Качество удивило, отличная цена
Она очаровательная девочка и потрясающе красива. Не по утрам, конечно – по утрам она просто зеленая. Не знаешь, как на все это реагирует Тасия?
– Она все еще в поместье до'Альва и молчит. Я могу навести справки, если хотите.
– Нет, нет. Она получила свой титул и богатого мужа в придачу, пусть себе радуется. Арриго, похоже, совсем забыл о ней. Я, помнится, – тоже был равнодушен к Лиссине в первые месяцы после свадьбы с Зеллой.
Меквель улыбнулся.
– Не равнодушен, только влюблен.
– Как и сейчас! – рассмеялся Великий герцог. – Арриго повторяет мои удачи! Меня бы порадовало, если бы Мечелла и Тасия подружились, но, думаю, это им не под силу. Между прочим, как ты думаешь, можем мы использовать Мечеллу, чтобы прощупать жен и сестер потенциальных предателей среди знати?
– Она выросла при королевском дворе и должна понимать, как использовать светскую жизнь в политических целях. Но нельзя просить ее о помощи, пока не родится ребенок.
Коссимио решительно кивнул.
– Да, только тогда мы сможем полностью доверять ей. Я не хочу второй герцогини Эльсевы, которая шпионила в пользу своего отца в первые годы замужества, – ужасная женщина!
– Рождение сыновей изменило ее взгляды.
– Точно. Ничто так не помогает женщине заинтересоваться будущим страны, как ее собственный сын в роли наследника. Кстати, раз уж мы заговорили о будущем, считай это указом Великого герцога – ты должен прожить еще по крайней мере двадцать лет. Ты мне очень нужен.
Коссимио положил свою огромную руку на плечо Меквеля. Верховный иллюстратор смиренно наклонил голову, чуть заметная улыбка играла на его губах.
– Я попытаюсь, ваша светлость. Но как вы накажете меня, если ничего не выйдет?
– Это не смешно, Квеллито!
Поделился ли Сарио своими знаниями? Знает ли кто-нибудь из Вьехос Фратос, что он может делать? Обладание подлинной магией даст Грихальеа такую силу, что Серрано будут стерты в пыль, Тайра-Вирте раздавит любого, кто посмеет бросить нам вызов, но ему надо быть очень осторожным, надо подумать, что рассказывать, а им, узнавшим, надо быть еще более осторожными и использовать свое знание очень аккуратно. Мы, Грихальеа, сможем стать герцогами, если захотим…
Эйха, нет, не с нашими кровосмесительными обычаями. Екклезия против нас. Она еле переносит наше существование. Если мы хоть когда-нибудь предпримем политические шаги…
Но он никогда не выдаст главных секретов. Никогда. Даже если остальные узнают, сможет ли кто-нибудь из них нарисовать меня свободной от этой тюрьмы? Станут ли они это делать, зная, что именно Сарио заточил меня сюда? Как сильно они боятся его?
Милосердная Мать, родившая Дитя! Кто, кроме тебя, посмеет проявить ко мне милость?
– Ты действительно должен ехать?
– Я нужен отцу.
Арриго не прибавил “Наконец-то!”, не хотелось ему говорить такие вещи своей молодой жене после каких-нибудь шести месяцев брака. Он принялся разбирать приготовленные слугой вещи, откладывая ненужные на стул. Форма шагаррского полка – берем, форма морской стражи – нет, настоящие моряки в Диеттро-Марейе будут смеяться над претензией Тайра-Вирте иметь собственный флот. Но костюм напомнил ему об одной из причин, по которой надо было ехать прямо сейчас.
– Мне очень не хочется оставлять тебя, Челла, но надо успеть уехать и вернуться до того, как на море "начнутся бури.
Мечелла с округлившимися от ужаса глазами стиснула руки у подбородка.
– Море… Ох, Арриго, я даже не подумала, может, ты смог бы добраться по суше?
– И потратить пять недель на дорогу туда и пять – обратно, вместо того чтобы обернуться за неделю?
Он улыбнулся ей через плечо. Она свернулась клубочком в кресле, украшенная пышным кружевом шелковая рубашка оттеняла ее бледное лицо.
– Морской путь совершенно безопасен до начала осенних штормов, а я вернусь домой раньше.
– Домой, – сказала она мрачно, – к ужасной, раздувшейся корове.
