И резюмировали: все это различные формы «косвенной интервенции», а значит, должно быть запрещено.
Особенное усердие и даже, пожалуй, искусство в наведении тени на плетень проявлял Гранди. Риббентроп ему только поддакивал. Аргументы фашистских представителей, как обычно, возымели влияние на Плимута и Корбена. В результате 9 декабря 1936 года на пленуме комитета была принята резолюция компромиссного характера. Она принципиально признавала необходимость распространения соглашения о невмешательстве на «косвенную интервенцию», но отмечала, что первоочередной задачей в этой области является борьба с «въездом в Испанию иностранцев для участия в гражданской войне».
Таким образом, фашистским державам не удалось отодвинуть на задний план рассмотрение вопроса о «добровольцах». Однако советскую сторону это не могло успокоить. Прошлый опыт настраивал меня очень скептически в отношении темпов и эффективности работы комитета. А потому я воспользовался случаем и на том же пленуме 9 декабря выступил с резкой критикой его политики. К этому времени исполнилось как раз три месяца существования комитета, что и давало мне повод подвести некоторые итоги.
– Итог нашей трехмесячной деятельности, – говорил я, – лучше всего можно охарактеризовать знаменитым изречением Гамлета: «Слова, слова, слова!» Да, слова, и в дополнение к ним все выше поднимающаяся гора бумаг, тщательно подготовленных и врученных нам секретариатом. Что же касается дел, реальных дел, то где они? Их просто нет!
Приведя далее длинную цепь фактов, подкрепляющих этот мой тезис, и подчеркнув исключительную важность проблемы «добровольцев», я закончил свое выступление так:
– Смею высказать надежду, что по крайней мере в вопросе о «добровольцах» наш комитет окажется способным в ближайшем будущем достигнуть каких-либо практических результатов.
Надежда эта осуществилась лишь отчасти. Из-за упорного саботажа со стороны фашистских держав и подозрительной терпимости Англии и Франции рассмотрение проблемы «добровольцев» шло в комитете через пень колоду, и только два месяца спустя было наконец принято решение о запрещении «добровольчества» с 20 февраля 1937 года.
Так было зафиксировало на бумаге. А как обстояло дело в действительности, увидим ниже…
Раздраженные своей неудачей в отношении «добровольцев», фашистские державы попытались взять реванш на другом направлении. 12 января 1937 года Риббентроп и Гранди подняли на заседании подкомитета вопрос об «испанском золоте». Фашистские представители стали требовать, чтобы в порядке борьбы с «косвенной интервенцией» комитет установил контроль над расходованием золотого запаса республики, депонированного в иностранных банках. Смысл предложения был ясен: наложить лапу «невмешательства» хотя бы на ту часть испанского золота, которое хранилось в Лондоне и Париже, и таким образом еще более затруднить республике приобретение за границей столь нужного ей вооружения.
Советское правительство решительно выступило против этого проекта. Риббентроп и Гранди долго не хотели сдаваться. На заседаниях подкомитета 18 января, 2 и 22 февраля, 1, 8, 16 и 23 марта, 28 апреля и 18 мая они вновь и вновь возвращались к «испанскому золоту». Постепенно под их нажимом Плимут и Корбен, относившиеся вначале отрицательно к предложению фашистских держав (ведь тут были затронуты священные права собственности!), стали как-то «слабеть» и даже провели через подкомитет решение о создании специальной «комиссии юристов», которая должна была подработать «приемлемый для всех компромисс».
Стало ясно, что представители «демократических» держав готовы пойти на далеко идущие уступки Риббентропу и Гранди; над средствами испанского правительства за границей нависла серьезная опасность. Но СССР остался непоколебим, и так как все решения комитета должны были приниматься единогласно, то из злостного намерения фашистских держав ничего не вышло. Риббентроп и Гранди даже не рискнули довести дело до голосования. «Испанское золото,» осталось в руках законного испанского правительства…
Я, впрочем, опять немножко забежал вперед. Возвращаюсь к описанию событий в хронологической последовательности.
Итак, 2 декабря 1936 года комитет обратился к британскому правительству с просьбой довести до сведения «обеих сторон в Испании» план контроля за соблюдением соглашения о невмешательстве. На то, чтобы получить только предварительные ответы от правительства Испании и генерала Франко, потребовалось двадцать дней. 23 декабря 1936 года документы эти обсуждались на пленуме комитета.
