– Мистер Тейлман велел ей взять в сейфе двести пятьдесят долларов, купить билет на вечерний самолет в Лас-Вегас и встретить там в двадцать три двадцать поезд из Лос-Анджелеса, которым должна приехать его первая жена, Карлотта Тейлман. Обвиняемая должна была отправить мистеру Тейлману телеграмму и сообщить, где они остановились, а затем находиться в обществе Карлотты Тейлман до тех пор, пока не получит новые инструкции. Обвиняемая также сообщила, что мистер Тейлман, по его словам, хотел заключить сделку со своей бывшей женой – либо купить ее акции, либо получить право распоряжаться ими от ее имени.
– Это все?
– Да. Можно сказать, да.
– Защита может приступать к перекрестному допросу свидетеля, объявил Раскин.
Мейсон со скучающим видом посмотрел на часы.
– У меня нет вопросов, – сообщил он.
– Очень хорошо, – согласился Раскин. – А теперь, поскольку я не могу просить адвоката давать показания по делу, в котором он является защитником обвиняемой, я сообщу, что мистер Мейсон и его секретарь мисс Стрит записали номера некоторых банкнот, которые обвиняемая принесла в контору мистера Мейсона в чемодане. Им были вручены повестки, предписывающие представить Большому Жюри эти записи. Диктофонная и магнитофонная записи представлены. Я сообщаю, что у нас имеется список номеров двадцатидолларовых купюр. Заверяю адвоката, что это тонный список, и прошу его согласия приобщить список к вещественным доказательствам.
– Мы понимаем ситуацию и благодарим за любезность, – ответил Мейсон. – Если обвинение гарантирует, что список точно соответствует нашим записям, представленным Большому Жюри, мы не возражаем.
– Я это свидетельствую, – заявил Раскин.
– Список может быть приобщен к вещественным доказательствам, согласился Мейсон.
– Пригласите вашего следующего свидетеля, господин прокурор, – сказал судья Сеймур.
– Вызываю Дадли Робертса! – провозгласил Раскин, не скрывая триумфальной радости.
Мистера Робертса привели к присяге.
– Где вы проживаете? – спросил Раскин.
– Лас-Вегас, штат Невада.
– Вы знакомы с Перри Мейсоном?
– Да.
– А с его секретаршей, Деллой Стрит? Я попрошу мисс Стрит встать.
Делла Стрит встала.
– Да, я знаю обоих, – подтвердил Робертс.
– Когда вы впервые увидели их?
– В среду, четвертого числа.
– Где?
– В Лас-Вегасе. Они сели ко мне в машину.
– А теперь, – с триумфом провозгласил Раскин, – я покажу вам двадцатидолларовую купюру с номером «G78342831A» и спрошу, видели ли вы ее раньше?
– Видел. На ней в уголке мои инициалы.
– Где вы взяли эту купюру?
– Мне дал ее мистер Мейсон в уплату за проезд, – ответил Робертс.
– Приступайте к допросу, – повернулся Раскин и Мейсону.
Мейсон встал, подошел и свидетелю и долго его рассматривал.
– Мистер Робертс, – начал он, – сколько раз я ездил с вами четвертого вечером, после того как мы с мисс Стрит отправились в аэропорт?
– Вы с мисс Стрит доехали со мной от казино до полицейского участка. Сначала вы хотели ехать в аэропорт, потом передумали и решили поехать к полицейскому участку.
– Вот именно. Когда я был вашим пассажиром в следующий раз?
– Мы подождали возле участка, взяли там женщину, и, когда полицейские попытались нас остановить, вы велели мне ехать быстрей.
– Куда мы направились?
– Вы велели остановиться у первого же отеля, где будут свободные места.
– И просил подождать?
– Да.
– И вы стали ждать?
– Я позвонил.
– Кому?
– Я позвонил в полицию и сообщил, что человек, которого они пытались остановить, велел мне ехать в этот отель и теперь находится там. Я живу в Лас-Вегасе и не собираюсь ссориться с полицией.
– Поэтому вы решили сообщить, где я нахожусь?
– Я решил, что так будет лучше.
– И что же было дальше?
– Приехала полицейская машина и отвезла вас обоих в аэропорт.
– А что сделали вы?
– Я отвез женщину, которая была с вами, обратно в казино.
– Я оплатил вам поездку, не так ли?
– Так.
– Разве вы не помните, что я платил серебряными долларами? Я еще спросил, не возражаете ли вы против серебряных долларов, а вы ответили, что возражаете только против долговых расписок.
– Точно. Но это было, когда вы ехали и полицейскому участку. А когда я вез вас из аэропорта на вокзал, вы дали мне двадцатидолларовую купюру.
– Когда же вы узнали, что я дал вам именно эту купюру?