Он подошел к ней и, взяв ее стиснутые руки в свои, поцеловал побелевшие суставы.
– Домой, к моей красивой, прелестной жене.
Он встал рядом с ней на колени и приложил руку к ее животу.
– Мне кажется, я чувствую его. Он становится все больше, а ты – все симпатичнее с каждым днем. Когда я вернусь, ты будешь такой ослепительной, что никто не сможет взглянуть на тебя и…
– ..и не удивиться, как это такая толстуха еще может передвигаться!
Хихикнув, она наклонилась поцеловать его. Они находились сейчас на его половине их общих апартаментов, и сегодня они будут спать в его кровати, и не только спать – ведь когда он вернется, беременность уже не позволит им предаваться любви. Ее поцелуи разожгли в нем желание, и он вновь удивился, что со дня свадьбы они ни единой ночи не провели порознь. Арриго никогда не думал, что эта девочка так вскружит ему голову, что он будет опьянен ее стройным телом и золотыми волосами, совсем не такими, как у Тасии.
Внезапно он подумал, каково было бы провести с Мечеллой все эти ночи в красивой, романтической Диеттро-Марейе. Когда эта мысль воспламенила его еще сильнее, он неохотно поднялся с колен, чтобы закончить сборы.
– Обещай, что ты будешь лапочкой, Арриго, когда я стану похожа на корову, которая носит двойню.
– Даже тройню, – поддразнил он, и она опять рассмеялась. – Последним, кто называл меня “лапочкой”, была моя мама, и было мне тогда лет пять.
– Но ты и сейчас похож на маленького мальчика, особенно по утрам, когда ты такой растрепанный и глаза еще совсем сонные.
– Это оттого, что я не высыпаюсь. А кто в этом виноват?
– А что я могу поделать, я так тебя люблю. – В ее наивных голубых глазах мелькнул лукавый огонек. – А ты такой замечательный любовник. В этом-то кто виноват?
– Ты. Ты меня возбуждаешь. Что, по-твоему, лучше, серый плащ или коричневый?
– Коричневый. От него у тебя в глазах такие искорки… Или в этом тоже я виновата?
– Не смотри на меня так, а то я никогда не соберусь. А к утру надо все сложить. Я уезжаю завтра вечером.
Ее голубые как ирисы глаза сразу стали серьезными.
– Так скоро? О Арриго!
– У тебя будет много разных дел. Тебе некогда будет скучать.
– Я буду очень скучать! Не сердись, но я боюсь оставаться здесь без тебя. Все эти люди вокруг… Нет, твоя мать очень добра ко мне, я ей так благодарна, но без тебя мне будет ужасно одиноко!
– Все тебя любят, Челла. Помнишь, что сказал мой отец? Оставайся такой, какая ты есть, и никто не сможет устоять перед твоим обаянием.
– Но без тебя совсем не то, что с тобой. Что я буду делать, если они перестанут меня замечать, как только ты уедешь? Я все еще путаюсь с этикетом. У меня неверное произношение, как я ни стараюсь его исправить. Что, если я сделаю что-нибудь не так?
– Не волнуйся, дорогая, это вредно для маленького. Ты Мечелла – Принцесса Гхийаса. Все рады тебе. Все, что ты сделаешь, будет правильно.
– Я теперь донья Мечелла из Тайра-Вирте, – гордо заявила она. И тихонько добавила:
– Гиллас кажется мне таким далеким.
Арриго сделал то, что делают, наверное, все мужчины, утешая своих жен. Он взял Мечеллу на руки, отнес на кровать и долго предавался с ней любви среди моря шелковых простынь – голубых, как ее глаза.
А когда она уже мирно спала в его объятиях, он подумал, что еще многое мог бы сказать своей прекрасной юной жене. Она была такой чувственной и в то же время застенчивой, такой старательной ученицей в искусстве любви и такой благодарной – все это было совсем ново для него и пьянило не хуже вина. Но, поглаживая ее нежную спину, он вдруг ощутил мимолетную тоску по Тасии, по ее постели. Он соскучился по запаху ее тела, так хорошо изученного им, по той, что так тонко его понимала все эти двенадцать лет…
Он протянул руку, чтобы погладить округлившийся живот Мечеллы, – своего будущего ребенка, первого из множества сыновей. И дочерей, хорошеньких маленьких девочек с золотыми, как у Мечеллы, волосами и пленительной улыбкой. Мечелла, его жена, его Великая герцогиня, мать его детей. Он заснул счастливым, зная, что вдали от дома все его мечты будут о Мечелле.
