Двое из тех, кто находился ближе, встали и приблизились к Шарон.
– Убирайся отсюда, – сказал мне один. – Оставь её в покое.
– Не слушай его, – говорил Шарон тем временем другой. – Он ненормальный. Мы нужны друг другу, Я наклонился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
– Шарон, это всё ненастоящее. Ты умерла. Мы должны найти, как выбраться отсюда.
– Заткнись! – выкрикнул кто-то ещё четверо или пятеро поднялись и пошли ко мне. Глаза их горели ненавистью. – Оставь нас в покое.
Я начал отступать к двери. На меня уже надвигалась целая толпа. В просвете между головами я мельком увидел Шарон, снова занявшуюся своим кальяном.
Я повернулся, бросился к двери, проскочил её… и понял, что нахожусь не на улице, а в каком-то учреждении, в окружении компьютеров, рабочих столов, стоек с папками – словом, в двадцатом веке, в своём времени. Там был даже стол для заседаний.
– Эй, вам сюда нельзя, – сказал кто-то. Обернувшись, я увидел мужчину средних лет, обозревавшего меня поверх очков для чтения. – Где моя секретарша? У меня нет времени на это. Что вам нужно?
– Один человек гонится за мной. Я просто хотел спрятаться.
– О Господи, тогда зачем вы явились сюда? У меня нет на это времени. Вы даже представить себе не можете, сколько мне нужно успеть сделать сегодня! Взгляните на эти папки. Кто, по-вашему, будет заниматься этим, если не я? – Его лицо выражало подлинный ужас.
Я покачал головой и взглядом поискал другой выход.
– Разве вы не знаете, что вы покойник? Ведь это всё – только плод воображения.
Выражение ужаса на его лице сменилось выражением гнева.
– Как вы попали сюда? Вы что – преступник?
Наконец, я увидел другую дверь и выбежал через неё наружу. Теперь улицы были совеем пусты: я увидел лишь одну коляску. Она остановилась у отеля напротив меня; красивая женщина в вечернем платье, выйдя из неё, оглянулась на меня и улыбнулась.
Улыбка была тёплой, дружеской. Я ринулся к ней через улицу; всё с той же скромной, милой улыбкой она подождала, когда я приближусь.
– Вы одни? – сказала она. – Не хотите пойти со мной?
– А куда вы идёте? – осторожно поинтересовался я.
– На вечеринку.
– А кто там будет?
– Понятия не имею.
Открыв дверь, она кивком пригласила меня следовать за ней. Я подчинился, стараясь придумать, что же делать дальше. Мы вошли в лифт, и женщина нажала кнопку пятого этажа.
По мере того как мы поднимались, волны расположения и тепла, исходившие от неё, становились всё ощутимее. Уголком глаза я заметил, что она смотрит на мои руки. Когда я перехватил её взгляд, она снова улыбнулась, давая понять, что поймана с поличным.
Дверь лифта открылась, и женщина повела меня вдоль холла. У одной из дверей она остановилась и дважды постучала. Послышался металлический звук отпираемого замка, затем, на пороге появился мужчина. При виде моей спутницы его лицо озарилось.
– Заходите, заходите! – пригласил он.
Женщина пропустила меня вперёд. Я вошёл, и тут же какая-то девушка, в вечернем платье с открытыми плечами и босая, протянула руку и коснулась моей.
– О, вы заблудились, – проговорила она, – бедняжка! Здесь, с нами, вы будете в безопасности.
Чуть подальше я увидел мужчину без рубашки.
– Посмотрите-ка на его бедра, – произнёс он, пристально разглядывая меня.
– Руки у него просто замечательные, – отозвался другой.
Совершенно ошарашенный, я начал оглядываться по сторонам и только тут заметил, что в комнате полно людей в разных стадиях раздетости; все они занимались любовью.
– Нет, подождите, сказал я. – Я не могу остаться. Девушка, висевшая на моей руке, спросила:
– Вы что – собираетесь уйти? Но вы вряд ли сумеете найти такую компанию, как эта. Чувствуете, сколько здесь энергии? Это не то, что бродить где-то одному, ведь правда? – Она провела рукой по моей груди.
Вдруг с другого конца комнаты послышался шум драки.
– Нет, оставьте меня в покое! – выкрикнул кто-то. – Я не хочу находиться здесь!
Юноша лет восемнадцати, не больше, оттолкнул со своего пути нескольких человек и выскочил за дверь. Я, воспользовавшись суматохой, последовал за ним. Не дожидаясь лифта, он ринулся вниз по ближайшей лестнице, я тоже. Когда я выбежал на улицу, он был уже на другой стороне.
Я уже собирался крикнуть ему, чтобы остановился, как вдруг он сам застыл на месте, охваченный ужасом. Впереди, на тротуаре, стоял генерал, все ещё сжимая в руках нож, а перед ним – та самая четверка, которая наблюдала за мной раньше.
