– Даже трудно поверить: такая изумительная клубника в это время года.
Эди взяла огромную ягоду, оторвала хвостик и сунула в рот, рассмеявшись совсем по-детски, когда брызнувший сок потек у нее по подбородку.
У Клифа захватило дух. Он не мог отвести глаз от Эди. Она была так чертовски хороша. Прядки волос, выбившихся из косы, завивались кольцами вокруг лица, льнули к шее. Свежий осенний воздух разрумянил щеки, клубничный сок выкрасил в алый цвет губы.
– Клиф, ну попробуйте хоть одну. Они такие сладкие.
Он и сам хотел попробовать, еще как хотел. Он хотел слизнуть алые капли у нее на подбородке, а затем подобраться к пунцовым губам и выпить сладкий клубничный сок, оставшийся во рту. Он хотел повторить их совместный опыт. При этой мысли у Клифа ослабли колени, грозили подломиться ноги. Как в полусне, он видел толпившихся вокруг людей, удивленный взгляд продавца. Он знал, что не может, поддавшись порыву, осуществить это свое желание, поэтому сделал хотя бы то, что было возможно. Поднял руку, коснулся пальцем ее подбородка, провел по губам, стирая сладкий ягодный сок, затем сунул палец себе в рот.
– Мм… действительно сладко. – Его рокочущий бас звучал хрипло.
Для Эди время остановилось. Рынок, прилавки, окружавшие ее люди, казалось, постепенно исчезали, а сама она все глубже опускалась в пучину желания. Примитивный эротический символ… его палец медленно обводит контуры ее губ, затем прячется у него во рту. Это всколыхнуло в Эди такие чувства, что на миг она потеряла способность ясно соображать.
– Вам нравится клубника? Вам я уступлю, скощу доллар за корзинку.
Эди тупо смотрела на продавца, точно он обращался к ней на иностранном языке.
– Что?
– Мы берем корзинку, – спокойно сказал Клиф, вытаскивая бумажник из заднего кармана брюк.
К тому времени, как Клиф расплатился за покупку, Эди успела взять себя в руки. Следующие два часа они нюхали дыни, щупали апельсины и осматривали все остальные фрукты и овощи в поисках каких-нибудь изъянов. Выбрали для Розы кабачки. Эди купила большую тыкву, зеленый горошек и пакет молодой картошки. Они со смехом так и сяк перекладывали свои покупки, мечтая о лишних руках или по крайней мере еще об одной, а то и двух продуктовых корзинках.
Клиф с улыбкой умиления смотрел, как Эди охала от восторга над живыми кроликами, остановившись перед клетками с утками, подражала их кряканью и взвизгнула от ужаса, когда продавец рыбы предложил ей попробовать кусочек кальмара. Он был огорчен, когда Эди сказала, что им пора идти домой.
– Я говорил вам, что надо было ехать на машине, – ворчал он, стараясь удержать корзинку с клубникой в одной руке и полдюжины пакетов в другой. – И прежде чем мы двинемся в обратный путь, мне надо подкрепиться. – Клиф указал на ресторанчик на углу площади за рынком.
– Но вы не так уж давно проглотили целую тарелку оладий, – со смехом возразила Эди.
– Да, но даже вьючным мулам дают кусочек сахара или морковку перед долгой дорогой с тяжелым грузом, – вкрадчиво уговаривал ее Клиф, улыбаясь мальчишеской улыбкой.
Эди смягчилась.
– Ладно, ладно.
Ей и самой не хотелось заканчивать их прогулку. Она знала, что, когда они вернутся домой, Клиф уйдет, а ей было слишком хорошо с ним, чтобы стремиться к разлуке. Клиф был сегодня совсем другим, он сражался с тенями, а не укрывался в них. Эди видела, каким бы он стал, если бы сумел изгнать эти тени навсегда. Многообещающая картина.
– Что бы вы хотели? – спросил Клиф, когда они сели за столик в отдельной кабинке ресторанчика.
