизни ты мне нравишься больше. Ты более естественная. Нет этих модных кудряшек, и волосы натуральные. Моя София никогда не красила волосы. – Взгляд его бродил по ее лицу. – Глаза карие, красивого природного цвета, не то что кричащие зеленые. Они подходят тебе больше.
Она смущенно улыбнулась.
– Спасибо. По мнению Димитрия, я достигла того уровня уродства, после которого содержать себя, зарабатывая на жизнь манекенщицей, уже невозможно.
Оба мужчины заговорили одновременно, перебивая друг друга:
– Не говорил я…
– Что случилось с моим внуком?
Лицо ее озарилось лукавой улыбкой.
– Если честно, то иногда по утрам я действительно выгляжу не лучше пугала огородного.
Мистер Петронидис-старший насупил брови.
– Никогда не смей говорить беременной женщине, что она страшна как смертный грех, даже если это соответствует действительности и от нее шарахаются козы, не то что люди. В противном случае в один прекрасный день ты будешь вынужден перебраться на ночлег в комнату для гостей, а бурному потоку женских слез, способному потопить в своих водах рыбацкий баркас, не будет конца.
– Этой житейской мудрости научила тебя бабуля? – спросил внук.
– Кто же еще? – Старик громко стукнул тростью о пол. – Она обычно интересовалась моим мнением и часто спрашивала, не слишком ли ее разнесло от беременности. Размеров она была необхватных, как круглый бочонок, с трудом ходила. Твой отец при рождении весил десять фунтов. Она чуть не умерла во время родов. После этого я категорически возражал против детей. – Воспоминания о тревогах за жизнь жены омрачили на мгновение его глаза. – Я всегда утвердительно отвечал на ее вопросы. Говорил, что она растолстела. И вот однажды за ужином она просто швырнула в меня тарелкой с едой, за которой последовали и столовые приборы. Я стал извиняться, но было поздно – мусака уже растекалась по моим волосам.
Александра рассмеялась.
– И спать вам после этого пришлось в гостиной?
Он усмехнулся и лукаво подмигнул.
– Она закрыла дверь спальни на ключ.
Вспомнив сцену с запиранием входных дверей и последовавшее эротическое примирение, Александра разулыбалась. Неудивительно, что мистер Петронидис вынужден был научить внука мастерству взламывания замков. От этой мысли ее разобрал безудержный хохот.
– Так такое в вашей жизни уже случалось? – догадливо спросил дед.
Димитрий ничего не сказал в ответ, а молча взял Александру за руку и властно усадил в кресло.
– Своим смехом ты перекрываешь доступ кислорода ребенку, – упрекнул он супругу, глядя на нее с улыбкой.
Мистер Петронидис сел напротив нее, лицо его сморщилось в усмешке.
– Мне не повезло в жизни. У меня не было смышленого деда, который научил бы меня, как взламывать дверные замки. Я пригрозил вышибить дверь. Жена расплакалась так громко, что я слышал ее всхлипывания из-за толстой, капитальной перегородки. – Глаза его стали огромными и почти круглыми. – Мне пришлось забраться в спальню через окно и покорить ее своей изобретательностью. Примирение прошло как нельзя лучше.
Димитрий сел на широкий подлокотник кресла, где сидела Александра, и нежно погладил ее по затылку.
– Спирос и Феба уже в Париже? – спросил он у деда.
– Да. После вашей свадьбы они сначала заехали ко мне, чтобы поделиться впечатлениями и рассказать, какая у меня замечательная внучка.
Александра почувствовала, как к щекам приливает кровь.
– Я рада, что у них сложилось такое приятное мнение обо мне. Не скрою, меня тревожило, что я могу им не понравиться. Но, как и вы, они были ко мне благосклонны.
Мистер Петронидис ожесточенно замахал руками в экспансивной, присущей всем южанам манере.
– Все сложилось на редкость удачно. Наконец-то оба моих внука женились, приведя в дом по невестке, и не за горами появление на свет правнука. Мне остается только возблагодарить Господа за ниспосланные моей семье дары.
Искренность его слов не могла не тронуть сердце Александры. В порыве чувств она вскочила с кресла и снова бросилась к деду, чтобы расцеловать его.
– Спасибо вам. Вы так добры.
Он категорично замахал руками, но явно был тронут.
– Отведи ее наверх, Димитрий. Беременным женщинам предписан продолжительный отдых.
Александра снова разразилась хохотом, поскольку услышала замечание, произносимое Димитрием ежедневно, с тех пор как он снова вернулся в ее жизнь. После этих слов они оба дружно шли в спальню, забывая о важности и обязательности медицинских предписаний.
Димитрий неодобрительно покачал головой, помог ей подняться с кресла и, нежно прижимая к груди, взял на руки.
– Пойдем, дорогая, тебе действительно надо поспать.
Громкий смех чуть было снова не вырвался из ее груди.
– На руках ты вряд ли внесешь меня на лестницу. Я уже слишком тяжела.
Глаза Димитрия озорно заблестели.
