вместо того чтобы прислушаться к этим душам, ты сразу раскрылся перед ними, ожидая получить ответы на все вопросы, и даже не проверил, движимы ли они любовью.
А они, в отличие от тех душ, которые находятся в контакте с Божественным источником, не отдалились от тебя, а просто-напросто втянули тебя в свой мир – точно так же, как в физическом измерении поступают разные сумасшедшие политические, культовые и другие группы, если ты проявил неразборчивость.
Уил помолчал, размышляя, потом продолжал.
– Всё это – как бы, углубление в Десятое откровение, потому, нам и дано это видеть. По мере того, как контакты между обоими измерениями будут расширяться, у нас будет всё больше встреч с душами в Афтерлайфе.
Эта часть Откровения подсказывает, что следует делать различие между душами, которые пробудились и проникнуты духом любви, и теми, которыми владеет страх и какая-то навязчивая идея.
Однако, мы не должны списывать их со счетов, видя в них демонов или дьяволов. Это души, находящиеся в процессе роста, – точно так же, как и мы.
Знаешь, ведь многие из Тех, кто сейчас в земном измерении не может отыскать выхода из каких-то сложных коллизий, – это те самые души, чьи Видения рождения были исполнены наибольшего оптимизма.
Я покачал головой, не вполне понимая.
– Потому-то, – продолжал Уил, – они и выбирают для своего рождения тяжёлые, напряжённые ситуации, требующие каких-то из ряда вон выходящих нейтрализующих мер.
– Ты имеешь в виду неблагополучные семьи?
– Да. Неудержимое стремление контролировать ситуацию, проявляется ли оно в форме диких выходок или различных нездоровых склонностей, порождается такой обстановкой, в которой человек является жертвой насилия, принуждения и т. п. и где уровень страха настолько высок, что тот же самый гнев, ярость, извращенные эмоции возрождаются снова и снова, поколение за поколением.
Индивидуумы, рождающиеся в таких ситуациях, делают этот выбор преднамеренно, так сказать, находясь в здравом уме.
Эта идея показалась мне абсурдной.
– С какой стати кому-то может захотеться родиться в таких условиях?
– Потому что они были уверены, что им хватит сил вырваться из этого порочного круга, исцелить семейную систему, в которую им предстоит войти.
Они верили, что сумеют пробудиться и, оказавшись в этом кошмаре, постепенно, победить злобу и страх и что всё это явится подготовкой к выполнению миссии – помогать другим выходить из подобных ситуаций.
Даже если они идут путём насилия, нам следует видеть в них людей, потенциально способных освободиться.
– Значит, что касается преступлений и насилия, наиболее верной является идея либералов о том, что каждый может измениться и вернуться к нормальной жизни? А консервативный подход, выходит, и гроша ломаного не стоит?
Уил улыбнулся.
– Не совсем так. Либералы правы, считая, что люди, выросшие в обстановке насилия и подавления, являются продуктом своей среды. По мнению же консерваторов, перестать совершать преступления и сесть на общественное пособие, – это, всего лишь, вопрос сознательного выбора.
Однако, подход либералов – в достаточной степени поверхностен – вплоть до того, что они считают возможным изменить человека, просто поместив его в другие условия – скажем, обеспечив ему финансовую поддержку или образование.
Обычно программы помощи сводятся к тому, чтобы предлагать советы или материальную помощь.
Когда же речь идёт о серьёзных нарушителях законности и порядка, все попытки их реабилитации – это, в лучшем случае, поверхностные рекомендации, в худшем же – терпимость и выискивание смягчающих обстоятельств, а это, как раз, совершенно противопоказано, в подобных случаях.
Всякий раз, когда индивидуум, чрезмерно озабоченный проблемой собственного контроля надо всем, отделывается лёгким испугом, это способствует тому, что он и дальше ведёт себя также и укрепляет представление, что всё это не так уж и серьёзно, а значит, создаёт обстоятельства, прямо-таки, гарантирующие, что это произойдёт снова.
– А что же тогда делать? – спросил я.
Уил едва не задрожал от волнения:
– Мы можем научиться осуществлять духовное вмешательство! А это означает помочь сделать весь процесс сознательным – точно то же самое делают вот эти души по отношению к тем; которые находятся в плену иллюзий.
Некоторое время он смотрел на души, кольцом окружавшие нас, потом перевёл взгляд на меня и покачал головой:
– Я способен получить от этих душ всю информацию, которую только что передал тебе, но пока ещё не могу ясно воспринять Видение мира. Мы ещё не научились набирать достаточно энергии.
Я сосредоточился на окружавших нас душах, однако, не смог получить никакой другой информации, кроме переданной мне Уилом.
