– Британские предложения нуждаются… в некоторых важных модификациях, которые будут выдвинуты Советским правительством на более поздней стадии.
Плимут был очень доволен единогласным решением пленума и в прочувствованных словах выражал благодарность всем его членам за проявленный ими дух терпимости и дружелюбия. Однако эта идиллия продолжалась недолго.
Британский план имел явный крен в сторону притязаний фашистских держав. Он, по существу, ликвидировал неугодный Германии и Италии морской контроль, закрывал немедленно франко-испанскую границу, что являлось ударом в спину Испанской республике, ставил на одну доску законное правительство Испании и мятежного генерала Франко, обещал обоим участникам конфликта признание прав воюющей стороны в обмен всего лишь на «существенный прогресс» в эвакуации иностранных комбатантов (причем оставалось совершенно неясным, как на практике будет расшифровываться эта туманная формула – «существенный прогресс»). Не удивительно, что Риббентроп и Гранди тепло приветствовали такой план, и, если бы в комитете не было СССР, не подлежит никакому сомнению, что он, подвергшись дальнейшему ухудшению в ходе рассмотрения, был бы очень быстро введен в действие. Только твердая позиция Советского правительства убила в зародыше эту грозную, вероятно даже смертельную, опасность для республики и почти на целый год облегчила ее законному правительству получение оружия из-за границы.
На заседании подкомитета 20 июля я по поручению Советского правительства заявил, что права воюющей стороны не могут быть предоставлены сторонам, ведущим войну в Испании, впредь до удовлетворительного разрешения проблемы так называемых «добровольцев» и что успех или провал всего британского плана зависит целиком от благоприятного разрешения именно этой проблемы. Мы предлагали прежде всего сосредоточить внимание на урегулировании вопроса об эвакуации иностранных комбатантов из Испании и только в случае достижения соглашения по нему перейти к обсуждению других пунктов британского плана. Кроме того, у Советского правительства имелись большие сомнения – и я это обосновал в ходе дальнейшего обсуждения, – компетентен ли комитет по «невмешательству» предоставлять кому бы то ни было права воюющей стороны. Напротив, представители Германии и Италии считали, что прежде всего следует обратить внимание на ту часть британского плана, которая касается предоставления «обеим партиям» в Испании прав воюющей стороны, и принять по ней решения в первую очередь, а уже потом ставить вопрос об эвакуации «добровольцев». На практике это означало, что фашистские державы, добившись наделения Франко правами воюющей стороны, в дальнейшем, при попустительстве англо-французов, затормозили бы эвакуацию иностранных комбатантов из Испании до конца войны. На том же заседании подкомитета 20 июля Риббентроп сам выпустил кошку из мешка, объявив во всеуслышание:
– Мое правительство… держится того мнения, что предоставление прав воюющей стороны обеим партиям в Испании должно быть осуществлено в самом срочном порядке и не может задерживаться по каким-либо соображениям, связанным с эвакуацией добровольцев.
Не менее откровенен был и Гранди.
– По мнению итальянского правительства, – заявил он, – признание прав воюющей стороны не может быть поставлено в зависимость от эвакуации добровольцев и должно предшествовать всяким планам подобного рода, по которым в конце концов может быть достигнуто соглашение в недрах комитета.
Как видим, налицо имелись две прямо противоположные концепции, между которыми было невозможно или, во всяком случае, очень трудно перекинуть какой-либо спасительный мостик. Это являлось настолько очевидным, что даже Корбен не счел возможным искать компромисса и поддержал советскую точку зрения. От имени французского правительства он признал наличие иностранных комбатантов в Испании «самой важной проблемой нынешней ситуации» и предложил обсуждать ее в первую очередь. В позиции Корбена, несомненно, находило отражение то глубокое негодование, которым были проникнуты тогда широкие массы французской демократии, требовавшей ликвидации фарса «невмешательства».
Плимут попытался занять «беспристрастную» позицию и долго доказывал, что британский план построен на принципе взаимозависимости всех его частей. Однако доказательства председателя никого не убедили, и переговоры о новом плане контроля сразу же зашли в тупик.
Ища выход из этого тупика, Плимут предложил членам комитета еще раз запросить свои правительства об их отношении к британскому плану и порядку его обсуждения. Для рассмотрения полученных ответов подкомитет собрался 30 июля. На этом заседании Риббентроп, поддержанный Гранди, бурно атаковал меня, утверждая, будто бы позиция СССР наносит смертельный удар всему плану.