Ответ испанского правительства, исполненный достоинства, носил примирительный характер. Подчеркивая демократическую законность своих полномочий и факт своего международного признания, республиканское правительство энергично отстаивало свое право покупать за границей оружие, нужное ему для подавления мятежа. Вместе с тем в ответе заявлялось, что правительство готово пойти навстречу комитету и предоставить ему «все возможности для обнаружения нарушителей соглашения».
Совсем иначе звучал ответ Франко, подсказанный, конечно, фашистскими державами. Чтобы у читателя составилось более ясное представление о предмете, я позволю себе процитировать несколько фраз из моего выступления на пленуме 23 декабря:
– К обширному собранию документов комитета Франко прибавляет еще один, который можно охарактеризовать лишь как смесь скудоумия и наглости. Вместо того чтобы дать определенный ответ – принимает ли он хотя бы в принципе предлагаемый план или нет, этот карманный генерал милостиво возвещает нам, что будет продолжать изучение сообщения комитета по «невмешательству»…
Указав далее на то, что новоявленный «фюрер» не постеснялся «распечь» британское правительство, выступившее в качестве почтальона между ним и комитетом, я перешел к вопросам, которые Франко адресовал уже самому комитету:
– Франко, например, спрашивает: должны ли агенты комитета по «невмешательству» «интересоваться только поступлением в Испанию военных материалов, или они должны также убирать с фронтов большие запасы оружия, купленного на золото, украденное в Испанском банке, и на выручку от других ограблений банков и частных домов»?.. Намерен ли комитет по невмешательству «учредить агентов во французских портовых городах, являющихся теперь центрами снабжения и вербовки для различных красных псевдоправительств, поддерживающих анархию, царящую на территории, еще не занятой национальной армией»?.. Что за язык! Что за выражения!..
Из ответа Франко с полной ясностью вытекало, что мятежники не согласны допустить наблюдателей комитета на территорию, находящуюся под их властью. Тем самым рушилась вся организационная основа, на которой был построен план контроля.
Казалось бы, отсюда естественно вытекало решение в самом срочном порядке переделать план с учетом невозможности осуществления его в прежних формах. Однако комитет поступил иначе. Корбен выступил с предложением, чтобы державы, пользующиеся влиянием в том или другом «испанском лагере», приложили усилия к принятию плана контроля как он есть. Французского посла поддержали все другие члены комитета (кроме меня), после чего последовало решение: дать «обеим сторонам в Испании» время для размышления и подождать их окончательных ответов.
Эти окончательные ответы, которые, как и следовало ожидать, не содержали ничего нового по сравнению с предварительными, попали на стол комитета или, точнее, подкомитета лишь 28 января 1937 года. Таким образом, потеряв бесплодно свыше месяца, подкомитет счел нужным наконец приступить к выработке новой схемы контроля.
Но тут встал вопрос: что и как надо переделывать в старой схеме, оказавшейся непригодной ввиду сопротивления Франко? Об этом шла дискуссия на заседании подкомитета 28 января, и в конце концов все пришли к единодушному выводу, что контроль должен осуществляться по сухопутным и морским границам Испании, но вне территории самой Испании. Конкретно это означало, что на суше контрольные посты комитета должны быть установлены на территории Франции и Португалии, а в море контрольным патрулям из военных судов держав, участвующих в комитете, предстояло все время крейсировать на определенном расстоянии от испанских территориальных вод.
Неутомимый Фрэнсис Хемминг, предвидя по целому ряду симптомов невозможность осуществления плана контроля в его первоначальном виде, заранее подготовил второй вариант, построенный в духе тех выводов, к которым пришел подкомитет 28 января. Рассмотрев этот новый вариант, подкомитет признал его приемлемый и поручил секретариату в самом срочном порядке приступить к детальной разработке предложенной схемы. Но представители фашистских держав опять постарались создать как можно больше затруднений и препятствий.
Упомяну здесь лишь о двух наиболее острых случаях.