Глава 38
Почти все жители Диеттро-Марейи собрались, чтобы встретить Арриго. От самого порта до резиденции князя улицы были заполнены народом. Люди размахивали кусками сапфирно-голубой ткани и издавали приветственные возгласы. Он был польщен и тронут, пока внезапно не осознал, что кричат они не “дон Арриго”, а “донья Аррига” – так здесь называли его жену.
Он рассмеялся и крикнул, обращаясь к Дионисо Грихальве:
– Похоже, я их разочаровал!
– Ходили слухи, что ее светлость приедет с вами! Так и оказалось. Князь Фелиссо делла Марей встретил их на лестнице у входа в резиденцию, и не успели они официально расцеловаться, как он спросил:
– А где же ваша очаровательная супруга?
– К сожалению, князь, она не смогла сопровождать меня. Она очень этого хотела, но мой отец беспокоится за внука.
– Ха! – завопил Фелиссо, и его уродливое широкое лицо просияло.
– Вы слышали? – крикнул он толпе. – Полгода не прошло, как они женаты, а он уже сделал ей ребенка! Ура донье Мечелле и ее сыну!
Подошедший украдкой Дионисо приблизил свои губы к уху Арриго и тихонько посоветовал его светлости показать портрет. Арриго кивнул. Дионисо щелкнул пальцами, и пара молодых иллюстраторов вынесла огромную, завернутую в ткань картину. Когда ткань развернули, еще одна волна приветствий прокатилась по площади. Фелиссо с шумом втянул воздух через стиснутые зубы – местный способ выражать восхищение, который Арриго находил исключительно вульгарным. Секундой позже он уже сам втягивал воздух, причем с трудом, потому что Фелиссо дал ему хорошего тычка в ребра, – местный способ приносить поздравления, который Арриго нашел исключительно болезненным.
– Матрейа э Филий, кузен, удивляюсь, как ты вообще сумел выбраться из ее постели!
Лишенный вместе с дыханием способности к членораздельной речи, Арриго выдавил из себя улыбку.
Дионисо, которого, по мнению князя, просто не существовало, пока он не представлен официально, рискнул нарушить протокол, доказав тем самым, что достоин шапочки Посла, дарованной ему Коссимио перед отъездом. Низко поклонившись, он приблизился к князю в толпе знати и крикнул:
– Уважительные причины задерживали дона Арриго в Мейа-Суэрте…
Его прервал восторженный рев толпы – все опять и опять выражали свое восхищение портретом.
– Но в силу его дружбы с вами, светлейший князь, он не мог не предоставить вам возможности как можно раньше восхититься прекрасной доньей Мечеллой.
– Какая там дружба! – Князь еще раз ткнул Арриго, на этот раз в плечо. – Он же просто решил подвергнуть меня пытке! Подсунул портрет вместо жены! Но какая красавица!
Арриго наконец восстановил дыхание и включился в беседу.
– Кузен, разрешите представить вам Посла Дионисо Грихальву, моего личного помощника.
Теперь, когда Дионисо получил право на существование, он смог говорить более свободно.
– Я рад, что светлейшему князю понравилась эта картина. Рядом со мной один юный художник тщетно пытается скрыть свое волнение по поводу вашего восприятия портрета. Кабрал!
Молодой Грихальва шагнул вперед, низко поклонился и не выпрямлялся, пока Дионисо представлял его.
– Вот молодой человек, создавший этот шедевр, хотя никто на свете не сумел бы, наверное, написать некрасивый портрет доньи Мечеллы. Его зовут Кабрал, ваше высочество, а оставшихся двоих зовут Северин и Рафейо, все трое – Грихальва.
– Прекрасная работа! – приветливо обратился к Кабралу Фелиссо. – Добро пожаловать в Диеттро-Марейю! Обнесите теперь картину вокруг террасы, чтобы все могли полюбоваться на нее, но не позволяйте никому к ней прикасаться! Мой дворецкий скажет вам, куда ее повесить.
Он опять издал свистящий звук, восхищаясь изображением Мечеллы.
– Замечательная красавица! Грандиа белиссима. Ты и в самом деле пытаешь меня, кузен!