– Только чашку чая. Я не голодна.
– Вы уверены? А я, пожалуй, попрошу омлет по-мексикански.
Эди нахмурилась, глядя на него, глаза ее потемнели.
– Вам что – жизнь надоела?
– Почему?
Эди, стиснув зубы, посмотрела на него.
– Слепому видно, что у вас язва и вас мучают боли. Недаром вы все время глотаете содовые таблетки. И несмотря на это, вы продолжаете есть всякую дрянь, от которой вам делается только хуже.
– Но мне нравится острая пища.
– А мне нравится гулять по ночам, но у меня хватает благоразумия понять, что ночные прогулки в наших краях опасны. Когда вы наконец поймете, что острая пища пагубна для вас?
– Кстати, насчет опасности ночных прогулок. Почему вы с бабушкой живете в этом районе?
Эди поняла, что Клиф намеренно переводит разговор на другую тему, и одарила его улыбкой сообщника.
– Я думала было забрать бабушку к себе, в квартиру, где я жила в то время, как она заболела, но затем решила сама переехать сюда и взять на себя все обязанности домовладелицы.
– Но почему было не продать дом? Возможно, вы выручили бы приличные деньги. – Клиф испытующе смотрел на нее.
– О, я не могла, – сказала Эди в ужасе от самой этой мысли. – Все наши жильцы немолоды, доход их ограничен. Большинство живет здесь не меньше двадцати лет за ту арендную плату, которую с них спросили в первый год. Вот, к примеру, миссис Кэтрел с третьего этажа. Ей девяносто, и у нее совсем никого нет. А мистер Уильямс с первого – он инвалид, прикован к инвалидному креслу. Куда им деваться? У них просто нет средств куда-нибудь переехать.
К столику подошла официантка, и Эди замолчала.
– Даме чашку чая, а мне два яйца всмятку, тост и стакан молока, – сказал Клиф. Он улыбнулся Эди. – Это вас устраивает?
Она кивнула и, протянув руку через стол, коснулась его руки.
– Несомненно. Я не хочу все время за вас волноваться.
Его глаза потемнели, и он выдернул свою руку.
– Нечего за меня волноваться. То, что случилось в позапрошлую ночь… это вовсе не дает вам права… я не нуждаюсь в вашем участии.
– Мое участие – это мое участие, и я могу проявлять его к кому хочу, – беспечно отозвалась Эди.
Она чувствовала, что теряет его. Видела, как сгущаются вокруг него темные тени, как напрягаются плечи, застывает суровой маской лицо. Ей хотелось – одной ее половине – прижать Клифа к груди, погладить по голове и сказать, что все будет хорошо. Но другая, упрямая, половина хотела глубже проникнуть в его душу, найти источник мрачных теней, которые гнездятся там, и вырвать его с корнем. Эди решила послушаться своего инстинкта.
– Расскажите мне о вашей жене.
Глаза Клифа расширились, тьма поглотила горевший там свет. Он стиснул зубы, уголки рта дрогнули.
– Нечего рассказывать. Она ушла от меня два года назад.
– А сколько лет вы были женаты?
Клиф больше не видел Эди, темные глаза обратились вдаль… в них были ярость… боль… горечь, мириады чувств, сменяющих друг друга.
– Три года. Мы встречались всего три месяца, когда она заговорила о том, что нам надо пожениться. Сперва я не хотел. Я не верил в постоянство. «Счастливое будущее до конца дней» для моих родителей закончилось, когда мне было десять лет: отец ушел от нас. Я не верил, что люди всегда держат слово, не верил в счастливые концы. – Клиф горько рассмеялся и впервые посмотрел на Эди. Глаза его были полны такой муки, что Эди охватила неудержимая дрожь. – Но Кэтрин настаивала, любовь ее не знала преград, и в конце концов она заставила меня поверить, что мы будем счастливы. – Клиф снова рассмеялся – жесткий, резкий смех. – О да, нас ждало счастливое будущее – счастья хватило на целых три года. А затем она бросила меня. И забрала с собой мою жизнь.