Сонмы душ явно обладали гораздо большим знанием и проецировали его на мысленные построения, порождённые страхом, но, как и Уил, я не сумел понять больше ничего.
– По крайней мере, мы узнали ещё кое-что из Десятого откровения, – сказал Уил. – Теперь мы знаем, что, каким бы нежелательным ни было поведение других, нам следует помнить, что они, всего лишь, души, пытающиеся пробудиться, как и мы.
И тут меня, словно бы, швырнуло назад звуковым ударом; в голове бешено заметались все цвета радуги.
Рванувшись, Уил успел, в последний момент, поймать меня, подзарядить своей энергией и удержать. Меня тряхнуло как будто электрическим током, потом всё прошло.
– Оци там снова взялись за своё, – сказал Уил. Справившись с головокружением, я взглянул на него:
– Это значит, что, возможно, Кэртис попытается силой остановить их. Он убеждён, что других способов нет.
Едва произнеся эти слова, я отчетливо увидел мысленным взором Феймэна – человека, который, по мнению Дэвида Одинокого Орла, имел какое-то отношение к этому эксперименту.
Он стоял где-то на высоте, осматривая долину. Глянув на Уила, я понял, что и он видит то же самое. Он кивнул в знак подтверждения, и мы тут же начали двигаться.
Когда движение прекратилось, мы с Уилом оказались лицом друг к другу. Серые тона вокруг нас ещё более сгустились. Снова громкий, какой-то разлаженный звук сотряс тишину, и лицо Уила начало терять отчётливость. Но он держал меня, и, через несколько секунд, звук прекратился.
– Теперь эта штука ревёт чаще, чем прежде, – заметил Уил. – Возможно, у нас совсем немного времени.
Я кивнул, борясь с головокружением.
– Давай-ка осмотримся, – предложил Уил.
И тут же мы различили в нескольких сотнях ярдов от нас сгусток энергии, который быстро приблизился и остановился ярдах в сорока-пятидесяти от нас.
– Будь осторожен, – предупредил Уил. – Не идентифицируйся с ними полностью. Просто послушай и выясни, кто они такие.
Я осторожно настроился и тут же увидел движущиеся души и образ города, из которого недавно вырвался. Я почувствовал страх, и они немедленно приблизились ещё.
– Продолжай оставаться сосредоточенным на любви, – посоветовал Уил. – Они не могут втянуть нас к себе, если только мы сами не поведём себя так, как будто ждём от них спасения. Попытайся послать им заряд любви и энергии. Это либо поможет им, либо заставит уйти.
Поняв, что страх владеет этими душами в большей степени, чем мною, я сосредоточился и сделал то, что рекомендовал Уил. Они немедленно отдалились туда, где находились раньше.
– Почему они не могут принять эту любовь и очнуться? – спросил я Уила.
– Потому что, когда они ощущают энергию и она немного повышает их сознание, их начинает мучить чувство одинечества.
Приход к пониманию и освобождение от потребности контролировать, всегда поначалу болезненны, потому что момент принуждения должен быть убран, прежде чем будет обретено внутреннее решение проблемы потерянности. Вот почему «потёмки души» иногда предшествуют возросшему знанию и духовной эйфории.
Моё внимание привлекло движение справа. Сосредоточившись, я увидел ещё несколько душ; когда они приблизились, другие души отодвинулись подальше. Я настроился на новый сонм, чтобы понять, чем он занимается.
– Зачем, по-твоему, явились эти души? – спросил я Уила.
Он пожал плечами:
– Они имеют какое-то отношение к этому Феймэну.
В окружающем сонм пространстве я начал различать какое-то движущееся изображение. Сосредоточившись, я стал видеть чётко и понял, что это огромное промышленное предприятие где-то на Земле: большие металлические корпуса, ряды чего-то наподобие трансформаторов, трубы и целые мили проводов.
В центре комплекса, наверху одного из самых высоких корпусов, находился центр управления со стеклянными стенами и потолком. Внутри я различил ряды компьютеров и другое оборудование. Я взглянул на Уила.
– Вижу, вижу, – подтвердил он.
Перспектива нашего обзора расширилась, и теперь мы могли видеть весь комплекс сверху. Бесконечные провода выходили из главного корпуса во всех направлениях, подавая энергию к огромным вышкам, с которых лучи, наподобие лазерных, передавали её дальше другим станциям.
– Ты знаешь, что это такое? – спросил я.
Он кивнул:
– Централизованный энергетический комплекс.
Наше внимание привлекло какое-то движение в дальнем от нас конце комплекса. К одному из самых больших корпусов подъезжали аварийные и пожарные машины. В окнах четвертого этажа мелькали зловещие отблески огня.
В какой-то момент они вырвались наружу, и тут же земля под зданием, будто бы, треснула. В воздух поднялась туча пыли и обломков; здание содрогнулось, затем, медленно обрушилось. Одновременно с этим, языки пламени охватили корпус, стоявший справа.