Все они говорили одновременно – громко, сердито, жестикулируя. Вдруг один из четверки выхватил револьвер, а генерал бросился на него с ножом. Прозвучал выстрел; нож генерала отлетел в одну сторону, шляпа – в другую, а сам он тяжело рухнул на тротуар с пробитым пулей лбом.
В ту же секунду четвёрка застыла, как в стоп-кадре, потом начала таять в воздухе, пока не исчезла совсем. Одновременно исчез и человек на тротуаре.
Юноша присел на край тротуара и обхватил голову руками. Я подбежал к нему; колени у меня дрожали.
– Всё в порядке, – сказал я. – Они ушли.
– Нет, – почти простонал он. – Посмотрите туда.
Я обернулся и увидел только что исчезнувшую четверку через дорогу, напротив отеля. И – самое невероятное – они стояли точно так же, как когда я увидел их в первый раз. Один пыхнул сигарой, другой взглянул на часы.
Мое сердце подскочило в груди, когда вслед за этим я увидел и генерала, снова стоявшего перед ними в угрожающей позе.
– Это повторяется опять и опять, – пробормотал юноша. – Я больше не могу. Кто-нибудь должен помочь мне.
Прежде чем я успел сказать хоть что-нибудь, справа от него материализовались две смутно различимые фигуры. Юноша долго смотрел на них расширенными глазами, потом его лицо выразило волнение.
– Это ты, Рой? – произнес он.
Фигуры, колыхаясь в воздухе, надвинулись и заслонили его. Через несколько минут все трое исчезли.
Я тупо смотрел на край тротуара, где он только что сидел, и вдруг ощутил признаки более высокой вибрации.
Мысленным взором я снова увидел свой сонм душ и ощутил их любовь, их Искреннюю заботу. Сосредоточившись на этом ощущении, я сумел избавиться от тревоги; моя энергия возросла, и немедленно серый цвет вокруг меня стал светлее, а город пропал.
Моя энергия продолжала расти, так что я смог представить себе лицо Уила – и тут же он оказался около меня.
– Ты в порядке? – спросил он, обнимая меня. Лицо его выражало огромное облегчение. – Эти иллюзии были очень сильны – ты так и влетел в них со всего размаху.
– Знаю. Я не мог ни думать, ни вспомнить, что нужно делать.
– Тебя долго не было. Всё, что мы могли, – это посылать тебе энергию.
– «Мы»? Кого ты имеешь в виду?
– Вот эти души, – ответил Уил, делая широкий жест рукой.
И я увидел сотни, а может быть, и тысячи душ, кольцом окружавшие нас. Некоторые были обращены лицами к нам, в то время как другие смотрели куда-то в ином направлении.
Тоже взглянув туда, я увидел в отдалении несколько крупных клубящихся масс энергии и, сосредоточившись на одном из них, понял, что это тот самый город, из которого я только что сбежал.
– Что это за штучки? – спросил я.
– Мысленные построения, – ответил Уил, – созданные душами, в жизни которых присутствовал очень сильный контроль, так что они, после смерти, не смогли пробудиться. Их здесь многие тысячи.
– Ты видел, что происходило, пока я был в городе?
– Большую часть. Сосредоточившись на ближайших душах, я улавливал их видения того, что происходило с тобой. Вот это кольцо душ постоянно посылает энергию в иллюзии – в надежде, что кто-нибудь отзовется.
– Ты видел того парня? Он сумел очнуться. А вот остальным, похоже, не было дела ни до чего. Уил повернулся ко мне:
– Ты помнишь, что мы видели в Обзоре жизни Уильямса? Сначала он никак не мог смириться с тем, что происходит, и начал как бы подавлять свою смерть – до того, что даже мысленно воссоздал свой офис.
– Да, я вспомнил об этом, пока находился там.
– Такое происходит со всеми. Если при жизни человек слишком озабочен тем, чтобы держать всё под контролем, потому что это позволяет ему избавиться от неизвестности и чувства неуверенности, – озабочен до такой етепени, что ему не удаётся пробудиться даже после смерти, тогда он начинает строить эти иллюзии, чтобы по-прежнему ощущать себя в безопасности – даже после того, как попал в Афтерлайф.
Если бы сонм душ Уильямса не подоспел вовремя, он оказался бы в одном из адских местечек, где побывал ты. Это – реакция на Страх.
Он парализовал бы этих людей, если бы они не нашли какого-то способа отгородиться от него, вытеснить его из сознания. И вот они начинают делать то же самое, что делали при жизни, повторять всё те же сдерживающие приёмы и – не могут остановиться.
– Значит, все эти иллюзорные реальности – просто попытки контролировать ситуацию?
– Да, но здесь это происходит бессознательно и гораздо интенсивнее, чем в жизни. Например, вот этот твой военный с ножом – несомненно, его стилем было запугивать других, отбирать у них энергию.
