https://wodolei.ru/catalog/mebel/75cm/
Дождь на озере”? Пусть так, но несколько капель яда могут отравить все озеро!
– Бассда, Лейла!
– Практичность Верховного иллюстратора доходит не только до забывчивости, но и до слепоты! – Лейла гневно смотрела на них обоих.
– Иногда, – спокойно согласился Меквель. – Тема Арриго вновь возвращает нас к графине до'Альва. Естественно, как женщина благородного сословия она пользуется некоторыми законными привилегиями. А мы ничего не можем доказать в любом случае. Но она – Грихальва, а значит, есть способы на нее воздействовать.
– Расскажите! – Обида Лейлы растворилась в радостной улыбке. – Я сгораю от нетерпения!
– Оставь это мне.
– А Рафейо? – быстро спросил Северин, пока его жена не успела возразить.
– И это оставьте мне. – Меквель, морщась от боли, с усилием встал. – Скоро начнут возвращаться люди, не надо, чтобы Лейлу здесь видели. Северин, помоги мне подняться по лестнице. Завтра утром, когда объявят скорбную весть о кончине Премио Фрато Дионисо, старайтесь казаться пораженными.
У Лейлы перехватило дыхание.
– Вы хотите сказать, что Рафейо это сойдет с рук? И никто не узнает правды? Даже Великий герцог?
– Коссимио будет знать то, что ему приличествует знать, и сообщение будет подано в понятной ему форме. Это дело иллюстраторов, Лейла. Ты должна это понять.
– Нет, господин, не понимаю.
Ласковые глаза Меквеля застыли черными льдинками.
– Что, если все это выйдет наружу, и вмешаются суды, и каждый должен будет свидетельствовать? Три вещи утопят нас всех: угроза Корассону волшебством, смерть Дионисо от волшебства и истинный отец второго сына Мечеллы – что никакого отношения к волшебству не имеет, но имеет прямое отношение к спокойствию этой страны!
Оба молодых Грихальва смотрели на него распахнутыми глазами. Он хмыкнул и пристукнул каблуком по полу.
– От возраста заржавели мои суставы, но не мозги! Вы думаете, я не заметил комедию, которую разыграла Мечелла на балу в день Фуэга Весперра? Вы думаете, Арриго не вынесет это на суд, как бы ни было ему больно? И что с того, что у него нет настоящих доказательств? Любовь народа к ней может перенести и это, но даже сама возможность скандала сломает судьбу ребенка – не только здесь, но и в Гхийасе, где к королевским бастардам относятся крайне недоброжелательно! Тасия и ее сын будут наказаны, и это обещаю вам я. Но я не дам разделить этот народ на партии Мечеллы и Арриго, и я не дам упустить шанс посадить дона Ренайо Грихальва на трон Гхийаса!
Он закашлялся, отмахнулся от протянутого Северином бокала.
– Нет-нет, мне просто плохо стало от всего этого трагического сумасшествия, вслед за Дионисо я пока не собираюсь. Еще я скажу одно, последнее, и больше ни слова об этом произнесено не будет. Если вам взбредет на ум предать это огласке, пусть даже путем мелких слухов, как те, что нарисованы в Гранидии, – Меквель скупо улыбнулся, когда они невольно переглянулись, – помните, что я – Верховный иллюстратор и первый советник Тайра-Вирте. И у меня достанет власти вас уничтожить. Это не та угроза, к которой можно отнестись легко. Я восхищаюсь вами и ценю вас обоих, но, заверяю вас, сделаю все, что будет необходимо, – как делаю уже шестнадцать лет, – чтобы сохранять в надлежащем порядке эту землю. Северин, проводи свою супругу в ваши комнаты. Мне вы не нужны, дорогу к своей кровати я найду сам. Дольчо нокто.
* * *
– Арриано! Ты пришел!
Молодой иллюстратор осторожно скользнул в мансарду.
– Что ты тут делаешь, Рафейо? Что это за место? – Он чихнул. – Матра, тут душно, как в мокром шерстяном одеяле!
– Ты один? Ты кому-нибудь сказал? Тебя кто-нибудь видел? Изобразить паническую тревогу оказалось легко. Слишком легко. Закрыв дверь, Сарио медленно сделал несколько глубоких вдохов успокаиваясь. Он не должен терять над собой контроль.
От этого зависит все.