Первый случай касался Португалии. Вдохновляемая из Рима и Берлина, она категорически отказалась допустить на свою территорию контролеров комитета. В течение трех недель шли безуспешные переговоры между комитетом и португальским правительством. Наверное, они так ничем и не, кончились бы, если бы не вмешалась Англия – эта традиционная покровительница Португалии. В результате был достигнут компромисс: португальское правительство согласилось допустить на свою территорию около 130 контролеров, но только в качестве агентов британского правительства (а не комитета), и обязательно из числа лиц британской национальности. Эти агенты должны были подчиняться британскому послу в Лиссабоне и лишь через него сноситься с комитетом.
Второй случай касался СССР. Как уже говорилось выше, новым вариантом плана предусматривался морской патруль вокруг Испании. Но какие державы должны были участвовать в патрулировании? Риббентроп и Гранди настаивали, чтобы к этому были допущены лишь Англия, Франция, Германия и Италия. Фашисты решительно возражали против несения морской патрульной службы военными кораблями СССР. Напротив, Советское правительство принципиально требовало своего полного равноправия в этом отношении. Плимут и Корбен заняли весьма подозрительную позицию: не солидаризируясь открыто с фашистскими представителями, они в то же время уклонялись от прямой поддержки СССР. В комитете и подкомитете дебаты по этому вопросу замяли почти весь февраль. Однако твердость, проявленная Советским правительством, заставила отступить его явных и скрытых противников. В конечном счете комитет принял решение, что участвовать в морском патрулировании могут все державы, подписавшие соглашение о невмешательстве. СССР, таким образом, одержал принципиальную победу. Но затем произошло то, чего в комитете никак не ожидали. На заседании подкомитета 26 февраля по поручению Советского правительства я сделал следующее заявление:
«Ввиду того, что сейчас принципиально признано право каждого члена соглашения о невмешательстве, если он того пожелает, участвовать в морском контроле, правительство СССР в настоящее время не претендует на фактическое использование этого права, ибо оно не заинтересовано ни политически, ни в других отношениях в нахождении своих морских сил в Средиземном море или Атлантическом океане на большом расстоянии от своих морских баз».
Когда я огласил это заявление, за столом подкомитета в первый момент воцарилось недоуменно-Настороженное молчание. Потом из груди многих невольно вырвался вздох облегчения, а мой сосед швед Пальмшерна, пожав под столом мою руку, шепнул:
– Ваше правительство маневрировало поистине блестяще…
Действительная причина нашего отказа от практического участия в морском патруле заключалась в том, что поблизости от Испании мы не имели собственных баз, а пользоваться французскими или английскими не хотели из опасения возможных в тогдашней обстановке провокаций, которые только еще больше накалили бы международную атмосферу. В сложившихся условиях мы были вполне удовлетворены принципиальным признанием нашего равноправия в осуществлении морского патрулирования у территориальных вод Испании.
Нам удалось добиться и еще некоторых успехов. После длительного нажима со стороны СССР 16 февраля 1937 года пленум комитета принял два очень важных решения: о запрещении посылки в Испанию каких бы то ни было «добровольцев» начиная с 21 февраля 1937 года и о введений в действие плана контроля на суше и на море в ночь с 6 на 7 марта.
С этого момента подкомитет развил лихорадочную деятельность. Достаточно сказать, что между 16 февраля и 8 марта состоялось 12 заседаний подкомитета, а сверх того почти непрерывно работали различные комиссии и подкомиссии. Недаром в понедельник 8 марта, докладывая пленуму комитета окончательный вариант разработанного подкомитетом плана контроля, Плимут не то с сожалением, не то с гордостью заявил: «Мы работали в субботу до позднего часа». Он не нашел лучшего доказательства необыкновенного усердия подкомитета. Еще бы! Насмарку пошел священный английский «Week end» («конец недели»), забыты были гольф и крикет, которыми обычно развлекаются в это время британские политики и государственные люди. Куда уж дальше!
Самый пленум 8 марта, заседавший утром и вечером, в свете последующих событий представлял очень любопытную картину. Конечно, план контроля был принят единогласно почти без прений. Конечно, представители Англии и Франции произнесли в данной связи весьма оптимистические речи. Это было, так сказать, в порядке вещей. Менее обычным оказалось поведение германского и итальянского представителей. Бросалось в глаза, что на столь важное заседание комитета не явились ни Риббентроп, ни Гранди. Их заменяли лица второго ранга – советник посольства Верман от Германии и советник посольства Крола от Италии. Это наводило на некоторые размышления. Зато, как бы желая парировать возможные сомнения, оба советника расточали самые неумеренные восторги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27