Хелли почувствовала, как у нее от интимности этой беседы зарделись щеки. Все так неприлично… и снова…
Поцеловав девушку в макушку, Джейк прислонил голову к ее плечу и проворковал:
— Неужели вы не знаете, что делаете с мужчинами, любимая? Наверняка у тебя были поклонники?
— Нет.
Джейк недоверчиво мотнул головой:
— Ты просто меня дразнишь.
— Конечно же, нет, — огрызнулась Хелли, указывая на себя рукой. — Ты только посмотри на меня!
— Что я и делаю. — Теплый тон голоса не оставлял сомнения в значении его слов.
— Тогда, если ты не видишь почему, я думаю, тебе следует завести очки.
— С моим зрением все в порядке, леди Миссионерка. Это ты нуждаешься в очках, если не можешь рассмотреть себя в зеркале.
Он взял ее за подбородок и, нахмурившись, спросил: — Что заставляет тебя думать, будто ты некрасива? Хелли хохотнула:
— Я похожа на мать. Так говорили в Филадельфии все, а отец повторял, что никогда не видел такой бледной парочки, как я и моя мама.
— Тогда твой отец либо слепой дурак, либо подонок, заслуживающий пули в лоб.
Хелли пожала плечами и отвернулась. Но Джейк заставил ее снова повернуться к нему.
— Ты никогда не рассказывала мне о своей семье.
Хелли вздохнула:
— А что рассказывать. Я единственный ребенок. Мать в прошлом году умерла от желтой лихорадки, а отец и сейчас живет в Филадельфии.
— Что за человек твой отец, если он позволил тебе поехать в Сан-Фраициско без денег и без друзей?
Хелли отвернулась. Как больно! Она впервые заговорила об этом с чужим человеком. Но ведь это Джейк Парриш — человек, которого она любит и надеется, что он поймет ее чувства.
— Нет, он не слепой дурак. Он был рад избавиться от меня.
Хелли старалась говорить спокойно, но ей не удавалось избежать горьких ноток.
— Понимаешь ли, моя мама заразилась летом 1864-го. В то ужасное время умерли многие наши друзья и соседи. Я только окончила медицинский колледж и честно верила, что могу всех их спасти. Я считала, что могу сыграть роль Бога.
Она прильнула к груди Джейка. Он услышал в ее словах боль и крепче прижал к себе девушку. Хелли же закрыла глаза и продолжала:
— Все было ужасно… так много людей умерло. А в то время, что я помогала другим, мне сказали, что мама умерла совершенно одна. — Хелли всхлипнула. — И это было хуже всего, я должна была быть с ней. Никто не должен умирать в одиночестве.
Ей было больно вспоминать смерть матери. Так больно, что она впервые говорила об этом кому-либо. Но лежа в его объятиях, Хелли нашла в себе силы высказать все, что накопилось у нее на душе. Она и сама не понимала почему, но была уверена, что Джейк поймет ее правильно.
— Твоя мать, должно быть, была замечательной женщиной, если вырастила такую дочь, — тихо проговорил Джейк, поглаживая ее волосы.
— Да. — Хелли хлюпнула носом и полезла за носовым платком, который ей дал Джейк. — Она не только была популярной в обществе, но и обладала деловой хваткой. Ведь, если бы… не ее здравый смысл, отец давно обанкротил бы Синклер-Майнз.
— Синклер? — Джейк еще раз глянул на профиль Хелли. — Так твоя мать Джорджина Гардинер? Как это я раньше не заметил сходства.
Хелли удивленно хмыкнула:
— Так ты знал мою маму?
— Я однажды с ней встречался. Это было десять лет назад, как раз, когда мои родители погибли при пожаре. Я был молод и напуган свалившейся на меня ответственностью за огромную империю Парришей и воспитание Пенелопы.
Мне пришлось поехать в Филадельфию заключить контракт на железо для новой пароходной линии, которую планировал построить мой отец. Всем известно, что Синклер-Майнз имеет лучшие в стране сталелитейные заводы. Поэтому первым человеком, с которым я связался, была твоя мать.
Услышав о смерти моих родителей, она взяла меня под свое крыло и носилась со мной как наседка. Очень похоже на то, что стремишься делать и ты.
Хелли издала нечто среднее между смешком и рыданием:
— Это потому, что она, сталкиваясь с красивыми мужчинами, была такой же, как и я, дурой.
— Она называла меня хорошеньким, — подзадоривал ее Джейк, радуясь, что она наконец улыбнулась. — И даже пригласила на обед и хвасталась своей восхитительной дочерью. Когда она говорила о тебе, глаза у нее блестели, совсем как у тебя во время операции.
— Или наложения швов, — ухмыльнулась о ответ Хелли, а Джейк притворно застонал от боли.
— Но все же не столь сильно, — засмеялся он. — Как бы то ни было, когда она говорила, я позавидовал твоему отцу. Мне хотелось, чтобы она была не замужем, а я мог бы ухаживать за ней. В твоей маме было все: ум, чувствительность, доброта и красота. Так что в одном твой отец прав — ты похожа на свою невероятную мать.