– За кого ты меня принимаешь? – В голосе Арриано звучала обида. – Когда иллюстратор – даже эстудо, как ты и я, – посылает письмо номмо Чиева до'Орро, нельзя никому даже конверт показывать. Ты знаешь, что тебя ищут все иллюстраторы в Мена? И что это за слух, будто ты убил Премио Фрато Дионисо?
– Я этого не делал! Я невиновен!
Это было в некотором роде правдой. Рафейо не убивал Дионисо. Это сделал Сарио.
– Ты должен мне поверить. Это сделали Кабрал и Северин из-за моей матери…
– Кабрал в Корассоне, и он даже не иллюстратор. А ты серьезно считаешь Северина убийцей?
– Он для Мечеллы все сделает, ты это знаешь – даже обеты свои предаст! Это он написал Корассон, он все обставил так, будто я убил Премио Фрато Дионисо – Матра эй Фильхо, я был его учеником, как и ты, я любил его, а они говорят, что я его убил! Ты должен мне поверить, ты должен мне помочь!
Арриано сел на единственный стул, сложив руки на столе.
– Я тебе в самом деле верю. Но почему ты убежал?
– А ты бы не убежал? – с вызовом спросил Сарио.
– Может быть, – неохотно признался юноша. – Только мой тебе совет, Рафейо, – вернись в Палассо, и пусть Вьехос Фратос разберутся. Если Северин виновен, они это узнают. Они всегда в конце концов докапываются до всего.
Странно слышать, как тебе цитируют твои же слова.
– Вернуться? Откуда я знаю, какую ложь распустил обо мне Северин? И его жена, Лейла – оба ставленники Мечеллы, я тебе говорю, они…
Он вбил оба кулака в столешницу и низко склонил голову.
– Арриано, мне надо бежать из Мейа-Суэрты.
– Ты с ума сошел? Выпей вина и успокой нервы.
– Я уже пытался – меня вырвало. Ты же знаешь, у меня на питье голова слабая.
Он не мог поверить в свою удачу, когда Арриано по собственной воле наклонил бутылку над грязным стаканом.
– Эйха, а мне вот нужно выпить, даже если тебе это противно.
– Я не могу вернуться, – повторил Сарио, отсчитывая в уме секунды. – Тут не Фратос, тут сам Великий герцог заинтересован. Он боготворит Мечеллу, а Северин – ее ставленник. Коссимио ни за что не даст правде всплыть.
– Ни один Великий герцог.., никогда не вмешивался.., в дела Фратос…
– А екклезия воспользуется шансом подпортить репутацию Грихальва.
– Церк.., не.., так далеко.., не зайдет… Сарио выдержал паузу.
– Арриано!
– М-мм? – раздался дремотный голос.
– Подними правую ногу.
Команда была выполнена.
– Граццо Матра эй Акуюб, – шепнул Сарио. И мягко сказал:
– Арриано, я хочу тебе добра. Я сделаю тебя Верховным иллюстратором.
– А… Меквель…
Над характерным носом Грихальва изогнулись густые черные брови. Ни красоты, ни обаяния Рафейо, ни этой дразнящей улыбки. Жаль, вздохнул Сарио.
– После смерти Меквеля, конечно. Ты же хочешь быть Верховным иллюстратором?
– Ага! – Лицо его разгладилось в идиотской ухмылке.
– И будешь обязательно.
Сарио вытащил из-под стола разложенные краски, он их готовил целый день. Портрет, который он напишет со слюной, потом и кровью Арриано, не будет шедевром. И не важно. Никто, кроме него, его не увидит. Даже сама модель.
Когда он начал тихое песнопение, вертевшееся у него в мозгу, и древние тза'абские слова полились с языка, он позволил себе последнее сожаление. Не Арриано он жалел, а сожалел, что Арриано – не Рафейо. Большой талант, приятный облик, семейные связи, здоровая наследственность – ни одному из этих требований не удовлетворял Арриано.
Кроме единственного требования, имевшего сейчас значение.
Арриано был здесь.
Глава 56
Рафейо больше никто никогда не видел.
Его мать верила, что он жив. Все остальные были убеждены, что он мертв. Верховный иллюстратор Меквель никогда не подтверждал ни того, ни другого, но позволял иллюстраторам, Великому герцогу Коссимио и Арриго предполагать, что Рафейо убит магией самого Меквеля и убийство Премио Фрато Дионисо отомщено. Честно говоря, Меквеля абсолютно не волновало, жив Рафейо или в самом деле умер, потому что, живой или мертвый, он был унижен, беспомощен и, к счастью, исчез навеки.
