Ты знаешь, где мне найти д'Верь?
– Крыска?! – не веря своим ушам, то ли пискнула, то ли судорожно сглотнула девушка. К ее лохмотьям была приколота большая, в потеках влаги, красная кнопка, которые обычно налепляют на поздравительные открытки ко дню рождения. Желтыми буквами на ней было написано: «Мне 11».
Лорд Крысослов предостерегающе замахнулся на Ричарда стеклянным кинжалом.
– Нельзя напрямую обращаться к мастеру Длиннохвосту, только через меня, – рявкнул он.
Крыса повелительно запищала. Лорд Крысослов нахмурился.
– Его? – переспросил он, пренебрежительно глянув на Ричарда. – Но у меня ни души свободной нет. Может, будет лучше, если я просто перережу ему глотку и отправлю к Клоачному народцу…
Решительно что-то проверещав, крыса соскочила с ладони Крысослова на землю и исчезла в одной из дыр, которыми были испещрены стены у пола.
Лорд Крысослов встал.
На него устремились сотни глаз. Повернувшись лицом к залу, он оглядел своих сгрудившихся у чадящих костров подданных.
– Ну, что уставились? – рявкнул он. – Кто вертела будет вертеть, а? Хотите, чтобы жратва сгорела? Не на что тут смотреть. А ну по местам!
Ричард несколько нервозно встал. Левая нога у него затекла, и, чувствуя безжалостное покалывание тысяч иголок и булавок, он принялся ее растирать. Лорд Крысослов тем временем уставился на Илиастра.
– Его надо отвести на Ярмарку. Приказ мастера Длиннохвоста.
Покачав головой, Илиастр сплюнул.
– Уж я-то точно его не поведу, – сказал он. – Да одна дорога туда стоит больше, чем моя жизнь. Вы, крысословы, всегда хорошо со мной обращались, но вернуться туда я не могу. Тебе самому это известно.
Кивнув, лорд Крысослов убрал кинжал, а потом улыбнулся Ричарду, показывая желтые гнилые зубы.
– Ты сам не знаешь, как тебе только что повезло, – сказал он.
– Нет знаю, – отозвался Ричард. – Правда знаю.
– Не знаешь, – повторил вожак. – Правду сказать, не знаешь. – Потом удивленно покачал головой и пробормотал себе под нос: – «Крыска»!
Взяв Илиастра за локоть, лорд Крысослов отвел его подальше, чтобы Ричард не мог подслушать, о чем они заговорили, время от времени бросая быстрые взгляды на Ричарда.
Худышка заталкивала в рот один из Ричардовых бананов. Ричарду подумалось, что он еще никогда не видел, чтобы банан ели настолько эротично.
– Знаешь, а ведь это мой завтрак, – сказал он. Вид у нее стал виноватый.
– Меня зовут Ричард. А тебя?
Девушка, которая, как сообразил Ричард, успела съесть почти все фрукты из его сумки, поглядела на него сконфуженно, потом улыбнулась и произнесла что-то, прозвучавшее как Анастезия.
– Мне есть хотелось.
– Мне тоже, – парировал он.
Она перевела взгляд на костры у дальней стены, потом на Ричарда и снова улыбнулась.
– Кошек любишь?
– Да, – ответил Ричард. – Даже очень.
– Ножку будешь? Или грудку? – с облегчением спросила она.

Девушка по имени д'Верь свернула в тупичок, маркиз де Карабас следовал за ней по пятам. В Лондоне сотни похожих на этот тупичков, проходных дворов и проулков, крохотных наростов прошлого, триста лет хранящих свою неизменность. Даже запах мочи здесь был точно таким же, как во времена лорда Пеписа [6].
До рассвета оставался еще целый час, но небо начинало светлеть, принимало окостенелый, свинцовый оттенок.