Они вошли внутрь и направились по короткому коридору, затем вверх по длинной лестнице. Тут к ним присоединилась княгиня. Она позволила Арриго поцеловать себя в лоб, ответила старомодным приветствием, приложив руку поочередно к губам и сердцу – в Мейа-Суэрте это давно уже вышло из употребления, – и велела ему называть себя по имени: Розилан.
– К чему нам, родственникам, столько условностей? – игриво подмигнув, спросила она. – Не буду тебя задерживать, ты, должно быть, устал с дороги. Сегодня вечером у нас неофициальный ужин – только мы втроем, и тогда ты все расскажешь мне о семейной жизни.
– Я надеялся получить советы от вас, кузина, – с улыбкой ответил Арриго. – У вас такая счастливая семья и так много детей! А посмотришь на вас и не скажешь, что вы имеете хоть одного ребенка, не то что восемь!
– Девять, – поправил Фелиссо. – Ты неплохо начал, Арриго. Продолжай в том же духе – делай ей одного ребенка за другим!
С этими словами он добродушно шлепнул жену пониже талии. Она рассмеялась и ткнула кулачком в его огромный живот. Так Арриго познакомился с правителями Диеттро-Марейи.
Розилан была столь же прекрасна, сколь Фелиссо безобразен. Ее гладкая, медового цвета кожа контрастировала с его веснушчатой. У нее – изящная фигура и правильные черты лица, а он походил на винный бочонок с ножками, лицо его состояло в основном из носа. Но у супругов были одинаковые, цвета неспелого ореха, глаза, одинаковые вьющиеся каштановые волосы и руки с удлиненными суставами. Это сходство никого не удивляло, так как их матери были родными сестрами, а деды с отцовской стороны – братьями. Их наследники – четверо сыновей и пять дочерей – имели каштановые волосы, простые крестьянские лица и ни проблеска ума в одинаковых карих глазах. Так Арриго воочию убедился в опасности браков внутри семьи.
Позже, оставшись вдвоем с Дионисо в одной из сверх меры разукрашенных комнат резиденции, Арриго сказал:
– Может, мы с Фелиссо и кузены, но, спасибо Пресвятой Матери, браков между нами не было на протяжении четырех поколений! Вы видели их выводок?
– В самом деле выводок, ваша светлость, – таких надо топить при рождении, из милосердия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Она все еще в поместье до'Альва и молчит. Я могу навести справки, если хотите.
– Нет, нет. Она получила свой титул и богатого мужа в придачу, пусть себе радуется. Арриго, похоже, совсем забыл о ней. Я, помнится, – тоже был равнодушен к Лиссине в первые месяцы после свадьбы с Зеллой.
Меквель улыбнулся.
– Не равнодушен, только влюблен.
– Как и сейчас! – рассмеялся Великий герцог. – Арриго повторяет мои удачи! Меня бы порадовало, если бы Мечелла и Тасия подружились, но, думаю, это им не под силу. Между прочим, как ты думаешь, можем мы использовать Мечеллу, чтобы прощупать жен и сестер потенциальных предателей среди знати?
– Она выросла при королевском дворе и должна понимать, как использовать светскую жизнь в политических целях. Но нельзя просить ее о помощи, пока не родится ребенок.
Коссимио решительно кивнул.
– Да, только тогда мы сможем полностью доверять ей. Я не хочу второй герцогини Эльсевы, которая шпионила в пользу своего отца в первые годы замужества, – ужасная женщина!
– Рождение сыновей изменило ее взгляды.
– Точно. Ничто так не помогает женщине заинтересоваться будущим страны, как ее собственный сын в роли наследника. Кстати, раз уж мы заговорили о будущем, считай это указом Великого герцога – ты должен прожить еще по крайней мере двадцать лет. Ты мне очень нужен.
Коссимио положил свою огромную руку на плечо Меквеля. Верховный иллюстратор смиренно наклонил голову, чуть заметная улыбка играла на его губах.
– Я попытаюсь, ваша светлость. Но как вы накажете меня, если ничего не выйдет?
– Это не смешно, Квеллито!
