– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот, например. – Шредер вылез из джинсов. Трусы он почему-то предпочитал полосатые, как тельняшки у матросов. К счастью, он менял их ежедневно. – Возьмем то, как ты на нее смотришь. Это каждый идиот заметит. И ты ей нравишься. Это тоже слепому видно. – Он доверительно ухмыльнулся и ударил Йона по плечу. – Желаю удачи, старик! Ты подцепил клевую телку.
– Ну, «подцепил» – это громко сказано!
– Ну, ты меня понимаешь. На мой взгляд, вы классно смотритесь вместе.
– Она почти на двадцать лет моложе меня, – проговорил Йон, подпуская в свой голос каплю сомнения. Для выхода из тени еще слишком рано, да и Юлия категорически не желает, чтобы об их связи стало известно. С другой стороны, пожалуй, будет разумно, если они сделают вид, что сблизились только теперь, во время поездки с десятыми классами. Получится весьма правдоподобно.
– Ну и что? – не унимался Шредер. – Ведь для твоего возраста ты в отличной форме.
– Спасибо, приятно слышать. – Йон достал из шкафа кроссовки и шорты. – Знаешь, я и сам поражен. Никогда бы не подумал, что я еще… ну, ты сам понимаешь… Я прежде не обращал на нее внимания… Но сейчас, во время поездки… пожалуй… начинаю интересоваться ею всерьез.
– Почему бы нет? Это нормально.
– Со смерти Шарлотты не прошло и трех месяцев. По-моему, непорядочно и некрасиво завязывать так скоро новые интрижки.
Шредер взял возле раковины шампунь, гель для душа и полотенце.
– Ты с ума сошел! – воскликнул он. – Сейчас самое время, лучшего для тебя не придумаешь. Могу себе представить, как тебе было говенно после несчастья с Шарлоттой. И вот теперь у тебя появляется шанс начать все снова… Только не говори, что ты собираешься еще и бегать! – добавил он с притворным ужасом.
– Только часок. Вдоль реки.
– Часок? После дневного перехода? Эх, мне бы такие кондиции! А я должен принять душ. Что же касается Юлии – смотри, не теряйся! – Шредер разглядывал в зеркало зубы. – Сам я, к сожалению, ничего не сумел у нее добиться.
– Ты пытался?
– Как я мог пропустить такую роскошную телку? Ты ведь меня знаешь. – Залихватски подмигнув, он вышел из комнаты.
Охотней всего Йон догнал бы его сейчас и вмазал по роже, чтобы сбить с него возмутительное самодовольство и отплатить за пошлое подмигиванье. Что из себя строит этот идиот? Тоже мне, мачо нашелся! Кролик похотливый! Спину расцарапанную демонстрирует! Да как он смел даже пытаться включить такую женщину, как Юлия, в свою коллекцию! Чтобы потом, через пару месяцев или даже недель, бросить ее, как и всех прочих.
Йон завязал кроссовки и немного постоял у открытого окна. Заставил себя правильно дышать. Ни в коем случае нельзя слишком живо представлять себе приставания Шредера к Юлии, иначе он никогда не отделается от мыслей об этом.
Отсюда была хорошо видна серебряная лента Везера. Вода мерцала в лучах вечернего солнца. Как браслет из Авиньона, который Юлия так и не нашла. Теперь она больше не желает говорить о нем, очень переживает собственную рассеянность. Зато часто вспоминает старинный парк, отель, огромную кровать, роскошный завтрак. Сегодня вечером, во время прогулки по Гамельну, он выберет самый красивый отель. Побудет с ней наедине часа три-четыре. Будет ее любить.

36

В половине восьмого они отправились в город. Термометр у входа на турбазу все еще показывал двадцать восемь градусов. Воздух застыл в неподвижности. Вдали, за Везером, висела над горизонтом мрачная серо-фиолетовая туча, но к городу не приближалась. Йон заметил ее еще час назад, во время пробежки, и с тех пор ее положение не изменилось.