Дверь была наспех забита досками, оклеенными афишами в потеках воды, трубящими про выступления забытых групп и сейшны в давно закрытых барах. Здесь они остановились. На маркиза, который внимательно ее оглядел – все до последнего гвоздя, доски и афиши, – дверь как будто не произвела особого впечатления, впрочем, невозмутимость была его обычным состоянием.
– Так это и есть вход? – спросил он. Она кивнула:
– Один из.
Маркиз сложил руки на груди.
– Ну? Говори «сезам, откройся» или что ты там еще делаешь?
– Я не хочу этого делать. Даже не уверена, что мы делаем то, что нужно,
– Ладно. – Он развел руками. – Тогда до скорого. Повернувшись на каблуках, он уже собрался уйти тем путем, которым они пришли. Д'Верь схватила его за рукав.
– И ты меня бросишь? Просто уйдешь? Он невесело усмехнулся:
– Разумеется. Я очень занятой человек. Дела посмотреть. Людей делать.
– Послушай, подожди. – Отпустив его рукав, она прикусила нижнюю губу. – В последний раз, когда я тут была… – Ее голос замер.
– В последний раз, когда ты тут была, ты нашла трупы своих родных. Вот и все. Тебе больше не нужно ничего объяснять. Если мы внутрь не пойдем, наше сотрудничество на том заканчивается.
В предрассветных сумерках ее лукавое лицо казалось смертельно бледным.
– И это все?
– Я мог бы пожелать тебе всяческой удачи в твоей будущей карьере, но сомневаюсь, что ты проживешь достаточно долго, чтобы ею обзавестись.
– А ты тот еще фрукт, знаешь ли. Он промолчал.
Она вернулась на пару шагов к двери.
– Ладно. Пошли. Я тебя проведу.
Приложив левую ладонь к забитой двери, правой она взяла огромную смуглую руку маркиза. Ее тоненькие пальчики переплелись с длинными и крепкими его. Она закрыла глаза.
…что-то зашептало, задрожало, изменилось… …и дверь обернулась темным ничто…

Воспоминание было свежим, ведь прошло всего несколько дней. Д'Верь шла по Дому Без Дверей, крича «Я вернулась!» и «Эй!». Из передней она проскользнула в столовую, оттуда в библиотеку, в гостиную. Никто не отзывался. Нигде никого не было. Она перешла в другую комнату.
Крытый плавательный бассейн викторианских времен был сооружен из мрамора и литого чугуна. Этот заброшенный бассейн уже собирались разобрать, когда отец нашел его в дни своей молодости и вплел в ткань Дома Без Дверей. Возможно, во внешнем мире, в Над-Лондоне, эта комната давно уже разрушена и забыта. Д'Верь понятия не имела, где, собственно, физически находится каждое помещение ее Дома. Дом построил ее дед, собирая по крохам по всему Лондону, но оторвал от реального города, так что, не имея физических дверей, Дом превратился в абстракцию. После к нему добавлял и пристраивал отец.
Она двинулась вдоль старого бассейна, довольная, что вернулась домой, но озадаченная отсутствием родных. А потом посмотрела вниз.
В воде плавало тело, а за ним тянулись два одинаковых кровавых следа: один от горла, другой от паха. Это был ее брат Брод. Его широко раскрытые глаза смотрели в потолок, но ничего не видели.
Она поймала себя на том, что застыла, открыв рот. Потом услышала собственный крик.

– Больно было, – сказал маркиз.
Он с силой потер лоб, повертел головой, точно ему внезапно скрутило шею и теперь нужно расслабить болезненно зажатые мышцы.
– Это от воспоминаний, – объяснила она. – Они отпечатываются и хранятся в стенах.
Маркиз вздернул бровь.
– Могла бы меня предупредить.
Они стояли в просторной белой комнате. По стенам висело множество картин, на каждой изображена иная комната. В этом белом помещении не было дверей, вообще никаких отверстий не было.
– Любопытный дизайн, – одобрил маркиз.