Поделился ли Сарио своими знаниями? Знает ли кто-нибудь из Вьехос Фратос, что он может делать? Обладание подлинной магией даст Грихальеа такую силу, что Серрано будут стерты в пыль, Тайра-Вирте раздавит любого, кто посмеет бросить нам вызов, но ему надо быть очень осторожным, надо подумать, что рассказывать, а им, узнавшим, надо быть еще более осторожными и использовать свое знание очень аккуратно. Мы, Грихальеа, сможем стать герцогами, если захотим…
Эйха, нет, не с нашими кровосмесительными обычаями. Екклезия против нас. Она еле переносит наше существование. Если мы хоть когда-нибудь предпримем политические шаги…
Но он никогда не выдаст главных секретов. Никогда. Даже если остальные узнают, сможет ли кто-нибудь из них нарисовать меня свободной от этой тюрьмы? Станут ли они это делать, зная, что именно Сарио заточил меня сюда? Как сильно они боятся его?
Милосердная Мать, родившая Дитя! Кто, кроме тебя, посмеет проявить ко мне милость?
– Ты действительно должен ехать?
– Я нужен отцу.
Арриго не прибавил “Наконец-то!”, не хотелось ему говорить такие вещи своей молодой жене после каких-нибудь шести месяцев брака. Он принялся разбирать приготовленные слугой вещи, откладывая ненужные на стул. Форма шагаррского полка – берем, форма морской стражи – нет, настоящие моряки в Диеттро-Марейе будут смеяться над претензией Тайра-Вирте иметь собственный флот. Но костюм напомнил ему об одной из причин, по которой надо было ехать прямо сейчас.
– Мне очень не хочется оставлять тебя, Челла, но надо успеть уехать и вернуться до того, как на море "начнутся бури.
Мечелла с округлившимися от ужаса глазами стиснула руки у подбородка.
– Море… Ох, Арриго, я даже не подумала, может, ты смог бы добраться по суше?
– И потратить пять недель на дорогу туда и пять – обратно, вместо того чтобы обернуться за неделю?
Он улыбнулся ей через плечо. Она свернулась клубочком в кресле, украшенная пышным кружевом шелковая рубашка оттеняла ее бледное лицо.
– Морской путь совершенно безопасен до начала осенних штормов, а я вернусь домой раньше.
– Домой, – сказала она мрачно, – к ужасной, раздувшейся корове.
Он подошел к ней и, взяв ее стиснутые руки в свои, поцеловал побелевшие суставы.
– Домой, к моей красивой, прелестной жене.
Он встал рядом с ней на колени и приложил руку к ее животу.
– Мне кажется, я чувствую его. Он становится все больше, а ты – все симпатичнее с каждым днем. Когда я вернусь, ты будешь такой ослепительной, что никто не сможет взглянуть на тебя и…
– ..и не удивиться, как это такая толстуха еще может передвигаться!
Хихикнув, она наклонилась поцеловать его. Они находились сейчас на его половине их общих апартаментов, и сегодня они будут спать в его кровати, и не только спать – ведь когда он вернется, беременность уже не позволит им предаваться любви. Ее поцелуи разожгли в нем желание, и он вновь удивился, что со дня свадьбы они ни единой ночи не провели порознь. Арриго никогда не думал, что эта девочка так вскружит ему голову, что он будет опьянен ее стройным телом и золотыми волосами, совсем не такими, как у Тасии.
Внезапно он подумал, каково было бы провести с Мечеллой все эти ночи в красивой, романтической Диеттро-Марейе. Когда эта мысль воспламенила его еще сильнее, он неохотно поднялся с колен, чтобы закончить сборы.
– Обещай, что ты будешь лапочкой, Арриго, когда я стану похожа на корову, которая носит двойню.
– Даже тройню, – поддразнил он, и она опять рассмеялась. – Последним, кто называл меня “лапочкой”, была моя мама, и было мне тогда лет пять.
– Но ты и сейчас похож на маленького мальчика, особенно по утрам, когда ты такой растрепанный и глаза еще совсем сонные.
– Это оттого, что я не высыпаюсь. А кто в этом виноват?
– А что я могу поделать, я так тебя люблю. – В ее наивных голубых глазах мелькнул лукавый огонек. – А ты такой замечательный любовник. В этом-то кто виноват?
– Ты. Ты меня возбуждаешь. Что, по-твоему, лучше, серый плащ или коричневый?
– Коричневый. От него у тебя в глазах такие искорки… Или в этом тоже я виновата?
– Не смотри на меня так, а то я никогда не соберусь. А к утру надо все сложить. Я уезжаю завтра вечером.
Ее голубые как ирисы глаза сразу стали серьезными.