– Причина такого отношения Советской России для нас ясна, – разглагольствовал германский посол. – Советская Россия начала гражданскую войну в Испании, и она хочет закончить ее по-своему, то есть большевизировать Испанию.
Разумеется, я тут же дал ему отповедь и еще раз со всей решительностью подчеркнул первостепенную важность проблемы «добровольцев»:
– Все, что мы слышали за последние три недели от представителей Германии и Италии в комитете, заставляет думать, что они не хотят эвакуации иностранных комбатантов с Пиренейского полуострова, иными словами, не хотят отказаться от интервенции в пользу генерала Франко…
Подводя итоги заседанию 30 июля, Плимут заявил, что будущее британского плана зависит от получения ясного ответа на два вопроса:
– Готово ли Советское правительство вообще предоставить права воюющей стороны «обеим партиям» в Испании, и если готово, то на каких условиях?
– Готовы ли правительства Германии, Италии и Португалии поставить предоставление прав воюющей стороны в зависимость от удовлетворительного разрешения вопроса об эвакуации «добровольцев»? Плимут опять просил «представителей названных держав» срочно снестись со своими правительствами.
На следующем заседании подкомитета, 6 августа, я огласил ответ Советского правительства. Он сводился к следующему: по соображениям юридического и политического свойства Советское правительство имеет полное основание отказаться рассматривать вопрос о предоставлении прав воюющей стороны при всяких условиях, однако, «придавая большое значение эффективному осуществлению невмешательства и желая содействовать работе комитета, оно (Советское правительство. – И. М .) допускает возможность рассмотрения (данного вопроса. – И. М .) на более поздней стадии, в надежде, что в конечном счете может быть найдено его удовлетворительное разрешение». Но тут же нами делалась оговорка о том, что необходимой предпосылкой для этого является благоприятное урегулирование проблемы «добровольцев».
СССР, таким образом, пошел навстречу Плимуту и британскому правительству. Ну, а фашистские державы? Их представители на заседании 6 августа держали язык за зубами. Тогда я решил повторить маневр, сослуживший мне такую хорошую службу на заседании подкомитета 23 марта 1937 года – в лоб поставил вопрос перед Верманом (замещавшим на этом заседании Риббентропа) и Гранди: согласны ли они без всяких оговорок на эвакуацию иностранных комбатантов обеих сторон с переднего края немедленно и из Испании в течение короткого, точно определенного комитетом срока?
Среди представителей фашистских держав обнаружилось явное замешательство. Потом Верман несколько растерянно заметил:
– Ничто не изменилось от заявления советского посла и ничто не может измениться в результате его вопросов, адресованных отдельным представителям держав.
Гранди на этот раз тоже держал себя в руках. Он только «присоединился к словам Вермана».
Тогда я подвел итог:
– После краткой дискуссии, происходившей на нынешнем заседании, с полным правом можно констатировать, что представители названных мной держав отказались дать прямой и ясный ответ на мой прямой и ясный вопрос. Такое поведение их уже само по себе является ответом.
Тупик оставался столь же полным, как и раньше.
Плимут понял это и решил отложить дальнейшее обсуждение британского плана до более благоприятного момента. Благо, в Англии начались «парламентские каникулы», во время которых все уважающие себя британские (политики разъезжаются по курортам и собственным поместьям.
Интервал в деятельности комитета и подкомитета затянулся почти на два с половиной месяца.
Тем временем произошли некоторые важные события.
Во-первых, французское правительство под давлением демократических кругов своей страны оказалось вынужденным с середины июля 1937 года полностью открыть франко-испанскую границу впредь до окончания обсуждения британского плана в комитете по «невмешательству». А так как это обсуждение затянулось до 5 июля 1938 года (о чем подробнее будет оказано ниже), то в течение одиннадцати с половиной месяцев Испанская республика имела возможность получать вооружение через Францию. Правда, не все тут было гладко: представители «200 семей», проникавшие во все поры политического и административного организма страны, на каждом шагу ставили палки в колеса снабжению испанских республиканцев военными материалами. К этому присоединялась невероятная коррупция всего французского государственного аппарата, постоянная грызня между различными партиями и группировками, соперничество политических дельцов, продажность прессы, интриги многочисленных правых организаций. При таких условиях доставка каждого военного груза из Гавра или Шербура в Испанию превращалась в настоящую лотерею, где можно было выиграть, а можно и проиграть. Но все-таки, широко используя систему взяток лицам, от которых зависел пропуск транспортов оружия через Францию, испанское правительство зимой 1937/38 года сумело значительно пополнить свои арсеналы..