Юлия надела широкую юбку из красного шелка, купленную ими в Авиньоне. А к ней белую блузку без рукавов, расстегнув ее так, что была видна ложбинка между грудями. Белые и красные цвета ее одежды вызвали у него мысли о клубнике со сливками.
Идя быстрым шагом по бульвару вдоль Везера, на виду у турбазы, они неукоснительно сохраняли дистанцию. На маленькой площади свернули налево, в Старый город. Тогда Йон взял Юлию за плечи, прижал к стене дома и хотел поцеловать.
– Тут полно народу, могут попасться и наши ребята, – заявила Юлия. – Совсем не место для объятий.
Йон расстегнул еще одну пуговку на ее блузке и сунул руку под легкую ткань. Ее груди были прохладные.
– Шредер о чем-то догадывается, – пробормотал он. – Все приставал ко мне с расспросами.
– Да? И что ты ему сказал?
– Что готов в тебя влюбиться целиком и полностью, более ничего. Я хочу тебя, Юлия. Хочу лечь с тобой в постель.
Она уперлась ладонями в его грудь:
– Что это значит? Что отныне мы можем играть в открытую?
– Думаю, да. Во всяком случае, реакция Шредера оказалась положительной. Он даже сказал, что для меня это сейчас самое лучшее.
– А он что-нибудь говорил про твою жену? Ведь в «Буше» кто-нибудь непременно возмутится, что ты не выдержал годичного траура.
Йон покачал головой:
– Шредер считает все абсолютно нормальным. Пойдем, поищем отель. – Он взял ее за руку и потащил за собой.
– Ну наконец-то, – сказала она. – Сегодня, во время похода, я чуть с ума не сошла. Знаешь что? Иногда кажется, что ты умрешь, если немедленно не получишь то, что тебе надо. Я бы с безумным удовольствием занялась этим там, в лесу. Я видела парочку очень подходящих мест.
– Я чувствовал то же самое.
На рыночной площади толпились туристы, всем хотелось провести душный вечер под открытым небом. Раздавались смех, голоса, звонили колокола на церкви. Без четверти восемь. Во вторник они осматривали интерьер церкви; рассказ Юлии про готическую архитектуру не вызвал у десятиклассников большого интереса. Только один из витражей привлек к себе внимание, в основном, конечно, внимание девочек; это была реконструкция старинного витража четырнадцатого века – человек в пестрой одежде играет на дудочке, а с ним дети в белых рубашечках. «В саванах», – заметила Леония Пфотенхауэр и содрогнулась. А Тина Цуллей поинтересовалась, что же на самом деле случилось с детьми. Концельманн – нет, «Маркус», – немедленно воспользовался этой возможностью и принялся менторским тоном излагать различные версии, от чего Йона просто корежило. Приглушенный голос, собачьи взгляды в сторону Юлии, усевшейся на скамью рядом с девочками. Важный вид, надутые щеки и ко всему прочему преждевременно растущее брюхо.
Мысли Юлии, как оказалось, текли в том же направлении.
– Какая печальная история с пропавшими детьми, – сказала она со вздохом и поглядела вслед маленькой девочке, откусившей в этот момент голову у пряничной крысы. – Просто кошмар!
– Для Гамельна этот кошмар оказался в итоге весьма прибыльным, – возразил Йон. – Тут все на нем здорово зарабатывают. Живут этим. Как навозные жуки, угри, птицы-стервятники. В ход идет что угодно.
– Ты их осуждаешь с позиции морали? – Она остановилась, взяла Йона за руку, а другой рукой подтянула повыше ремешок на пятке.
