– Хм? – спросил Варни.
– Сюрприз! – улыбнулся, выступая в круг света, мистер Круп.
Варни сделал шаг назад – большая ошибка. У его виска возник нож, острие очутилось совсем рядом с глазом.
– Дальнейшие движения не рекомендованы, – любезно сказал мистер Круп. – У мистера Вандермара может приключиться несчастный случай с его любимой булавкой для насаживания головастиков. Большинство несчастных случаев происходит дома. Разве не так, мистер Вандермар?
– Не доверяю я статистике, – произнес безжизненный голос мистера Вандермара. Из-за спины Варни высунулась рука в перчатке и, раздавив меч, уронила покореженную железяку на пол.
– Как поживаете, Варни? – спросил мистер Круп. – Надеюсь, в добром здравии? Да? В отличной форме? Причепурились, настрополились и намылились идти на сегодняшнюю Ярмарку? Вам известно, кто мы?
Варни изобразил подобие кивка, которое не требовало ни малейшего движения мускулов. Он знал, кто такие господа Круп и Вандермар. Его глаза обшаривали стены. Ага, вот он, моргенштерн: деревянный, утыканный гвоздями шар на цепи в дальнем углу его берлоги…
– Поговаривают, одна юная леди сегодня вечером будет устраивать пробу кандидатам в телохранители. Вам не приходило в голову предложить на это место себя? – Мистер Круп поковырял в зубах. – Произносите внятно.
Варни мысленно схватил моргенштерн. Это был его Особый Трюк. Так, теперь осторожно… медленно… Заставив моргенштерн слезть с крюка на стене, потянул его вверх к своду туннеля…
А губами произнес:
– Варни – лучший головорез и телохранитель Подмирья. Говорят, я лучший со времен Охотника.
Мысленно Варни задвинул моргенштерн в тени над головой мистера Крупа и чуть сзади.
Сначала он размозжит череп Крупу, а потом возьмется за Вандермара…
Моргенштерн нырнул к голове мистера Крупа, Варни бросился ничком на пол, подальше от острия ножа у своего глаза. Мистер Круп даже взгляда не поднял. Даже не повернулся. Он просто подвинул голову – непристойно быстро, – и, пролетев мимо, моргенштерн обрушился на пол, выщербив куски кирпича и бетона. Мистер Вандермар поднял Варни одной рукой.
– Увечим? – спросил он своего партнера.
Мистер Круп покачал головой: пока нет, и, обращаясь к Варни, сказал:
– Неплохо. Итак, «лучший головорез и телохранитель», мы хотим, чтобы сегодня вы отправились на Ярмарку. Мы хотим, чтобы вы сделали все, что потребуется, дабы стать личным телохранителем означенной молодой особы. Потом, когда вы получите этот пост, кое-что вы должны запомнить намертво. Вы можете охранять ее от остального мира, но когда она нам понадобится, мы ее заберем. Понятно?
Варни провел языком по обломкам зубов.
– Вы меня подкупаете? – спросил он.
Мистер Вандермар подобрал с пола моргенштерн и свободной рукой стал разрывать цепь – звено за звеном, а оторванные куски смятого металла бросать на пол. «Звяк».
– Нет, – ответил мистер Вандермар. «Звяк». – Мы вас запугиваем. – «Звяк». – И если вы не сделаете, как просит вас мистер Круп, мы… – «звяк», – очень сильно больно… – «звяк», – вас покалечим прежде, – «звяк», – чем убить, – «звяк», – еще больнее.
– А, – протянул Варни. – Выходит, я работаю на вас, так?
– Да, вы работаете на нас, – сказал мистер Круп. – Боюсь, искупающих черт характера у нас нет.
– Меня это не смущает.
– Прекрасно, – отозвался мистер Круп. – Добро пожаловать в команду.

Это было довольно громоздкое, но элегантное устройство, сконструированное из полированного ореха и дуба, стекла и латуни, зеркал и инкрустации слоновой костью, из кварцевых призм и латунных шестеренок, из пружин и рычажков. Раскрывшись, шар стал больше широкоформатного телевизора, хотя по диагонали экранчик был всего шесть дюймов. Выпуклая линза перед ним увеличивала изображение. Из бока выступала большая металлическая труба, как у антикварного граммофона. Все в целом напоминало телевизор и видеомагнитофон в одном – если бы его изобрел и построил триста лет назад сэр Исаак Ньютон. Собственно говоря, так оно и было.
– Смотри, – сказала д'Верь.
Она поставила деревянный шар на специальную подставку возле стола. Луч света из внутренностей машины ударил в шар, от чего он начал сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее вращаться.
Яркими красками загорелся экранчик, в котором возникло аристократичное лицо. С запозданием в полсекунды из трубы затрещало, и с полуфразы включился звук:
– …что два города так близки и одновременно во всех прочих отношениях неизмеримо далеки друг от друга: наверху – владеющие собственностью, внизу – мы, собственности лишенные, мы, обитающие меж мирами, провалившиеся в щели.
Побледнев как полотно, д'Верь не отрывала глаз от экрана, ее лицо было непроницаемо.