Он обосновывал своё поведение тем, что весь свет из кожи вон лезет, лишь бы подмять его, и, конечно, в земной жизни ему приходилось сталкиваться именно с такими людьми – как раз потому, что он ожидал этих встреч, так что его мысленное видение исполнялось.
А попав сюда, он просто выдумал людей, якобы стремящихся расправиться с ним, чтобы и тут иметь возможность воспроизводить ту же самую ситуацию.
Если бы ему было некого запугивать и его энергия понизилась, тревога снова начала бы проникать в его сознание. Поэтому, он вынужден постоянно играть роль устрашителя.
Ему нужно вновь и вновь проигрывать этот сюжет, ощущать себя в этой роли, ибо он знает, что только так может побороть Страх.
Напряжённая, драматичная ситуация, фонтан адреналина – это загоняет тревогу так глубоко, что он может забыть о ней, подавить её, и ему становится легче жить – хотя бы на некоторое время.
– А эти наркоманы? – вспомнил я.
– В данном случае, речь идёт о пассивности, доведённой до такой степени, когда человек проецирует на весь мир только отчаяние и жестокость, тем самым, обосновывая необходимость бегства.
Навязчивое стремление раздобыть наркотики занимает его мозг и помогает подавить тревогу – даже в Афтерлайфе.
В физическом измерении наркотики часто порождают эйфорию, подобную той, которую вызывает любовь.
Однако, вся беда в том, что при этом, организм сопротивляется воздействию химических веществ, стремится нейтрализовать их, а это означает, что, при повторных приёмах, для достижения того же эффекта требуется все большая доза, и это постепенно разрушает организм.
Я снова вспомнил о генерале:
– Там действительно произошло нечто странное. Человек, преследовавший меня, был убит, а потом снова вроде бы ожил, и всё началось сначала.
– Так оно и случается в этом Аду, который сам человек строит для себя. Все эти иллюзии всегда проигрываются; как пьеса, и заканчиваются смертью.
Если бы ты встретил человека, который, чтобы не задумываться над тайной жизни, перегружал себя жирной пищей, он, скорее всего, умер бы от инфаркта. Наркоманы, в конце концов, разрушают свой организм, этот твой генерал погибает снова и снова… и так всё время.
Точно то же самое происходит и в физическом измерении: человек, привыкший всегда владеть ситуацией, в какой-то момент совершает нечто, из ряда вон выходящее.
Обычно это происходит в напряженные моменты жизни: ситуация вышла из-под его контроля – тут-то на него и наваливается тревога, страх.
Тут бы самое время пробудиться и справиться со Страхом каким-то иным путём, но человек не может – не умеет, не привык. А если ему не удаётся очнуться в физическом измерении, возможно, будет трудно и в другом.
Этим объясняются разного рода ужасные вещи, происходящие в физическом измерении. Такова психологическая подоплёка всех действительно злостных деяний, мотивация поведения маньяков, насилующих детей, садистов, убийц, совершивших не одно преступление.
Они просто повторяют то единственное, что – они знают – оглушает разум и не даёт ему ощутить тревогу и страх, порождаемые чувством потерянности.
– Так ты хочешь сказать, – перебил я, – что в мире не существует никакого организованного зла, никакого сатанинского заговора, жертвой которого мы являемся?
– Да, не существует. Есть только страх, который испытывают люди и от которого стараются отделаться – зачастую весьма странными способами.
– А как же насчёт сатаны? Ведь, он столько раз упоминается в разных церковных писаниях!
– Эта идея – просто метафора, символическое предупреждение людям о том, что безопасность и надёжность следует искать в Божественном, а не в порывах и привычках, иногда трагических, собственного «я».
Сваливать вину за всё плохое на некую внешнюю силу – возможно, это было важно на определённой стадии человеческого развития. Но теперь, это лишь затемняет истину, ибо, корить за своё поведение силы, находящиеся вне нас, – это, всего лишь, способ уйти от ответственности.
И мы склонны использовать идею о существовании сатаны, чтобы иметь основание считать того или иного человека злым от рождения – тогда, очень легко умыть руки и вообще списать его со счетов.
Настало время разобраться в истинной природе человеческого зла на менее примитивном уровне, а уж потом принимать соответствующие меры, чтобы справиться с ним.
– Раз нет сатанинского заговора, – сказал я, – значит, нет и «одержимости», «овладения».
– А вот это, не совсем так, – горячо возразил Уил. – Существует психологическая «одержимость». Но тут речь идёт не о заговоре зла, а об энергетической динамике.
Люди, живущие в страхе, стремятся управлять другими. Вот почему те или иные группы стараются привлечь человека к себе, убедить его присоединиться к ним, подчиниться их авторитету, а если он не хочет, применяют к нему различные силовые меры.
– Оказавшись в этом иллюзорном городе, я сначала подумал, что мною овладела какая-то демоническая сила.
– Да нет. Ты оказался там, потому что совершил ту же ошибку, что и раньше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31