– Так скоро? О Арриго!
– У тебя будет много разных дел. Тебе некогда будет скучать.
– Я буду очень скучать! Не сердись, но я боюсь оставаться здесь без тебя. Все эти люди вокруг… Нет, твоя мать очень добра ко мне, я ей так благодарна, но без тебя мне будет ужасно одиноко!
– Все тебя любят, Челла. Помнишь, что сказал мой отец? Оставайся такой, какая ты есть, и никто не сможет устоять перед твоим обаянием.
– Но без тебя совсем не то, что с тобой. Что я буду делать, если они перестанут меня замечать, как только ты уедешь? Я все еще путаюсь с этикетом. У меня неверное произношение, как я ни стараюсь его исправить. Что, если я сделаю что-нибудь не так?
– Не волнуйся, дорогая, это вредно для маленького. Ты Мечелла – Принцесса Гхийаса. Все рады тебе. Все, что ты сделаешь, будет правильно.
– Я теперь донья Мечелла из Тайра-Вирте, – гордо заявила она. И тихонько добавила:
– Гиллас кажется мне таким далеким.
Арриго сделал то, что делают, наверное, все мужчины, утешая своих жен. Он взял Мечеллу на руки, отнес на кровать и долго предавался с ней любви среди моря шелковых простынь – голубых, как ее глаза.
А когда она уже мирно спала в его объятиях, он подумал, что еще многое мог бы сказать своей прекрасной юной жене. Она была такой чувственной и в то же время застенчивой, такой старательной ученицей в искусстве любви и такой благодарной – все это было совсем ново для него и пьянило не хуже вина. Но, поглаживая ее нежную спину, он вдруг ощутил мимолетную тоску по Тасии, по ее постели. Он соскучился по запаху ее тела, так хорошо изученного им, по той, что так тонко его понимала все эти двенадцать лет…
Он протянул руку, чтобы погладить округлившийся живот Мечеллы, – своего будущего ребенка, первого из множества сыновей. И дочерей, хорошеньких маленьких девочек с золотыми, как у Мечеллы, волосами и пленительной улыбкой. Мечелла, его жена, его Великая герцогиня, мать его детей. Он заснул счастливым, зная, что вдали от дома все его мечты будут о Мечелле.
Глава 38
Почти все жители Диеттро-Марейи собрались, чтобы встретить Арриго. От самого порта до резиденции князя улицы были заполнены народом. Люди размахивали кусками сапфирно-голубой ткани и издавали приветственные возгласы. Он был польщен и тронут, пока внезапно не осознал, что кричат они не “дон Арриго”, а “донья Аррига” – так здесь называли его жену.
Он рассмеялся и крикнул, обращаясь к Дионисо Грихальве:
– Похоже, я их разочаровал!
– Ходили слухи, что ее светлость приедет с вами! Так и оказалось. Князь Фелиссо делла Марей встретил их на лестнице у входа в резиденцию, и не успели они официально расцеловаться, как он спросил:
– А где же ваша очаровательная супруга?
– К сожалению, князь, она не смогла сопровождать меня. Она очень этого хотела, но мой отец беспокоится за внука.
– Ха! – завопил Фелиссо, и его уродливое широкое лицо просияло.
– Вы слышали? – крикнул он толпе. – Полгода не прошло, как они женаты, а он уже сделал ей ребенка! Ура донье Мечелле и ее сыну!
Подошедший украдкой Дионисо приблизил свои губы к уху Арриго и тихонько посоветовал его светлости показать портрет. Арриго кивнул. Дионисо щелкнул пальцами, и пара молодых иллюстраторов вынесла огромную, завернутую в ткань картину. Когда ткань развернули, еще одна волна приветствий прокатилась по площади. Фелиссо с шумом втянул воздух через стиснутые зубы – местный способ выражать восхищение, который Арриго находил исключительно вульгарным. Секундой позже он уже сам втягивал воздух, причем с трудом, потому что Фелиссо дал ему хорошего тычка в ребра, – местный способ приносить поздравления, который Арриго нашел исключительно болезненным.
– Матрейа э Филий, кузен, удивляюсь, как ты вообще сумел выбраться из ее постели!
Лишенный вместе с дыханием способности к членораздельной речи, Арриго выдавил из себя улыбку.