– …все же я упорствую в своем мнении, что нас, обитателей Подмирья, умаляет не Надмир, а наша собственная мелочная тяга к обособлению. Система бароний и фьефов вызывает распри и рознь, а потому неразумна.
Лорд Портико был одет в потертую домашнюю куртку и ермолку. Его голос доносился словно из глубины веков, как будто он говорил сквозь столетия, а не всего несколько дней или неделю назад. Он кашлянул, прочищая горло.
– И в своих убеждениях я не одинок. С другой стороны, есть такие, кто желает сохранить существующее положение вещей. Но есть и другие, кто жаждет его ухудшения. Есть такие…
– А промотать вперед нельзя? – спросил маркиз. – Найти последнюю запись?
Кивнув, д'Верь тронула рычажок из слоновой кости в боку устройства, изображение пошло полосами, распалось, сложилось снова.
Теперь на Портико было длинное пальто, ермолка исчезла. На виске кровоточила рана. Он уже сидел не откинувшись на спинку кресла, а на самом краешке, и говорил не размеренно, а тихой скороговоркой:
– Не знаю, кто это увидит, не знаю, кто это найдет. Но кто бы вы ни были, пожалуйста, отдайте это моей дочери леди д'Вери, если она еще жива…
Изображение и звук сотряс порыв статики.
– Д'Верь? Плохи дела, девочка. Не знаю, сколько у меня еще времени, пока они не найдут эту комнату. Думаю, моя бедная Порталия и твои сестра и брат мертвы.
Изображение и звук начали распадаться. Маркиз бросил взгляд на д'Верь.
Лицо у нее было мокрым: наворачиваясь на глаза, слезы, поблескивая, катились по щекам. Она как будто не замечала, что плачет, не пыталась их утереть – просто смотрела на изображение отца, слушала его голос.
Треск. Наплыв. Треск.
– Слушай меня внимательно, девочка, – сказал ее покойный отец. – Иди к Ислингтону… На Ислингтона можно положиться… Ты должна мне поверить… Ислингтон…
Изображение пошло рябью. Со лба и виска на глаза ему капала кровь, он отер ее тыльной стороной ладони.
– Отомсти за нас, д'Верь. Отомсти за свою семью. Через граммофонную трубу донеслись грохот и треск.
Лорд Портико отвернулся, чтобы посмотреть куда-то за экран, в его лице читались недоумение и страх.
– Что?
Он вышел за кадр. С мгновение изображение оставалось неизменным: письменный стол, за ним – белая стена. Потом на стену плеснула струя яркой крови. Щелчком опустив рычаг, д'Верь погасила экран и отвернулась.
– Вот возьми. – Маркиз де Карабас протянул ей носовой платок.
– Спасибо. – Вытерев слезы, она громко высморкалась. Уставилась перед собой невидящим взглядом. – Ислингтон, – сказала она наконец.
– Я никогда не вел дел с Ислингтоном, – сказал маркиз.
– Я думала, он всего лишь легенда, – пробормотала она.
– Отнюдь. – Протянув мимо нее руку, он взял с письменного стола золотые карманные часы, большим пальцем откинул крышку. – Отличная работа, – заметил он.
Д'Верь кивнула.
– Отец их очень любил.
Щелкнув крышкой, он их закрыл.
– Пора отправляться на Ярмарку. Она уже скоро начнется. Мистер Время не на нашей стороне.
Она высморкалась еще раз, поглубже засунула руки в карманы кожаной куртки. Потом вдруг повернулась к маркизу: личико эльфа нахмурено, многоцветные глаза блестят.
– Ты правда думаешь, что мы сможем найти телохранителя, который сумеет выстоять против Крупа и Вандермара?
Маркиз усмехнулся, показав белые зубы.
– Со времен Охотника не было никого, у кого был хотя бы один шанс из ста. Нет, меня устроит такой, который мог бы дать тебе достаточно времени, чтобы сбежать.
Закрепив замок цепочки на петельке жилета, он опустил часы в карман.
– Что ты делаешь? – возмутилась д'Верь. – Это часы моего отца.
– Но он же ими больше не пользуется, правда? – Он поправил золотую цепочку. – Ну вот. По-моему, смотрится элегантно.
Он глядел, как на ее лице мелькают, сменяясь, разные чувства: горе, гнев, покорность судьбе.
– Нам пора идти, – сказала она.

– До Черномоста теперь уже недалеко, – объяснила Анастезия.
Ричарду так хотелось ей поверить. Догорала третья свеча. Стены мерцали и сочились влагой, туннели как будто тянулись вечно. Больше всего Ричарда изумляло, что они все еще под Лондоном: ведь казалось, они прошли полпути если не до края земли, то до мыса Лэнд-Энд [9].
– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – продолжала она. – Я никогда раньше не ходила через мост.
– А мне казалось, ты говорила, что уже бывала на этой вашей Ярмарке? – удивленно переспросил он.
– Это же Передвижная Ярмарка, дурачок. Я ведь тебе говорила. Она передвигается. Всякий раз ее устраивают в другом месте. Та, на которой я была в прошлый раз, проходила в большой башне с часами. Биг-что-то-там… А потом была еще одна в…
– Биг-Бен?