О пейзаже Корассона не было сказано ничего. Северин и Лейла взяли его в имение и подарили Мечелле. Она поместила его на то же место, где висел прежний рисунок Рафейо. Если восхищенные зрители спрашивали имя талантливого художника, она отвечала, что это анонимный дар. Мечелла никогда не узнала, для чего он предназначался. Ей так и не сказали, что, когда летом перекрывали крышу, нашли несколько обгорелых черных черепиц. Кабрал, Лейла и Северин решили, что это нарушило бы ее покой. Они продолжали защищать ее, а когда Северин быстро состарился, – неизбежная судьба иллюстратора, – они нашли на его место другого, молодого и преданного. К счастью, у одного из сыновей Лейлы обнаружился Дар Грихальва.
Во время весьма неприятной часовой беседы с Верховным иллюстратором своего отца Арриго узнал, что графиня до'Альва, с позволения и, естественно, одобрения своего супруга, решила пойти по стопам среднего сына Карло и удалиться в монастырь. Она выбрала самый богатый монастырь Кастейи, чтобы посвятить себя добрым делам и вере. Это ее желание совершенно искреннее – так по-дружески объяснил всем Меквель. Арриго, слишком разозленный, чтобы заметить несоответствие тона Верховного иллюстратора и выражения его глаз, стал угрожать. Предвидя такой поворот, Меквель рассказал ему ту долю правды, которую знал Коссимио: Тасия и Рафейо составили заговор, собираясь использовать магию Грихальва против Мечеллы, и при осуществлении плана Рафейо убил Премио Фрато Дионисо. Для Тасии монастырь был убежищем от наказания, для Рафейо убежищем послужила смерть. После минутного замешательства, когда Меквель прочел в его глазах вину (и решил ее не заметить), Арриго начал протестовать: нет настоящих улик, Тасия в убийстве невиновна, она наверняка объяснила…
– Разумеется, – голос Меквеля был гладок как шелк, – объяснение найдется всегда. И всегда есть правда. Твоя личная правда, Арриго, в том, что ты никогда больше не увидишь Тасию. Ты будешь хорошим и помнящим свой долг сыном своему отцу, великодушным и заботливым мужем своей жене, любящим и преданным отцом своим трем детям. Кого ты будешь укладывать в свою постель – это твое дело, но и тут есть еще две правды. Ты не зачнешь ребенка, и ты не будешь спать с женщинами Грихальва. Вот твои правды, Арриго. И навсегда.
Серенисса Грихальва, услышав странные слухи в женской половине Палассо, доказала, что ума у нее больше, чем честолюбия, и вышла за сына нипалийского виноторговца, который тайно обожал ее уже два года. С ним она уехала той же зимой, родила пятерых дочерей, таких же красивых, как она, и никогда более не смотрела на мужчин до'Веррада, как никогда более не ступала на камни Мейа-Суэрты.
Тасия прожила в монастыре полтора года. В основном она не выходила из кельи и за это время приняла лишь одного посетителя: молодого Арриано Грихальва, бывшего когда-то другом ее сына. Он приехал в монастырь незадолго до Фуэга Весперра 1268 года. В том же году Тасия совершенно неожиданно умерла в постели во время Пенитенссии в возрасте всего сорока четырех лет. Смерть ее, приписанная естественным причинам, прошла не замеченной почти никем – кроме Меквеля. Он был в высшей степени озадачен – ведь его портрет должен был сделать ее всего лишь послушной.
Лиссина, баронесса до'Дрегец, умерла в 1286 году, дожив до глубокой старости – девяноста двух лет, оплакиваемая всеми. Ее “Завещание” никак нельзя было отменить, поскольку Северин ее пережил, и на траурной церемонии Великий герцог Алессио III пожаловал дочь своей тетки Лиссии Риобиру до'Кастейа титулами, гербами, привилегиями и имуществом Дрегеца. Вьехос Фратос бледнели от злости и не могли этого скрыть. Северин написал официальный портрет – это была его последняя работа.
День после церемонии был отмечен тем, что впервые в истории в Галиерру Веррада смогли войти простолюдины – только по предварительным заявкам, рассмотренным и утвержденным молодым человеком, назначенным на эту должность. Хорошее начало – с этого дня каждый месяц устраивался день открытых дверей, когда каждый, имеющий билет, мог любоваться самыми прекрасными сокровищами Тайра-Вирте.