– На следующий день полиция попросила меня проверить выручку за предыдущий день, и точно – в ней оказалась эта двадцатидолларовая бумажка, та самая, которую они искали.
– Ее определили по номеру?
– Да.
– Но вы не посмотрели на номер купюры, которую я вам дал?
– Это должна быть она.
– Что вы имеете в виду?
– Это была двадцатидолларовая бумажка.
– Что в ней было особенного, почему вы могли ее запомнить?
– Я помню, что получил ее от вас.
– Но как вы отличаете ее от всех прочих двадцатидолларовых купюр?
– На следующее утро у меня была только одна.
– Вы хотите сказать, что я был единственным, кто в тот вечер дал вам двадцатидолларовую купюру?
– Вот именно.
– Подумайте хорошенько, может, еще кто-нибудь дал вам такую же бумажку?
– Нет. Она была одна.
– Теперь давайте уточним. Когда я расплатился с вами двадцатидолларовой купюрой, вы не обратили на нее особого внимания.
– Как бы не так! Это были двадцать долларов, и вы не взяли сдачу. Когда пассажир не берет сдачу с двадцати долларов, я такое не забываю.
– Я говорю не про это, – сказал Мейсон, – меня интересует другое: вы не посмотрели на номер купюры, когда я вам ее дал?
– Нет, на номер я не глядел, просто сунул в карман.
– Так откуда же вы знаете, что я дал вам именно эту купюру?
– Потому что на следующее утро, когда полиция попросила меня проверить, это была единственная двадцатидолларовая бумажка у меня в кармане.
– Второй раз, – сказал Мейсон, – я платил серебряными долларами.
– Ну да. Об этом никто не спорит. Вы поехали к полицейскому участку. Сначала в аэропорт, а потом передумали и сказали, чтобы я вез вас к участку. Дали мне серебряные доллары и велели подождать. Потом из участка вышла женщина, вот эта. – Свидетель указал на Карлотту Тейлман. – Она сначала подумала, что машина свободна. Вы посадили ее в машину и велели мне ехать быстрее. Полицейский подбежал и попытался остановить машину, но вы велели ехать.
– И что же вы сделали?
– Ехал, пока вы не велели остановиться у отеля, где были свободные места. Вы все прошли туда, а я отправился звонить в полицию.
– И в результате этого звонка к отелю подъехала полицейская машина?
– Наверно. Они забрали вас и сказали, что сами отвезут вас в аэропорт.
– Значит, двадцать долларов вы получили за первую нашу поездку?
– Я вам все время об этом твержу.
– И это были единственные двадцать долларов в вашем кармане на следующее утро?
– Ну да!
– А теперь хорошенько подумайте. Не тратили ли вы деньги вечером четвертого?
– Нет, – покачал головой Робертс.
– Вспомните как следует, – настаивал Мейсон.
– Я... я хорошо поужинал. Вечер оказался удачным, и я решил, что могу позволить себе хороший бифштекс. Заплатил, по-моему, десятидолларовой бумажкой.
– Что вы сделали, когда я уехал в аэропорт?
– Я стоял у отеля, там была эта дама, которую вы привезли от полицейского участка. Она хотела, чтобы я отвез ее в казино, и я отвез.
– Она заплатила?
– Конечно, у меня же такси.
– Как она вам заплатила?
– Деньгами, – сердито ответил шофер.
– Она дала вам нужную сумму, или вам пришлось давать ей сдачу?
– Она дала... Я не помню. Может, и всю сумму. Кажется, она дала долларовые бумажки. Не помню.
– Не могла ли она дать вам двадцатидолларовую банкноту?
– Я же сказал: у меня в кармане была только одна двадцатидолларовая бумажка. Я помню, что вы дали мне двадцать долларов, На следующее утро полиция попросила меня посмотреть по карманам, нет ли там двадцатидолларовых бумажек, и дать их номера. У меня оказалось двадцать долларов, я дал им номер, они попросили меня написать на банкноте мои инициалы, забрали ее и дали вместо нее две по десять.
– Если женщина из отеля, кстати, ее зовут миссис Карлотта Тейлман, дала вам двадцатидолларовую купюру, когда вы везли ее в казино, и вы дали ей сдачи, то вы могли заплатить этой купюрой за свой бифштекс, не так ли?
– Конечно, так. А если бы Рокфеллер подарил мне миллион долларов, я был бы миллионером.
В зале раздался смех.
– Это не повод для веселья, – постучал карандашом по столу судья Сеймур.
– Прошу Суд проявить снисхождение, – сказал Мейсон. – Я полагаю, с точки зрения этики адвокат не должен давать показания в качестве свидетеля по делу, а если будет вынужден, то не должен выступать перед присяжными. Я хотел бы избежать этого и пытаюсь прояснить ситуацию с помощью детального допроса.
– Продолжайте, мистер Мейсон, – кивнул судья Сеймур. – Суд понимает ваше положение.