– Никто не сможет упрекнуть меня в том, что я первым назвал тебя толстой. Я хорошо усваиваю уроки деда.
И она сдалась. Димитрий внес ее в спальню, которая показалась ей такой огромной, что даже длинная и широкая сверх меры кровать, стоявшая посередине, смотрелась крошечной. Одна стена полностью состояла из серии раздвижных стеклянных дверей, откуда отлично просматривалось хрустально-голубое, сверкающее в лучах солнца море, которое и приковало удивленный взгляд Александры.
– Просто дух захватывает!
Она медленно, в довольно вызывающей манере сползла с его рук и, отвернув восторженное лицо от изумительного морского пейзажа, представшего ее глазам, посмотрела на мужа, улыбаясь.
– Так ты сказал, что мне пора спать?
– Сначала мы должны проверить, насколько высока степень усталости, – уверенным голосом произнес Димитрий, начиная раздевать супругу.
Ее любопытный взгляд блуждал по комнате, пока знакомая испанская статуэтка, стоявшая на старинном комоде, не привлекла ее внимания. Это было скульптурное изображение молоденькой девушки, отдыхающей в саду. Димитрий говорил когда-то, что она напомнила ему Александру. В последний раз она видела ее аккуратно обернутой в упаковочную бумагу в гостиной их парижской квартиры.
Она только сейчас поняла важность появления этой статуэтки здесь, в Греции. А спустя несколько мгновений профессионально оказанная Димитрием помощь в освобождении от одежды достигла цели и практически лишила ее разума, уводя в мир наслаждения.
Александра выдвинула еще один ящик старинного комода в поисках своих вещей. До сих пор ей не везло. Первый ящик был доверху забит носками мужа, второй – его широкими шелковыми трусами, третий – белыми хлопчатобумажными футболками, которые он любил надевать под свитер или носил в комплекте с джинсами, если не собирался выходить из дому. Один за другим она закрыла все осмотренные ящики и выдвинула последний.
Он открылся лишь на несколько дюймов, когда сильные руки мужа легли ей на плечи и властно подняли на ноги.
– Дорогая, чем ты здесь занимаешься? Тебе не следует так низко наклоняться и вытаскивать тяжелые ящики.
– Я только искала свои вещи, но найти удалось твои. – Она разочарованно взглянула на содержимое очередного, узкой щелью открывшегося ящика, снова забитого бельем супруга. – Так где мои вещи? – проговорила она, упираясь лицом в его обнаженную грудь.
Он развернул ее к двери, ведущей в смежную со спальней ванную, рядом с которой находился встроенный платяной шкаф.
– Там.
Она подошла к нему и, распахнув дверцы, обнаружила за ними огромный гардероб, три стенки которого были увешаны всевозможными нарядами. Соседство деловых костюмов Димитрия с ее объемными платьями, специально предназначенными для периода беременности, придавало ощущение семейной идиллии и заставило ее улыбнуться. Она протянула руку к вешалке, чтобы снять одно из платьев, как вдруг заметила, что среди обилия нарядов висят и те, которые она упаковала для отправки Димитрию из их парижской квартиры.
– Ты сохранил все мои платья, – глуповато заметила она.
– Конечно, я был уверен в том, что ты когда-нибудь вернешься и они тебе снова потребуются, – произнес Димитрий, стоя у дверей. – Только по прошествии нескольких месяцев. Сейчас же тебе понадобятся наряды размером побольше.
Она повернулась к нему лицом и озорно улыбнулась.
– Так ты все же утверждаешь, что я толстая?
Он мастерски изобразил испуг:
– Боже упаси! Но послушай, – добавил он, – если я буду все время стоять рядом с тобой, то к ужину с дедом мы, безусловно, опоздаем.
Где-то посередине ужина Димитрия позвали к телефону. Это был международный звонок.
Мистер Петронидис-старший подмигнул ей, подбадривая:
– Бизнес мешает личной жизни?
Она дернула плечиками.
– После длительного пребывания в Нью-Йорке и нашего недельного свадебного путешествия работы у него накопилось хоть отбавляй.
– Истинная правда. – Дедушка посмотрел на нее, вскинув густые брови. – Расскажи мне о своей семье.
И она начала рассказ о Мэделейн и Хантере, о своей матери, о том, как благородно поступил Димитрий, выкупив веками принадлежавшее семье Дюпре поместье.
Мистер Петронидис только махнул в ответ рукой, словно выбросил что-то ненужное.
– Это ничего ему не стоило. Твоя мать стала для Димитрия полноправным членом нашей семьи. И заботиться о ней и ее благополучии – его первостепенная обязанность.
Александра тревожно покусывала губу.
– Я вышла замуж за вашего внука не для того, чтобы переложить на его плечи свою ответственность перед матерью.
Пожилой человек смеялся долго, громко и от всей души.
– Конечно, нет, глупышка. Если бы ты хотела получить от моего внука только деньги, ты никогда бы не покинула Париж.
Улыбка осветила лицо Александры, которая почувствовала некоторое облегчение, услышав эти слова.
– Вы правы. Мне всегда был нужен только он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15