Тем же вечером вдовствующая герцогиня Мечелла посетила Галиерру как частное лицо. После смерти Великого герцога Арриго III от сердечной недостаточности в 1284 году ее стали чаще видеть в Мейа-Суэрте. Ее сын сменил убранство в покоях матери, и ей было приятно останавливаться там при случае. Она стояла в стороне от его государственных дел, не имея большого пристрастия к политике, и бывала в столице не слишком часто. Но первый открытый день в Галиерре она не пропустила бы ни за какие блага мира. В конце концов, идея принадлежала ей.
Увидев за столом распорядителя одного из своих кастейских сирот, Мечелла улыбнулась. Он встал и тепло ее приветствовал:
– Потрясающий успех, ваша светлость! Хотя у нас чуть не случилась беда с сынишкой драпировщика и ароматической колонной Великой герцогини Гизеллы. Маэссо Кабрал, как приятно вас видеть! Позволите пригласить куратора, чтобы провел вас по выставке?
– Я думаю, мы справимся. – Мечелла бросила через плечо игривый взгляд на Кабрала. – Тебе нравится твоя новая работа, Иверрио?
– Очень, ваша светлость. Вы так добры, что вспомнили обо мне.
– Эйха, ты же десять лет был управляющим в Кастейе у графа Малдонно, и я решила, что могу воспользоваться твоим искусством и образованием. Можешь идти домой, если хочешь, ждать не надо.
У меня есть ключ.
– Граццо миллио, ваша светлость, моя жена после всей сегодняшней суматохи не ждет меня раньше полуночи. Я не сказал вам, что у представленной вами на эту первую выставку картины собираются самые большие толпы?
– Приятно слышать.
Взяв Кабрала под руку, Мечелла прошептала:
– Если ты посмеешь мне напомнить, сколько лет прошло с тех пор, как мы вместе смотрели эти картины, я откажусь верить! Он подмигнул в ответ.
– Если я посмею тебе сказать, что ты сейчас еще прекраснее, чем тогда, ты мне поверишь?
И они смеясь, рука об руку пошли по Галиерре, обмениваясь замечаниями о картинах.
– Ты знаешь, – сказала она, – я их так часто видела, но все равно каждый раз нахожу что-то новое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Бассда, Лейла!
– Практичность Верховного иллюстратора доходит не только до забывчивости, но и до слепоты! – Лейла гневно смотрела на них обоих.
– Иногда, – спокойно согласился Меквель. – Тема Арриго вновь возвращает нас к графине до'Альва. Естественно, как женщина благородного сословия она пользуется некоторыми законными привилегиями. А мы ничего не можем доказать в любом случае. Но она – Грихальва, а значит, есть способы на нее воздействовать.
– Расскажите! – Обида Лейлы растворилась в радостной улыбке. – Я сгораю от нетерпения!
– Оставь это мне.
– А Рафейо? – быстро спросил Северин, пока его жена не успела возразить.
– И это оставьте мне. – Меквель, морщась от боли, с усилием встал. – Скоро начнут возвращаться люди, не надо, чтобы Лейлу здесь видели. Северин, помоги мне подняться по лестнице. Завтра утром, когда объявят скорбную весть о кончине Премио Фрато Дионисо, старайтесь казаться пораженными.
У Лейлы перехватило дыхание.
– Вы хотите сказать, что Рафейо это сойдет с рук? И никто не узнает правды? Даже Великий герцог?
– Коссимио будет знать то, что ему приличествует знать, и сообщение будет подано в понятной ему форме. Это дело иллюстраторов, Лейла. Ты должна это понять.
– Нет, господин, не понимаю.
Ласковые глаза Меквеля застыли черными льдинками.
– Что, если все это выйдет наружу, и вмешаются суды, и каждый должен будет свидетельствовать? Три вещи утопят нас всех: угроза Корассону волшебством, смерть Дионисо от волшебства и истинный отец второго сына Мечеллы – что никакого отношения к волшебству не имеет, но имеет прямое отношение к спокойствию этой страны!
Оба молодых Грихальва смотрели на него распахнутыми глазами. Он хмыкнул и пристукнул каблуком по полу.