Клиф был разъярен, но не мог сказать определенно, кто вызвал его ярость. Самой легкой мишенью была сидевшая напротив него Эди. Глаза ее были расширены от боли – его боли. Но нет, он злился не на нее. Конечно, его взбесило, что Эди сунула нос в его жизнь, разбередила старую рану, но главное – он негодовал на судьбу. Как скупец, позволяющий кинуть лишь беглый взгляд на свое золото, а затем захлопывающий дверцу сейфа, судьба дала ему лишь мимоходом взглянуть на счастье и тут же вырвала его из рук. Кэтрин показала ему, что такое любить и быть любимым, а затем навсегда оставила его одного.
– О Клиф, – трепетно прошептала Эди.
Она знала: что бы она ни сказала, это не облегчит сердечную боль, омрачающую его жизнь. Однако при всём сочувствии к страданиям Клифа у Эди все внутри ликовало. Эта боль, эта утрата веры в несокрушимость любви были последним белым пятном в загадке, которую представлял для нее Клиф. Это очень многое объясняло.
– Клиф, простите меня. Я не хотела… – Эди осеклась на полуслове, опустила глаза. – Я собиралась сказать, что не хотела лезть к вам в душу, но это неправда. Я хотела узнать о вашем прошлом, о людях, которые сыграли в нем самую важную роль. – Эди снова подняла на него глаза, всматриваясь в его сердитое лицо, ища в нем прощенья. – Мы так хорошо провели утро, вы стали так близки мне, и я захотела узнать… мне надо было понять вас… – Эди беспомощно глядела на него.
Клиф пытался удержать свой гнев. Гнев был таким чистым, таким понятным чувством, он так к нему привык, в гневе было своего рода утешение. Но когда он взглянул на Эди, гнев предал его, бежал, как трус с поля боя. А место гнева заступило новое, совсем иное чувство – облегчение. Клиф стал анализировать его.
– Эди, до позапрошлой ночи я ни разу не был с женщиной с тех пор, как мы расстались с Кэтрин. Я воспользовался случаем. – Клиф долго глядел на Эди. – Это была вспышка физического влечения, не принимайте ее за что-нибудь иное.
Хотя слова Клифа заставили больно сжаться сердце Эди, она медленно кивнула. Ему было больно, и у нее возникло ощущение, что его слова порождены этой болью. Но когда он держал ее в своих объятьях, в чьи глаза он глядел? Чье имя он называл? Ее, Эди. Губы его говорили одно, а тело совсем другое. Языку тела и верила Эди.
– Ладно, – сказал Клиф. – Пожалуйста, давайте прекратим этот разговор.
Они попытались возродить дружескую атмосферу утра, снова посмеяться вместе, как на городском рынке, но тепло исчезло, как ускользает бабочка из наших рук. Вторжение его прошлого, память о миге взаимной страсти разрушили прежнюю близость.
Пока Клиф ел поданные ему яйца, а Эди пила чай, они говорили на нейтральные темы. О том, как изменился этот район, как разросся Канзас-Сити.
– Еще день-два, и вы станете гордым владельцем настоящей бороды, – сказала Эди улыбаясь.
– Как вы можете определить разницу между настоящей бородой и щетиной? – спросил Клиф, отодвигая пустую тарелку.
Эди непроизвольно протянула руку и нежно погладила его щеку, скользнув пальцем от виска к подбородку.
– Щетина жесткая и колючая, а борода мягкая. – Ее палец задержался на подбородке, почти у самой нижней губы.
Клифа передернуло, в глазах зажегся голодный огонь. Внезапно он отпрянул от Эди, рука взлетела вверх, схватила ее за запястье. Ведь он же говорил ей, что их совместная ночь была ошибкой и не должна повториться.