– Это передняя. Отсюда мы можем попасть в любую комнату Дома. Они все связаны.
– А где расположены остальные?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – Вероятно, за много миль отсюда. Они разбросаны по всему Подмирью.
За десяток нетерпеливых шагов маркиз сумел преодолеть белую комнату из конца в конец.
– Поистине замечательно. Дом-ассоциация, каждая комната расположена где-то в ином месте. Какой замысел! Твой дед был прозорливым человеком, д'Верь.
– Я его не застала. – Сглотнув, она продолжала, обращаясь не столько к нему, сколько к себе самой: – Считалось, что тут мы в безопасности. Как кто-то сумел бы нам повредить? Только моя семья умела ходить по Дому.
– Будем надеяться, дневник твоего отца даст нам какие-то зацепки, – сказал маркиз. – С чего начнем искать?
Она пожала плечами.
– Ты уверена, что он вел дневник? – не отступал он. Она кивнула.
– Он уходил к себе в кабинет и блокировал в него вход, пока не закончит диктовать.
– Тогда начнем с кабинета.
– Но я там уже искала. Честное слово. Я там уже искала!!! Когда обмывала тело…
И она зашлась тихими, рваными рыданиями, которые звучали так, будто их тянули из нее клещами.
– Ну же, ну же… – Маркиз де Карабас неуклюже похлопал ее по плечу и для ровного счета добавил: – Ну же.
Он плохо умел утешать.
В многоцветных глазах д'Вери стояли слезы.
– Ты не мог бы… не мог бы просто дать мне минутку? Я сейчас с собой справлюсь.
Кивнув, он отошел в дальний угол комнаты, а когда оглянулся, то увидел, что она все еще стоит посередине: тоненькая фигурка на фоне белой стены, увешанной картинами со множеством комнат; она обнимает себя руками; ее бьет дрожь. Она плачет, как маленькая девочка.

Ричард все еще расстраивался из-за утраты сумки.
Лорд Крысослов остался непреклонен. Он довольно нелюбезно заявил, что крыса – мастер Длиннохвост – решительно ничего про возвращение Ричардовых вещей не говорила. Только что его следует отвести на Ярмарку. А потом велел Анастезии проводить надмирца, и да – это приказ. Поэтому пусть она перестанет ныть и пошевеливается. Ричарду же он сказал, что, если он, лорд Крысослов, еще когда-нибудь его, Ричарда, увидит, его ждут большие неприятности. Он повторил, что Ричард даже не подозревает, насколько ему повезло, и, не обращая внимания на просьбы Ричарда вернуть его вещи – ну хотя бы бумажник, – подвел их двери, которую запер, как только они переступили порог.
В темноте Ричард и Анастезия шли бок о бок.
Она несла импровизированный фонарь, сооруженный из консервной банки, свечи, проволоки и старой стеклянной бутылки с широким горлышком из-под лимонада. Ричард даже удивился, как быстро его глаза привыкли к почти полной темноте. Насколько он мог разобрать, они шли через подземные склепы, хранилища или погреба. Иногда ему казалось, что в дальних углах что-то шевелится, но кто бы это ни был – человек, крыса или нечто совершенно иное, – к тому времени, когда они подходили ближе, оно всегда исчезало. Когда он попытался заговорить об этих тенях с Анастезией, она на него шикнула и велела молчать. Он ощутил щекой холодное дуновение. Без предупреждения крысословка присела на корточки и, поставив на землю «фонарь», дернула и с силой потянула за утопленную в стену металлическую решетку. Решетка отошла так внезапно, что девушка приземлилась на пятую точку. Поспешно встав, она махнула Ричарду, чтобы лез первым. Скорчившись, он протиснулся в отверстие, встал и начал шарить ногой, куда бы ступить дальше. Приблизительно через фут пол кончился, его нога повисла в пустоте.
– Прошу прощения, – прошептал Ричард. – Но там же дыра.