Сцена сменилась: теперь мы видели центр управления, в котором суетились люди. Справа открылась дверь, вошёл человек с кипой бумаг и чертежей. Бросив их на стол, он решительно и уверенно принялся за дело.
Чуть прихрамывая, он переходил от одной машины к другой, что-то включая и выключая, нажимая какие-то кнопки. Мало-помалу, земля перестала содрогаться, огонь удалось подавить. Человек продолжал торопливо работать, попутно давая указания другим.
Присмотревшись к нему поближе, я обернулся к Уилу:
– Это – Феймэн!
Уил не успел ответить, как события завертелись, словно в фильме с ускоренной съёмкой. На наших глазах комплекс был спасён, потом, рабочие начали быстро демонтировать его, корпус за корпусом.
Одновременно поблизости строилось нечто гораздо меньшее – предприятие по производству более компактных генераторов.
В конце концов, большая часть территории комплекса обрела свой первоначальный вид, заросла лесом, а новое предприятие занималось выпуском маленьких установок, которые можно было видеть на задах каждого жилого дома или деловой постройки в сельской местности.
И вдруг, перспектива, как бы, сдвинулась назад, и мы увидели на переднем плане одинокую фигуру, наблюдавшую ту же самую картину, что и мы.
Увидев его профиль, я понял, что это – Феймэн, до его нынешнего рождения, рассматривает то, чего он может достигнуть в жизни.
Мы с Уилом переглянулись.
– Это ведь часть его Видения рождения, правда? – спросил я.
Уил кивнул:
– Это должен быть его сонм душ. Давай-ка посмотрим – может, сумеем что-нибудь ещё выяснить о нём.
Мы оба сосредоточились на сонме, и перед нами возникло другое изображение. То был девятнадцатый век, военный лагерь, палатка командующего.
Мы увидели Феймэна вместе с генералом – тем самым, которого я встретил в иллюзорном городе. Слегка прихрамывавший Феймэн был одним из заместителей генерала; вторым был Уильямс.
Наблюдая за ними, мы начали вникать в историю их взаимоотношений. Великолепный тактик, Феймэн отвечал за стратегию и технические вопросы.
Незадолго до наступления, генерал приказал тайно продать индейцам одеяла, заражённые оспой; Феймэн решительно воспротивился этому – не столько из жалости к туземцам, сколько из-за возможных политических последствий.
Позже, уже после того, как Вашингтон приветствовал победу в этом сражении, журналисты раскопали историю с заражёнными одеялами, и было начато расследование.
Генерал и его близкие друзья в Вашингтоне сделали козлом отпущения Феймэна; его карьера рухнула. Генерал впоследствии стал видным политическим деятелем национального масштаба и оставался им, пока и ему не дали подножку.
Феймэн так никогда и не оправился от удара; его собственные политические амбиции рухнули вместе с его профессиональной карьерой.
С годами он всё более озлоблялся, отчаянно и безуспешно призывая общественность заставить генерала рассказать всю правду о той битве.
Двое-трое журналистов некоторое время занимались этой историей, но вскоре интерес общественности к ней совершенно заглох, и Феймэн окончательно впал в немилость.
Под конец жизни, его сильно мучило, что ему так и не удалось достичь в политике того, о чём он мечтал; считая своего бывшего командира виновным во всём, он совершил покушение на него во время официального обеда и был застрелен телохранителями.
Феймэн, отделивший себя от внутренней уверенности и любви, не смог полностью пробудиться после смерти.
Долгие годы он считал, что провалил дело, и жил в иллюзорных построениях, лелея свою ненависть, обречённый на бесконечное повторение всё того же ужаса: он планировал другое покушение и совершал его – только для того, чтобы снова быть убитым.
Наблюдая, я понял, что Феймэн мог бы оставаться в ловушке иллюзий гораздо дольше, если бы не решительные усилия другого человека, который тогда находился вместе с ним в военном лагере. Увидев его образ, я узнал его.
– Это Джоэл, тот самый журналист, – пояснил я Уилу, стараясь удержать чёткость видения.
Уил кивнул в знак того, что понял.
После смерти Джоэл стал членом внешнего кольца душ и полностью посвятил себя задаче пробуждения Феймэна.
В их тогдашней жизни он намеревался предавать огласке любой случай жестокости или обмана, совершённых военными по отношению к индейцам, и ему была известна история с заражёнными одеялами, но взятками и угрозами его заставили держать язык за зубами.
Посмертный Обзор жизни привёл его в отчаяние, но он не утратил сознания и поклялся помочь Феймэну, который попал в беду, в общем-то, из-за его, Джоэла, отказа от решительных действий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31