– Ну, пошли? – спросил Клиф. Он выпустил ее руку. Глаза снова стали непроницаемы.
Эди кивнула и вместе с ним встала из-за стола. Он может не смотреть на нее, может прятаться за ресницами, как трус за закрытыми ставнями, но она видела жадный пламень, вспыхнувший в его глазах при ее прикосновении, и знала, что, как он ни упирается, как ни отталкивает ее от себя, она ему не безразлична.
Домой они шли медленно, но не потому, что решили еще погулять, а потому, что с трудом тащили покупки.
– Я хочу совершить с вами сделку, – сказал Клиф, ставя корзинку с клубникой на плечо, как помощник официанта – поднос с грязной посудой.
– Какую?
– Я занесу к вам с бабушкой эту корзинку с клубникой, а вы поставите миску с ягодами на стол, чтобы мне было что пожевать ночью.
Эди улыбнулась ему.
– Значит ли это, что вы решили отказаться от картофельных чипсов и «Твинки» – любимой вашей закуски по ночам?
Клиф удивленно взглянул на нее.
– Откуда вы знаете, что я ем ночью?
– Я хороший детектив, – гордо ответила Эди, затем рассмеялась. – К тому же ваши пакеты лежат утром в мусорном ведре на самом верху.
Она не переставала смеяться, пока они поднимались по лестнице. Но, прежде чем они вошли в квартиру, Роза распахнула дверь и приложила палец к губам.
– Бабушка спит, – прошептала она. – Почему бы вам не погулять еще часок? Пойдите, пока я здесь, подышите свежим воздухом. – Она принялась выхватывать у них пакеты и ставить их на пол за дверью.
– Роза, ни к чему вам еще здесь оставаться, – запротестовала Эди, не желая злоупотреблять ее добротой. – У вас и дома дел хватает.
– Единственное, что мне надо делать дома, – это наводить чистоту. Этим я буду заниматься каждый день всю оставшуюся жизнь. – Роза взяла у Клифа корзинку с клубникой. – А теперь марш обратно на улицу, насладитесь последним теплым деньком. Не успеете оглянуться, как пойдет снег, и вы будете мечтать о таком дне, как сегодня. – И она закрыла дверь у них перед носом.
– У меня такое чувство, будто меня выставили из собственного дома, – сказала Эди.
– По-моему, так и есть, – усмехнулся Клиф, затем добавил: – Но она права. Вы на самом деле должны воспользоваться свободным временем.
Они вышли на улицу, залитую полуденным солнцем.
– Что вы собираетесь делать? Мы уже скупили весь городской рынок.
– Наверно, просто погуляю. Таких чудесных дней, как сегодня, действительно вряд ли будет много. Но вы-то, вероятно, хотите пойти домой и поспать, – добавила она. – Обо мне не беспокойтесь. Я привыкла быть одна.
– У меня прорезалось второе дыхание. Я совсем не чувствую себя усталым. – Клиф улыбнулся ей. – Хотите иметь компанию для прогулки?
– Вашей компании я всегда рада, – просто сказала Эди и загадочно улыбнулась. – Пошли, есть одно местечко, которое я хочу вам показать. – Она схватила Клифа за руку и повела за собой.
Они миновали городской рынок и склады, которые стоят вдоль берега Миссури.
– Эди, куда вы меня ведете? – недовольно спросил Клиф, видя, что они подходят все ближе и ближе к быстро несущейся реке.
– Идите за мной и не бойтесь, – смеясь, сказала Эди, в то время как они шли друг за другом по самой кромке берега.
– Я знаю, вы завлекаете меня сюда, чтобы утопить! – воскликнул Клиф.
– Не искушайте меня, – бросила Эди через плечо с широкой улыбкой.
Еще несколько минут – и они подошли к месту, где берег был вровень с рекой. А в реке на расстоянии одного прыжка из воды выступал большой плоский камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18