– Наверное. Мы были внутри, а вокруг нас крутились громадные колеса, тогда я и приобрела вот это…
Она приподняла ожерелье. Свет свечи отразился от блестящего кварца, мигнул желтым, точно солнечный зайчик. Анастезия улыбнулась с гордостью ребенка.
– Нравится? – спросила она.
– Просто чудесное. Дорого обошлось?
– Выменяла кое на что. У нас так заведено. Мы меняемся.
Тут они свернули за угол, и перед ними предстал мост. На первый взгляд, это вполне мог быть какой-нибудь мост над Темзой пятьсот лет назад, подумал Ричард. Огромный каменный мост, который пролег над пропастью и уходил в ночь. Только вот над ним не было неба, а под ним – воды. Он поднимался во тьму. Ричард спросил себя, кто его построил и когда это было. Он спросил себя, как нечто подобное вообще может существовать под центром Лондона так, чтобы никто про него не знал. А еще у него вдруг засосало под ложечкой: он сообразил, что бесконечно, жалко боится самого моста.
– А нам обязательно через него идти? – спросил он. – Нельзя попасть на Ярмарку каким-нибудь другим путем?
Они остановились у начала моста. Анастезия покачала головой.
– Мы можем попасть в то место, где она должна быть. Но Ярмарки там не будет.
– Как так? Чушь какая-то! Я хочу сказать, нечто или есть, или его нет. Ведь так?
Но в ответ она только снова покачала головой. Позади них раздалось и стало нарастать гудение голосов.
Кто-то сбил Ричарда с ног. Он поднял глаза. Сверху вниз на него бесстрастно воззрился покрытый грубыми татуировками здоровяк в самодельной одежде из резины и кожи, которые словно вырезали из салонов десятка автомобилей. За ним сгрудилась еще дюжина фигур. Мужчины и женщины выглядели так, будто собрались на костюмированную вечеринку, куда пускают в самых дешевых нарядах из агентства проката.
– Кое-кто, – просипел Варни, у которого было не слишком хорошее настроение, – стал у меня на пути. Кое-кому следует смотреть, куда он идет.
Однажды, еще школьником, Ричард, возвращаясь домой, увидел крысу: столкнулся с ней нос к носу в канаве у обочины. Заметив Ричарда, крыса стала на задние лапы, зашипела и прыгнула прямо на него, чем повергла его в невыразимый ужас. Он отступил, удивляясь, как такой маленький зверек готов драться с кем-то настолько больше себя.
Между Ричардом и Варни заступила Анастезия. Уставилась гневно на здоровяка и зашипела, точь-в-точь рассерженная крыса. Варни подался назад. Не зная, куда девать глаза, он плюнул Ричарду на кроссовки. Потом отвернулся и во главе своей ватаги ушел по мосту в темноту.
– Ты цел? – спросила Анастезия, помогая Ричарду подняться.
– Все в порядке, – ответил он. – А ты очень храбрая. Она застенчиво опустила взгляд.
– Не слишком-то, – сказала она. – Я все равно боюсь моста. Даже те громилы его испугались. Вот почему они сбились в кучу. Вместе безопаснее. А ведь это дюжие задиры!
– Если вы собираетесь пересечь мост, я пойду с вами, – произнес из темноты женский голос, густой, как сливки, и сладкий, как мед.
Ни тогда, ни потом Ричард не сумел разобрать по выговору, откуда она родом. В тот момент он решил, что она, наверное, канадка или американка. Позднее думал, что, быть может, африканка, или австралийка, или даже индианка. Он так и не распознал.
Это была высокая женщина с длинными рыжевато-русыми волосами и кожей цвета темной карамели. Одета она была в крапчатую серую с коричневым кожу. На плече висела видавшая виды кожаная дорожная сума. В руке у нее был посох, на поясе – нож, а к запястью прикреплен на ремне электрический фонарик. Без сомнения, это была самая красивая женщина, какую когда-либо видел Ричард.
– Вместе безопаснее. Добро пожаловать, присоединяйтесь, – сказал он после минутной заминки. – Меня зовут Ричард Мейхью. А это Анастезия. Из нас двоих именно она знает, что делает.
Крысословка приосанилась.
Незнакомка в коже смерила его изучающим взглядом.
– Ты из Над-Лондона, – заключила она.
– Да. – Сколь бы потерянным он ни чувствовал себя в этом странном подземном мире, но хотя бы понемногу учился играть по его правилам. Его разум точно отключился, и он даже не пытался определить, где и почему оказался, мог лишь следовать правилам, их узнавая.
– Путешествуешь с крысословкой. Подумать только!
– Я его провожатая, – ринулась в бой Анастезия. – А ты кто? Кому на верность присягала?
Незнакомка улыбнулась.
– Я ни одному человеку верностью не обязана, крысо-девочка. Кому-нибудь из вас доводилось переходить Черномост?
Анастезия покачала головой.
– М-да. То еще удовольствие. Они направились к мосту.
– Возьми. – Анастезия протянула Ричарду фонарь.
– Спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42