Во-вторых, ввиду отказа Германии и Италии участвовать в морском патруле, английское и французское правительства 16 сентября 1937 года также прекратили патрулирование испанского побережья. Таким образом, рухнули два главных устоя всей системы контроля, и фактически от плана, принятого комитетом 8 марта 1937 года, остались рожки да ножки. СССР сделал отсюда логический вывод, заявив, что он больше не будет вносить денежных средств на содержание системы контроля.
В-третьих, наконец, в сентябре 1937 года состоялась Нионская конференция, имевшая прямое отношение к событиям в Испании. Стремясь затруднить снабжение Испанской республики морским путем, мятежники, энергично поддерживаемые фашистскими державами (особенно Италией), широко развернули пиратские действия на Средиземном море и в Атлантике. Первоначально их атаки были направлены главным образом против советских судов. Так, уже 11 ноября 1936 года в Гибралтарском проливе был задержан пароход «Союз водников». В течение последующих месяцев нападения на советские суда все учащались, причем иногда они кончались трагически: 14 декабря 1936 года в районе Гибралтара был потоплен советский пароход «Комсомол», 31 августа и 1 сентября 1937 года погибли еще два советских судна – «Тимирязев» и «Благоев». Советское правительство неоднократно протестовало против морского разбоя фашистов, однако из-за попустительства со стороны Англии, Франции и США все эти протесты долгое время не имели практических результатов.
Поощряемые бездействием «умиротворителей», фашистские державы распоясывались все больше и в конце концов повели систематическую охоту на суда других держав (включая суда Англии и Франции), направлявшиеся в порты республиканской Испании. Иногда нападения производились военными кораблями под флагом Франко, иногда подводными лодками и самолетами «неизвестной национальности».
К весне 1937 года положение настолько обострилось, что представители трех скандинавских стран – Швеции, Норвегии и Дании – внесли 30 апреля на обсуждение подкомитета жалобу, в которой настойчиво просили принять экстренные меры для охраны судоходства в испанских водах. СССР полностью поддержал скандинавов. Англия и Франция заняли двусмысленную позицию: на словах выразили сочувствие этой жалобе, а на деле обнаружили полное равнодушие. В результате пиратские действия фашистских держав летом 1937 года приняли столь вопиющие формы и размеры, что не только демократические круги, но и могущественные судоходные компании Англии и Франции подняли громкие крики протеста. Это имело быстрый и благоприятный эффект.
10 сентября 1937 года по приглашению Англии и Франции в Нионе (Швейцария) состоялась конференция девяти держав (Англии, Франции, СССР, Турции, Греции, Югославии, Румынии, Болгарии, Египта), на которой СССР, представленный Народным комиссаром иностранных дел M. M. Литвиновым, резко поставил вопрос о принятии действительно серьезных мер против фашистского пиратства на море. Так как тут были замешаны интересы влиятельных капиталистических групп, то представители Англии и Франции заняли в Нионе совсем иную позицию, чем в лондонском комитете по «невмешательству». В результате четырехдневной работы конференции 14 сентября 1937 года состоялось подписание Нионского соглашения, по которому англо-французские морские силы взяли на себя патрулирование Средиземного моря. Другие участники этого соглашения обязались патрулировать собственные территориальные воды. Патрульные корабли должны были открывать огонь по всякой подводной лодке, атакующей любое неиспанское судно. Эффект Нионского соглашения превзошел самые лучшие ожидания. Волна пиратства в Средиземном море сразу упала. Зимой 1937/38 года нападения на неиспанские суда стали редким явлением…
Возвращаюсь, однако, к истории британского плана.
Только 16 октября 1937 года в Лондоне возобновилось его обсуждение. На этот раз инициатива принадлежала французскому правительству.
Слегка перефразировав текст британского плана, Корбен внес в подкомитет документ из пяти пунктов, единственным новшеством в котором было предложение немедленно произвести «символическую эвакуацию» иностранных комбатантов с учетом диспропорции в их числе на той и другой стороне фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27