– Я хотел бы получить ответ на свой вопрос, – сказал Мейсон. – Если ваша пассажирка дала вам двадцатидолларовую бумажку, могли ли вы заплатить ею за бифштекс?
– Нет, не думаю.
– Вы считаете, что это невозможно?
– Да, я считаю, что невозможно. Она не давала мне двадцатидолларовой бумажки. На следующее утро это были единственные двадцать долларов.
– Может, на следующее утро это и были единственные двадцать долларов, но вы ведь не можете поклясться, что не потратили двадцатидолларовую купюру, когда платили за бифштекс?
– Не думаю, что я это сделал.
– Вы можете поклясться?
– Поклясться не могу. Но думаю, что не тратил. Я в этом уверен.
– Это все, – объявил Мейсон.
– Если вы уверены, то можете поклясться, – вкрадчиво сказал Раскин, не так ли, мистер Робертс?
– Вношу протест, – вмешался Мейсон. – Это наводящий вопрос.
– Вопрос действительно наводящий, – признал судья Сеймур.
– Но это же свидетель с нашей стороны, – возразил Раскин.
– Не имеет значения. Вы не должны вкладывать свои слова в его уста.
– Сформулирую вопрос по другому. Она дала вам двадцатидолларовую купюру, а вы ей – сдачу?
– Нет, не думаю.
– Вы уверены?
– Да, уверен.
– У меня все, – сказал Раскин.
– Вы можете поклясться, что не давала? – улыбнулся Мейсон.
– Ну хорошо! – крикнул свидетель. – Клянусь, что не давала!
– Только что вы сказали, что не можете поклясться. Вы передумали? Почему? Не потому ли, что так хочет прокурор?
– Протестую! – закричал Раскин. – Так нельзя вести допрос!
– Протест отклоняется, – сказал судья Сеймур. – Отвечайте, мистер Робертс.
– Я готов поклясться, потому что она не давала мне двадцать долларов. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен.
Раскин ухмыльнулся, глядя на Мейсона.
– Вы думаете об этом с четвертого числа? – спросил Мейсон.
– Ну да, время от времени.
– И несколько минут назад вы не захотели поклясться...
– А теперь готов!
– Потому что я вас рассердил?
– Просто клянусь.
– У меня все, – объявил Мейсон.
– Вызываю Луизу Пикенс, – объявил Раскин.
Луиза Пикенс оказалась молодой, привлекательной женщиной, излучающей приветливость и добродушие. Как только она принесла присягу и улыбнулась присяжным, те заулыбались в ответ.
– Чем вы занимаетесь? – начал Раскин.
– Я работаю в полиции.
– Знакомы ли вы с текстом письма, которое миссис Тейлман нашла в кармане своего мужа?
– Да.
– Вы пытались составить такое же?
– Да.
– И что же?
– Я купила «Лос-Анджелес Таймс» и «Лос-Анджелес Экзаминер» за вторник, третьего числа, и обнаружила, что письмо можно составить из заголовков этих газет.
– Вы составили такое письмо?
– Да.
– Оно при вас?
– Да.
– Могу я взглянуть на него?
– Извините, – вмешался Мейсон. – Это не относится и делу. То, что письмо могло быть составлено таким образом, ни в коем случае не является уликой против обвиняемой.
– Я намерен доказать обратное, – ответил Раскин.
– Я думаю, что должен это разрешить, – сказал судья Сеймур. – Это входит в сферу деятельности обвинения. Конечно, присяжные понимают, что оно не обязательно было составлено именно таким образом. Возражение отклоняется.
Луиза Пикенс достала письмо.
– Прошу приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства, – сказал Раскин.
– Прошу отметить, что защита вносит протест, – отозвался Мейсон.
– Протест защиты отклоняется, – сказал судья Сеймур. – Письмо будет приобщено к делу.
– Перекрестный допрос, пожалуйста, – повернулся Раскин к Мейсону.
– У меня нет вопросов, – отозвался тот.
Раскин взглянул на часы и пошептался с окружным прокурором Гамильтоном Бергером. Потом он обратился к судье:
– Вы позволите нам посовещаться?
Судья Сеймур утвердительно кивнул.
Раскин и Гамильтон Бергер долго шептались, время от времени поглядывая на часы.
Наконец Бергер встал.
– Обвинение уже почти закончило свое выступление, но мы хотели бы еще кое-что обсудить. Не могли бы мы попросить Суд объявить перерыв до двух часов?
Судья Сеймур покачал головой:
– Еще нет одиннадцати, господа. У нас множество нерассмотренных дел. Суды и так стали начинать работу на полчаса раньше, чтобы побольше успеть, и я считаю, что мы не можем откладывать это дело. Предлагаю вызвать еще одного свидетеля.
Бергер и Раскин снова зашептались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18