Дионисо, которого, по мнению князя, просто не существовало, пока он не представлен официально, рискнул нарушить протокол, доказав тем самым, что достоин шапочки Посла, дарованной ему Коссимио перед отъездом. Низко поклонившись, он приблизился к князю в толпе знати и крикнул:
– Уважительные причины задерживали дона Арриго в Мейа-Суэрте…
Его прервал восторженный рев толпы – все опять и опять выражали свое восхищение портретом.
– Но в силу его дружбы с вами, светлейший князь, он не мог не предоставить вам возможности как можно раньше восхититься прекрасной доньей Мечеллой.
– Какая там дружба! – Князь еще раз ткнул Арриго, на этот раз в плечо. – Он же просто решил подвергнуть меня пытке! Подсунул портрет вместо жены! Но какая красавица!
Арриго наконец восстановил дыхание и включился в беседу.
– Кузен, разрешите представить вам Посла Дионисо Грихальву, моего личного помощника.
Теперь, когда Дионисо получил право на существование, он смог говорить более свободно.
– Я рад, что светлейшему князю понравилась эта картина. Рядом со мной один юный художник тщетно пытается скрыть свое волнение по поводу вашего восприятия портрета. Кабрал!
Молодой Грихальва шагнул вперед, низко поклонился и не выпрямлялся, пока Дионисо представлял его.
– Вот молодой человек, создавший этот шедевр, хотя никто на свете не сумел бы, наверное, написать некрасивый портрет доньи Мечеллы. Его зовут Кабрал, ваше высочество, а оставшихся двоих зовут Северин и Рафейо, все трое – Грихальва.
– Прекрасная работа! – приветливо обратился к Кабралу Фелиссо. – Добро пожаловать в Диеттро-Марейю! Обнесите теперь картину вокруг террасы, чтобы все могли полюбоваться на нее, но не позволяйте никому к ней прикасаться! Мой дворецкий скажет вам, куда ее повесить.
Он опять издал свистящий звук, восхищаясь изображением Мечеллы.
– Замечательная красавица! Грандиа белиссима. Ты и в самом деле пытаешь меня, кузен!
Они вошли внутрь и направились по короткому коридору, затем вверх по длинной лестнице. Тут к ним присоединилась княгиня. Она позволила Арриго поцеловать себя в лоб, ответила старомодным приветствием, приложив руку поочередно к губам и сердцу – в Мейа-Суэрте это давно уже вышло из употребления, – и велела ему называть себя по имени: Розилан.
– К чему нам, родственникам, столько условностей? – игриво подмигнув, спросила она. – Не буду тебя задерживать, ты, должно быть, устал с дороги. Сегодня вечером у нас неофициальный ужин – только мы втроем, и тогда ты все расскажешь мне о семейной жизни.
– Я надеялся получить советы от вас, кузина, – с улыбкой ответил Арриго. – У вас такая счастливая семья и так много детей! А посмотришь на вас и не скажешь, что вы имеете хоть одного ребенка, не то что восемь!
– Девять, – поправил Фелиссо. – Ты неплохо начал, Арриго. Продолжай в том же духе – делай ей одного ребенка за другим!
С этими словами он добродушно шлепнул жену пониже талии. Она рассмеялась и ткнула кулачком в его огромный живот. Так Арриго познакомился с правителями Диеттро-Марейи.
Розилан была столь же прекрасна, сколь Фелиссо безобразен. Ее гладкая, медового цвета кожа контрастировала с его веснушчатой. У нее – изящная фигура и правильные черты лица, а он походил на винный бочонок с ножками, лицо его состояло в основном из носа. Но у супругов были одинаковые, цвета неспелого ореха, глаза, одинаковые вьющиеся каштановые волосы и руки с удлиненными суставами. Это сходство никого не удивляло, так как их матери были родными сестрами, а деды с отцовской стороны – братьями. Их наследники – четверо сыновей и пять дочерей – имели каштановые волосы, простые крестьянские лица и ни проблеска ума в одинаковых карих глазах. Так Арриго воочию убедился в опасности браков внутри семьи.
Позже, оставшись вдвоем с Дионисо в одной из сверх меры разукрашенных комнат резиденции, Арриго сказал:
– Может, мы с Фелиссо и кузены, но, спасибо Пресвятой Матери, браков между нами не было на протяжении четырех поколений! Вы видели их выводок?
– В самом деле выводок, ваша светлость, – таких надо топить при рождении, из милосердия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45