За ее спиной находился роскошный фасад «Дома свадебных обрядов». Йону не нравились ренессансные здания Везера, этот фахверк, этот избыточный декор, вычурность, лепнина. Не нравились ему и более ранние здания, вообще весь антураж. Все «слишком», и прежде всего здесь, в Старом городе. Улочки слишком узкие, дома слишком начищенные, туристы слишком жадные и горластые. Он предпочитал города Северной Германии, с их сдержанной архитектурой, присущей зданиям из кирпича. Там было больше подлинности, меньше искусственности, показухи.
– Осуждаю? Вовсе нет, – возразил он. Сам он, в конце концов, вел себя точно так же и без зазрения совести забрал себе то, что принадлежало Шарлотте. Тоже своего рода трупоедство. – Ради своего выживания человек берет то, что может взять.
– Но если берется больше, чем необходимо для выживания?
Он посмотрел ей в глаза. Что она имела в виду? Что он должен был отказаться от наследства Шарлотты? Зачем? Quisquis habet nummos, secura naviget aura Имеющий деньги пусть безопасно плывет по волнам (лат.).

. Как бы то ни было, она сама кое-что поимела с этого, без видов на большие деньги он никогда бы не смог пригласить ее в Авиньон, не говоря уж обо всех ее тамошних покупках. С его счета за эту короткую поездку было снято добрых пять тысяч евро. Так что Шарлотта финансировала их обоих.
– Я хочу делиться с тобой всем, – сказал он. – Всем, что у меня есть. Я рискую повториться, но все-таки скажу – я хочу жениться на тебе.
Она чуть поморщилась и ткнула большим пальцем через плечо:
– Это на тебя так подействовал этот «Дом свадебных обрядов», а? Мог бы найти для своего предложения менее банальное место. Между прочим, вон идут наши подопечные.
Йон повернулся. По площади шлялась группа ребят. Маленький Симон Мюнхмейер с какой-то булкой, Лука делла Мура, Тимо Фосс в голубых солнечных очках, оба на две головы выше Симона и с сигаретами в зубах; Ясмин Колле, Тина Цуллей и Маттиас Фрилингаус с мороженым. За ними, как всегда, крепко обнявшись, Нора и Мориц, они пили из одной бутылки через две соломинки. Вероятно, колу или какой-нибудь из нынешних тонизирующих энергетических напитков.
– У меня дикая жажда, – сообщила Юлия. – Может, купим мороженое? Немножко посидим, посмотрим. – Она махнула школьникам рукой; ответили ей лишь маленький Симон и девочки.
– Вместо комнаты в отеле?
– Ты прекрасно знаешь, что за нами следят пятьдесят с лишним шпионов, – ответила она и продолжила с захлебывающейся интонацией школьной сплетницы: – «Знаете новость? Зверманн и Швертфегер пошли трахаться, в такой-то отель». – Положив руку на плечо Йона, она добавила уже нормальным тоном: – Здесь в самом деле это более чем неразумно. Подождем до Гамбурга, ладно? А через пару недель нам вообще не понадобится ни от кого скрываться даже в «Буше».
– Ты меня любишь? – спросил он. Ему хотелось услышать от нее хотя бы это, раз уж лопнула его мечта об отеле.
– Да, – ответила она и потащила его дальше. – Ты ведь сам знаешь.
В поисках свободных мест в кафе они следовали за крысами, нарисованными на тротуаре белой краской, – по официальному маршруту осмотра города. Юлия остановилась перед зданием монастырской богадельни и показала пальцем наверх, на одно из украшающих фасад лиц.
– Ну? Угадай-ка, на кого похожа маска? Кто это, по-твоему?
Угрюмое деревянное лицо освещалось косыми лучами вечернего солнца.
– Оральски, – ответил Йон. – Собственной персоной. Кажется, вот-вот заорет.
Как по заказу, вдалеке пророкотал гром.
Юлия засмеялась:
– Как будто он увидел нас здесь.
– Сейчас он видит только велосипедные счета.
– Вот уж мешок несчастный!
Йон вздрогнул. К счастью, она этого не заметила.