Хелли повернулась и теперь смотрела прямо на Джейка. Обвив его шею руками, она прошептала:
— Знаешь, мистер Парриш? Я действительно тебя люблю.
Джейк внезапно задохнулся.
— Боже мой, Хелли! Ты пахнешь хуже, чем пристань в жаркий день, Откуда этот запах?
Она? Дурно пахнет? Хелли была ошарашена и собиралась уже напомнить этому парню, что грубо говорить такие вещи, но вовремя вспомнила, что упала на груду сгнивших рыбьих кишок. Взглянув на себя, она заметила ужасные пятна на подоле юбки. Хелли нахмурилась. После того как она целый день дышала этим запахом, она привыкла к нему.
Стараясь вырваться из его объятий, Хелли пробормотала:
— А ты бы, интересно, как пах, угодив в гнилые рыбьи внутренности да еще когда нет возможности даже умыться?!
Видя, как Джейк несколько раз глотнул чистого воздуха, она добавила себе под нос:
— Конечно же, он чувствителен к запахам, ведь он даже не потеет.
— Мне сдается, я очень здорово попотел сегодня утром. Или ты уже забыла нашу встречу в гостиной?
— Разумеется, нет, — простонала Хелли. — Как, кажется мне, и Лавиния Донахью, а к настоящему времени и весь Сан-Франциско.
— Сплетники быстро прикусят языки, как только Давининя проговорится, что ты моя невеста. Она почти такая же, как и ее сестрица, когда дело доходит до смачной сплетни.
— Сестра?
— Я говорю о Лавинии, хотя они и не афишируют, что они сестры. Плохая кровь.
Хелли покачала головой:
— Не могу сказать, что не одобряю Давинию. Она искоса взглянула на Джейка.
— Но, Джейк, а что скажут люди, когда мы заявим, что свадьбы не будет.
— А почему мы должны это делать?
У Хелли на несколько секунд остановилось сердце.
— Но не хочешь же ты сказать, что действительно собираешься на мне жениться?
Джейк пожал плечами и лениво улыбнулся ей. Она просто не могла противостоять этой улыбке. Как бы она была рада выйти за него замуж и видеть его всю оставшуюся жизнь!
Прикусив губу, Хелли осмелилась:
— Просто в голове не укладывается, чего ради ты хочешь взять меня в жены? Ведь ты знаешь, что не обязан этого делать.
— Знаю, леди Миссионерка, — промурлыкал Джейк. — Но уж так получилось, что мне нравится женщина, которая заставила меня попотеть.
Глава 16
Сильный раскат грома расколол тишину ночи.
Хелли вцепилась в атласное одеяло. Она не боялась грозы, нет, не боялась, но…
Она вздрагивала оттого, что стекла в окнах дребезжали при сильных порывах ветра. Была испугана. Да, это будет правильно.
«Повтори себе много раз и поверишь», — говорил ей откуда-то из глубин подсознания внутренний голос.
«Я верю!» Но весь этот внутренний спор рассыпался на кусочки, как только молнии озаряли комнату феерическим голубоватым светом.
— О Боже! — едва выдохнула Хелли. Кажется, в комнате кто-то есть. Она всматривалась в угол, откуда Доносились неясные шорохи, но ничего не увидела сквозь маску темноты. Молнии следовали одна за другой, как и сопровождающие их раскаты грома. Хелли зажала уши. В тишине дома шум усиливался и резонировал в огромных коридорах.
«Это звук распахиваемых врат Ада» Хелли забилась поглубже в постель. Именно в такие ночи ей вспоминалась сказочка отца, преследующая ее всю жизнь.
Ей было всего пять лет, но, проживи она еще до ста пяти, ей никогда не забыть ужасной грозы той ночью. Ветер срывал крышу, окна дребезжали, то и дело кромешную тьму полуночного неба прорезали ослепительные молнии. А гром, о Боже! Гром был таким сильным, что Хелли была уверена — настал конец света.
Напуганная буйством природы, Хелли, рыдая, бегала из комнаты в комнату в отчаянных поисках матери. Все напрасно — ее нигде не было.
Наконец она ворвалась в кабинет отца, куда вход ей был строго запрещен. Там сидел отец. Он был один в полутьме, окруженный своей коллекцией древностей и редкостей. С нежностью, которой он никогда не проявлял к своей единственной дочери, Амбруаз ласкал распятие. Позднее Хелли узнала, что это был редкий образец, сохранившийся со времен испанской инквизиции.
Одного вида босой, одетой в толстую фланелевую рубашку дочери было достаточно, чтобы красивое лицо Амбруаза превратилось в маску отвращения. Его взгляд не сулил ничего хорошего, напротив, он красноречиво говорил об ожидающем ее наказании за недозволенное вторжение.
Только было он открыл рот, чтобы высказать свое неудовольствие, как раздался очередной раскат грома. Он был особенно сильным, и Хелли, зажав уши руками, закричала от страха.
Тогда отец как-то странно улыбнулся и это напугало ее больше, чем любой его выговор. Подозвав дочь поближе, Амбруаз прошептал:
— Ты слышишь их?