– От возраста заржавели мои суставы, но не мозги! Вы думаете, я не заметил комедию, которую разыграла Мечелла на балу в день Фуэга Весперра? Вы думаете, Арриго не вынесет это на суд, как бы ни было ему больно? И что с того, что у него нет настоящих доказательств? Любовь народа к ней может перенести и это, но даже сама возможность скандала сломает судьбу ребенка – не только здесь, но и в Гхийасе, где к королевским бастардам относятся крайне недоброжелательно! Тасия и ее сын будут наказаны, и это обещаю вам я. Но я не дам разделить этот народ на партии Мечеллы и Арриго, и я не дам упустить шанс посадить дона Ренайо Грихальва на трон Гхийаса!
Он закашлялся, отмахнулся от протянутого Северином бокала.
– Нет-нет, мне просто плохо стало от всего этого трагического сумасшествия, вслед за Дионисо я пока не собираюсь. Еще я скажу одно, последнее, и больше ни слова об этом произнесено не будет. Если вам взбредет на ум предать это огласке, пусть даже путем мелких слухов, как те, что нарисованы в Гранидии, – Меквель скупо улыбнулся, когда они невольно переглянулись, – помните, что я – Верховный иллюстратор и первый советник Тайра-Вирте. И у меня достанет власти вас уничтожить. Это не та угроза, к которой можно отнестись легко. Я восхищаюсь вами и ценю вас обоих, но, заверяю вас, сделаю все, что будет необходимо, – как делаю уже шестнадцать лет, – чтобы сохранять в надлежащем порядке эту землю. Северин, проводи свою супругу в ваши комнаты. Мне вы не нужны, дорогу к своей кровати я найду сам. Дольчо нокто.
* * *
– Арриано! Ты пришел!
Молодой иллюстратор осторожно скользнул в мансарду.
– Что ты тут делаешь, Рафейо? Что это за место? – Он чихнул. – Матра, тут душно, как в мокром шерстяном одеяле!
– Ты один? Ты кому-нибудь сказал? Тебя кто-нибудь видел? Изобразить паническую тревогу оказалось легко. Слишком легко. Закрыв дверь, Сарио медленно сделал несколько глубоких вдохов успокаиваясь. Он не должен терять над собой контроль.
От этого зависит все.
– За кого ты меня принимаешь? – В голосе Арриано звучала обида. – Когда иллюстратор – даже эстудо, как ты и я, – посылает письмо номмо Чиева до'Орро, нельзя никому даже конверт показывать. Ты знаешь, что тебя ищут все иллюстраторы в Мена? И что это за слух, будто ты убил Премио Фрато Дионисо?
– Я этого не делал! Я невиновен!
Это было в некотором роде правдой. Рафейо не убивал Дионисо. Это сделал Сарио.
– Ты должен мне поверить. Это сделали Кабрал и Северин из-за моей матери…
– Кабрал в Корассоне, и он даже не иллюстратор. А ты серьезно считаешь Северина убийцей?
– Он для Мечеллы все сделает, ты это знаешь – даже обеты свои предаст! Это он написал Корассон, он все обставил так, будто я убил Премио Фрато Дионисо – Матра эй Фильхо, я был его учеником, как и ты, я любил его, а они говорят, что я его убил! Ты должен мне поверить, ты должен мне помочь!
Арриано сел на единственный стул, сложив руки на столе.
– Я тебе в самом деле верю. Но почему ты убежал?
– А ты бы не убежал? – с вызовом спросил Сарио.
– Может быть, – неохотно признался юноша. – Только мой тебе совет, Рафейо, – вернись в Палассо, и пусть Вьехос Фратос разберутся. Если Северин виновен, они это узнают. Они всегда в конце концов докапываются до всего.
Странно слышать, как тебе цитируют твои же слова.
– Вернуться? Откуда я знаю, какую ложь распустил обо мне Северин? И его жена, Лейла – оба ставленники Мечеллы, я тебе говорю, они…
Он вбил оба кулака в столешницу и низко склонил голову.
– Арриано, мне надо бежать из Мейа-Суэрты.
– Ты с ума сошел? Выпей вина и успокой нервы.
– Я уже пытался – меня вырвало. Ты же знаешь, у меня на питье голова слабая.
Он не мог поверить в свою удачу, когда Арриано по собственной воле наклонил бутылку над грязным стаканом.
– Эйха, а мне вот нужно выпить, даже если тебе это противно.
– Я не могу вернуться, – повторил Сарио, отсчитывая в уме секунды. – Тут не Фратос, тут сам Великий герцог заинтересован. Он боготворит Мечеллу, а Северин – ее ставленник. Коссимио ни за что не даст правде всплыть.