В пиццерии рядом со зданием богадельни они нашли свободный столик. Йон отодвинул в сторону две грязные тарелки, покрытые красноватой пленкой жира. Пластиковая крышка стола была липкой. Он охотно поискал бы другое место, но Юлия очень хотела пить.
Когда он раскрыл меню, она дотронулась под столом до его ноги голым коленом.
– Прежде всего много-много воды. Ты выберешь вино?
Она откинулась на спинку стула и огляделась по сторонам. Кто-то привлек ее интерес, и Йон проследил за ее взглядом. В паре столиков от них двое мальчишек с «ирокезами» на головах и пирсингом в бровях поглощали спагетти с головокружительной скоростью. Близнецы. Оба наматывали спагетти левой рукой на вилку и, не отрывая глаз от тарелки, направляли в рот. Два смазливых мальчишки с отвратительными манерами. Они напомнили Йону Тимо Фосса.
Юлия наклонилась к нему и прошептала:
– Ты хотел бы всегда видеть рядом с собой людей, которые были бы, как ты?
– Которые ели бы, как я, – буркнул Йон и махнул рукой кельнеру.
Юлия зажала рот, чтобы не рассмеяться.
Кельнер вытащил блокнот из заднего кармана и остановился возле них.
– Buona sera Добрый вечер (ит.).

, господа, что желаете?
Низкий голос, зачесанные назад и намазанные гелем черные волосы, на шее золотая цепь с крестом Типичный итальянец, просто картинный Парню, вероятно, не старше двадцати пяти, взрослый обормот. Йон не любил таких типов. Хотя бы за запах пота.
– Воды, – сказала Юлия. – «Сан-Пеллегрино», если у вас есть.
– Subito Минуту (ит.).

, синьора. Маленькая бутылка? Большая бутылка?
– Пожалуйста, большую.
– Конечно. Большое всегда лучше, чем маленькое, правильно, синьора?
Йон поднял глаза от меню и успел увидеть, как парень недвусмысленно подмигнул. Вот подонок!
Юлия оставила без внимания его развязность и повернулась к Йону:
– Ты что-нибудь выбрал?
– Мы возьмем «Пино гри». Пол-литра.
Подонок записал заказ, одновременно пялясь в вырез на блузке Юлии.
– Все? – Его бас сделался еще гуще.
– Да, – нетерпеливо произнес Йон. – И заберите отсюда грязные тарелки.
– Конечно. – Раздражающе медленно он наклонился над столом. На мизинце левой руки красовался аляповатый перстень. Настоящий подонок.
Йон дождался, когда парень скрылся где-то в недрах кафе, и сказал:
– Может, тебе немножко застегнуться?
Юлия опустила глаза на блузку.
– Ой! – воскликнула она и застегнула пуговицу, которую недавно расстегнул Йон. – Вот из-за чего он так пялился!
– Ты явно ему понравилась.
– Ну и что? Ведь это входит в их стандартную программу – заигрывать с посетительницами. Ты знаешь, чему я вообще не могу поверить? Тому, что у тех детей было что-то вроде дрожательного паралича – я имею в виду их непрерывный танец. Вероятно, он был заразительный.
– У каких детей? – Йон был весь в мыслях о наглости кельнера-итальянца.
– Ну, у тех ста тридцати детишек, которых увел за собой Крысолов. Неужели у всех началась пляска святого Витта? Из-за того, что он играл на дудочке? И почему за ним пошли дети, а не взрослые?
Столик отчаянно качался. Йон взял подставку для пива и сунул под ножку.
– Может, неведомая сила перенесла их в Трансильванию и они сделались маленькими вампирчиками? Такая версия тоже имеется, если я правильно понял Концельманна. То есть Маркуса.
– Это лучше, чем если бы они заболели чумой и были из-за этого изгнаны из города, – сказала Юлия. – Представь себе, какой ужас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37