Несмотря на полумрак и расстояние, девочка увидела странный особый блеск в янтарных глазах отца. Его необычное выражение пугало, и на мгновение она хотела убежать, но боязнь ослушаться остановила ее.
Итак, она с трепетом в сердце шла к нему и замерла лишь тогда, когда он подал знак.
Хелли стояла перед отцом и дрожала, а он поймал ее панический взгляд и снова прошипел:
— Ты их слышишь?
Хелли сглотнула и заставила себя прислушаться к грозе.
— Я слышу ветер и гром, — осмелилась наконец ответить Хелли. — И дождь. Н-ни… чего больше.
Амбруаз покачал головой, скривив губы в ухмылке.
— Это ты слышишь буйство поборников дьявола. Безбожных существ, летающих на своих крыльях в грозе и хватающих неосторожные души. Особенно души глупых детей.
Снова раздался раскат грома. Один из тех, когда кажется, что земля раскалывается пополам. Хелли захныкала от ужаса.
Амбруаз рассмеялся, поддерживая ее страх. Лаская распятие, он прорычал:
— Ты знаешь, что значат эти звуки?
Хелли прикусила губу, чтобы не расплакаться снова, и покачала головой.
— Это звук распахивающихся врат Ада.
И словно а ответ на его слова ветер вцепился в окна кабинета подобно своре гоблинов, затевающих нечто недоброе.
— Молись, Хелли Гардинер! — прорычал Амбруаз, тыча распятием ей в лицо. — Молись усердно, иначе демоны, имена которых мы не смеем произносить, наведут на тебя сглаз.
Хелли смотрела на грубо вырезанное распятие. В теле и лице Христа было нечто кошмарное, пугающее ее почти так же, как ужасный рассказ отца.
Загипнотизированная гротескностью изваяния, она не могла оторвать взгляд от этих глаз, лишенных зрачков, с мольбой устремленных к небу, и ужаса рта, застывшего в крике вечной агонии. Самым же отвратительным были ручейки крови, стекающие из-под тернового венца и выписанные яркой киноварью поверх чистой поверхности дерева.
— Молись, пока твоя душа еще не потеряна навечно.
Хелли забралась поглубже в защитный кокон одеяла и простыней. Годы вдруг понеслись вспять, и она почувствовала себя пятилетней девочкой и, вздрагивая, всматривалась в темные углы.
Гаргойли с крыльями летучих мышей и кроваво-красными глазами… Вылетающие из темноты и высасывающие ее душу. Она почти ощущала на себе их острые, как ножи, когти…
«Немедленно перестань, Хелли! Какая чушь! Ничего подобного не существует», — выговаривала она себе. Затем последовала вспышка молнии, сопровождающаяся оглушительным раскатом грома. Глотнув воздух, девушка нырнула с головой под одеяло. Не испуганная, нет, возможно, она была несколько встревожено.
Думай о чем-нибудь другом. О чем угодно. О том, что успокаивает, заставляет чувствовать себя защищенной.
Джейк. Ей надо думать о Джейке. Когда она в объятиях Джейка, она чувствует себя безопаснее, чем под защитой целой армии ангелов-хранителей. А звук его шепота, когда он уговаривал ее уснуть, более успокоителен, чем небесная колыбельная.
Хелли высунула голову из-под одеяла и пристально посмотрела на камин. Давно ли Джейк ушел от нее? Когда она засыпала, огонь весело пылал в очаге, а Джейк примостился на кресле рядом с кроватью.
А теперь же пламя превратилось в кучку догорающих угольков… а кресло было пусто, Хелли вздохнула. Она многое отдала бы, чтобы только ощутить успокаивающее тепло его близости, Джейк заставил ее чувствовать себя так, как никогда прежде. Особенной. Лелеемой. Любимой.
Когда они прибыли из тюрьмы, Джейк позаботился обо всем и отдал слугам приказ, заставивший их засучить рукава. А когда все было выполнено, сам отвел ее в роскошные апартаменты и передал на заботливое попечение Селины.
С этой минуты Хелли обхаживали со всех сторон. Нежась в горячей ванне, она чувствовала себя принцессой, а Селина расчесывала ее спутанные, только что вымытые волосы. Чистая и пахнущая лавандой, с тщательно заплетенными косами, она надела одну из ночных рубашек Джейка.
И как раз в ту минуту, когда она укладывалась в постель с грелкой в ногах, снова появился Джейк. Он смотрел, как Селина готовится обработать избитое лицо Хелли, а затем взял у нее из рук тряпочку и отпустил кивком головы.
Усевшись на краю кровати, он занялся этим сам, легонько смачивая синяки холодной водой. Его красивое лицо излучало такую нежность, что у Хелли перехватило дух. Закончив обработку очередного синяка и ушиба, он останавливался, чтобы поцеловать ее, и только затем переходил к следующему. Его поцелуи были действеннее любого бальзама.
Вскоре вернулась Селина, неся поднос со всякими вкусностями. Когда же Джейк повязал Хелли салфетку и стал кормить ее, словно Ариель, Хелли попыталась возражать, а Селина восхищенно захихикала. Наконец Хелли уступила и, откинувшись на подушки, послушно съедала то, что он клал ей в рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43