– Ни один Великий герцог.., никогда не вмешивался.., в дела Фратос…
– А екклезия воспользуется шансом подпортить репутацию Грихальва.
– Церк.., не.., так далеко.., не зайдет… Сарио выдержал паузу.
– Арриано!
– М-мм? – раздался дремотный голос.
– Подними правую ногу.
Команда была выполнена.
– Граццо Матра эй Акуюб, – шепнул Сарио. И мягко сказал:
– Арриано, я хочу тебе добра. Я сделаю тебя Верховным иллюстратором.
– А… Меквель…
Над характерным носом Грихальва изогнулись густые черные брови. Ни красоты, ни обаяния Рафейо, ни этой дразнящей улыбки. Жаль, вздохнул Сарио.
– После смерти Меквеля, конечно. Ты же хочешь быть Верховным иллюстратором?
– Ага! – Лицо его разгладилось в идиотской ухмылке.
– И будешь обязательно.
Сарио вытащил из-под стола разложенные краски, он их готовил целый день. Портрет, который он напишет со слюной, потом и кровью Арриано, не будет шедевром. И не важно. Никто, кроме него, его не увидит. Даже сама модель.
Когда он начал тихое песнопение, вертевшееся у него в мозгу, и древние тза'абские слова полились с языка, он позволил себе последнее сожаление. Не Арриано он жалел, а сожалел, что Арриано – не Рафейо. Большой талант, приятный облик, семейные связи, здоровая наследственность – ни одному из этих требований не удовлетворял Арриано.
Кроме единственного требования, имевшего сейчас значение.
Арриано был здесь.
Глава 56
Рафейо больше никто никогда не видел.
Его мать верила, что он жив. Все остальные были убеждены, что он мертв. Верховный иллюстратор Меквель никогда не подтверждал ни того, ни другого, но позволял иллюстраторам, Великому герцогу Коссимио и Арриго предполагать, что Рафейо убит магией самого Меквеля и убийство Премио Фрато Дионисо отомщено. Честно говоря, Меквеля абсолютно не волновало, жив Рафейо или в самом деле умер, потому что, живой или мертвый, он был унижен, беспомощен и, к счастью, исчез навеки.
О пейзаже Корассона не было сказано ничего. Северин и Лейла взяли его в имение и подарили Мечелле. Она поместила его на то же место, где висел прежний рисунок Рафейо. Если восхищенные зрители спрашивали имя талантливого художника, она отвечала, что это анонимный дар. Мечелла никогда не узнала, для чего он предназначался. Ей так и не сказали, что, когда летом перекрывали крышу, нашли несколько обгорелых черных черепиц. Кабрал, Лейла и Северин решили, что это нарушило бы ее покой. Они продолжали защищать ее, а когда Северин быстро состарился, – неизбежная судьба иллюстратора, – они нашли на его место другого, молодого и преданного. К счастью, у одного из сыновей Лейлы обнаружился Дар Грихальва.
Во время весьма неприятной часовой беседы с Верховным иллюстратором своего отца Арриго узнал, что графиня до'Альва, с позволения и, естественно, одобрения своего супруга, решила пойти по стопам среднего сына Карло и удалиться в монастырь. Она выбрала самый богатый монастырь Кастейи, чтобы посвятить себя добрым делам и вере. Это ее желание совершенно искреннее – так по-дружески объяснил всем Меквель. Арриго, слишком разозленный, чтобы заметить несоответствие тона Верховного иллюстратора и выражения его глаз, стал угрожать. Предвидя такой поворот, Меквель рассказал ему ту долю правды, которую знал Коссимио: Тасия и Рафейо составили заговор, собираясь использовать магию Грихальва против Мечеллы, и при осуществлении плана Рафейо убил Премио Фрато Дионисо. Для Тасии монастырь был убежищем от наказания, для Рафейо убежищем послужила смерть. После минутного замешательства, когда Меквель прочел в его глазах вину (и решил ее не заметить), Арриго начал протестовать: нет настоящих улик, Тасия в убийстве невиновна, она наверняка объяснила…
– Разумеется, – голос Меквеля был гладок как шелк, – объяснение найдется всегда. И всегда есть правда. Твоя личная правда, Арриго, в том, что ты никогда больше не увидишь Тасию. Ты будешь хорошим и помнящим свой долг сыном своему отцу, великодушным и заботливым мужем своей жене, любящим и преданным отцом своим трем детям. Кого ты будешь укладывать в свою постель – это твое дело, но и тут есть еще две правды. Ты не зачнешь ребенка, и ты не будешь спать с женщинами Грихальва. Вот твои правды, Арриго. И навсегда.