– Прыгать невысоко, – ответила она. – Давай. Ловко повернувшись на узком уступе, она закрыла за ними решетку, Ричарду стало не по себе, что она к нему так близко. Он боязливо продвинулся в темноту, но тут же остановился.
– Держи, – сказала девушка, протягивая ему фонарь, и стала сползать неизвестно куда. – Эй, – позвала она несколько секунд спустя. – Видишь? Ничего страшного? – Ее лицо было всего в нескольких футах от болтающихся ног Ричарда. – Ну? Давай мне фонарь.
Он опустил руку с фонарем, но ей все равно пришлось подпрыгнуть, чтобы до него дотянуться.
– Ну, – позвала шепотом она. – Скорее. Перебросив тело через край, он повисел мгновение на руках, потом разжал пальцы… И приземлился на четвереньки в мягкую, топкую грязь. Руки он вытер о свитер. В нескольких футах впереди Анастезия открывала еще одну дверь. Они прошли, и она снова ее закрыла.
– Теперь можно говорить, – сказала она. – Негромко. Но можно. Если хочешь.
– Э… спасибо, – пробормотал Ричард: слова не шли ему на ум. – Итак, м… Ты крыса, правда?
Она захихикала – как японочка, прикрывая смех ладошкой, – потом, посерьезнев, помотала головой.
– Если б мне так повезло! А жаль. Нет, я крысословка. Мы говорим с крысами.
– Что? Просто болтаете с ними?
– О нет! Мы многое для них делаем. Ведь есть кое-что, чего крысы, знаешь ли, не могут. – Ее тон подразумевал, что без подсказки Ричарду это ни за что не пришло бы в голову. – Я хочу сказать, у них нет больших пальцев, и указательных, и мизинцев тоже. Постой…
Внезапно она вдавила его в стену и зажала рот грязной ладошкой, а потом быстро дунула на фонарь.
Ничего не произошло.
И вдруг он услышал вдалеке голоса. Ричард поежился от холода и темноты. Они ждали, прижавшись к стене.
Мимо, говоря вполголоса, прошли какие-то люди. Когда все звуки смолкли, Анастезия отняла ладошку от рта Ричарда, зажгла свечку, и они пошли дальше.
– Кто это был? – спросил Ричард.
– Какая разница, – пожала она плечами.
– Тогда почему ты решила, что они будут не рады нас видеть?
Она поглядела на него печально, точно мать, старающаяся объяснить дитяте, что да, огонь горячий. Любой огонь горячий. Ты уж мне, пожалуйста, поверь.
– Пошли, – вместо ответа сказала она. – Я знаю короткий путь. Мы можем срезать чуть-чуть через Над-Лондон.
Они поднялись по каким-то ступенькам, и, налегши всем весом, девушка толкнула дверь. Они прошли, и дверь тут же за ними захлопнулась.
Ричард недоуменно огляделся по сторонам. Они стояли на набережной королевы Виктории, на променаде в милю длиной, который викторианцы построили на северном берегу реки, прикрыв систему водостоков и недавно созданную линию метро Дистрикт и заменив им вонючие отмели, последние пять столетий гноящиеся по берегам Темзы. Была все еще – а может быть, уже снова, – ночь. Он не мог с точностью сказать, как долго они бродили в темноте под землей. Луны не было, но в небе буйствовали свеженькие и блестящие осенние звезды. А еще сияла уличная иллюминация: огни на зданиях и мостах казались спустившимися на землю звездами, чьи отражения весело мерцали в ночных водах Темзы. «Сказочная страна», – подумалось Ричарду.
Анастезия задула свечку.
– Ты уверена, что это правильный путь? – спросил Ричард.
– В общем и целом. – Она пожала плечами.
Они подходили к скамейке, и как только он ее завидел, Ричарду она показалась самым желанным предметом на свете.
– Можно нам посидеть? – попросил он. – Всего минутку?
Девушка снова пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42