Серенисса Грихальва, услышав странные слухи в женской половине Палассо, доказала, что ума у нее больше, чем честолюбия, и вышла за сына нипалийского виноторговца, который тайно обожал ее уже два года. С ним она уехала той же зимой, родила пятерых дочерей, таких же красивых, как она, и никогда более не смотрела на мужчин до'Веррада, как никогда более не ступала на камни Мейа-Суэрты.
Тасия прожила в монастыре полтора года. В основном она не выходила из кельи и за это время приняла лишь одного посетителя: молодого Арриано Грихальва, бывшего когда-то другом ее сына. Он приехал в монастырь незадолго до Фуэга Весперра 1268 года. В том же году Тасия совершенно неожиданно умерла в постели во время Пенитенссии в возрасте всего сорока четырех лет. Смерть ее, приписанная естественным причинам, прошла не замеченной почти никем – кроме Меквеля. Он был в высшей степени озадачен – ведь его портрет должен был сделать ее всего лишь послушной.
Лиссина, баронесса до'Дрегец, умерла в 1286 году, дожив до глубокой старости – девяноста двух лет, оплакиваемая всеми. Ее “Завещание” никак нельзя было отменить, поскольку Северин ее пережил, и на траурной церемонии Великий герцог Алессио III пожаловал дочь своей тетки Лиссии Риобиру до'Кастейа титулами, гербами, привилегиями и имуществом Дрегеца. Вьехос Фратос бледнели от злости и не могли этого скрыть. Северин написал официальный портрет – это была его последняя работа.
День после церемонии был отмечен тем, что впервые в истории в Галиерру Веррада смогли войти простолюдины – только по предварительным заявкам, рассмотренным и утвержденным молодым человеком, назначенным на эту должность. Хорошее начало – с этого дня каждый месяц устраивался день открытых дверей, когда каждый, имеющий билет, мог любоваться самыми прекрасными сокровищами Тайра-Вирте.
Тем же вечером вдовствующая герцогиня Мечелла посетила Галиерру как частное лицо. После смерти Великого герцога Арриго III от сердечной недостаточности в 1284 году ее стали чаще видеть в Мейа-Суэрте. Ее сын сменил убранство в покоях матери, и ей было приятно останавливаться там при случае. Она стояла в стороне от его государственных дел, не имея большого пристрастия к политике, и бывала в столице не слишком часто. Но первый открытый день в Галиерре она не пропустила бы ни за какие блага мира. В конце концов, идея принадлежала ей.
Увидев за столом распорядителя одного из своих кастейских сирот, Мечелла улыбнулась. Он встал и тепло ее приветствовал:
– Потрясающий успех, ваша светлость! Хотя у нас чуть не случилась беда с сынишкой драпировщика и ароматической колонной Великой герцогини Гизеллы. Маэссо Кабрал, как приятно вас видеть! Позволите пригласить куратора, чтобы провел вас по выставке?
– Я думаю, мы справимся. – Мечелла бросила через плечо игривый взгляд на Кабрала. – Тебе нравится твоя новая работа, Иверрио?
– Очень, ваша светлость. Вы так добры, что вспомнили обо мне.
– Эйха, ты же десять лет был управляющим в Кастейе у графа Малдонно, и я решила, что могу воспользоваться твоим искусством и образованием. Можешь идти домой, если хочешь, ждать не надо.
У меня есть ключ.
– Граццо миллио, ваша светлость, моя жена после всей сегодняшней суматохи не ждет меня раньше полуночи. Я не сказал вам, что у представленной вами на эту первую выставку картины собираются самые большие толпы?
– Приятно слышать.
Взяв Кабрала под руку, Мечелла прошептала:
– Если ты посмеешь мне напомнить, сколько лет прошло с тех пор, как мы вместе смотрели эти картины, я откажусь верить! Он подмигнул в ответ.
– Если я посмею тебе сказать, что ты сейчас еще прекраснее, чем тогда, ты мне поверишь?
И они смеясь, рука об руку пошли по Галиерре, обмениваясь замечаниями о картинах.
– Ты знаешь, – сказала она, – я их так часто видела, но все равно каждый раз нахожу что-то новое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45