Персонажи пьесы, казалось, успели поменяться ролями. Железная логика контраргументов повергла следователя в прах. С видом побитой собаки он просил извинения за досадную судебную ошибку. Шульц и Вирт, снисходительно посмеиваясь, внушали ему быть впредь осмотрительным. Пьеса со всей очевидностью подходила к концу. Существуй в этом театре занавес, сценический рабочий стоял бы уже наготове, чтобы опустить его.
Поэтому ни Дейли, уже давно переставший следить за Ловизой, ни Мун не обратили внимания на то, что она встала. Мун спохватился, лишь увидев раскрытую сумку, из которой она молниеносным движением выхватила пистолет. Он порывисто вскочил, чтобы выбить оружие, но тут кто-то (впоследствии оказалось, что это был Мэнкуп) обхватил его обеими руками, вдавил обратно в кресло. Дейли вообще не успел среагировать.
В зале внезапно вспыхнул свет. Ловиза Кнооп, полуповернувшись к публике, шагнула вперед, один за другим прогрохотали два выстрела, Шульц и Вирт как подкошенные рухнули на пол.
И прежде чем Мун сумел понять, что это эпизод пьесы, Ловиза с пистолетом в руке вскочила на сцену. Зал снова погрузился в темноту.
- Кто вы такая? - Следователь казался не менее ошеломленным, чем зрители.
- Я - Эрна Бухенвальд!
Зал зашумел. На секунду он уподобился заколдованному лесу, где ожили все деревья сразу. Независимо от отношения к авторской концепции, драматический эффект поразил решительно всех.
- Да, я Эрна Бухенвальд! Все, что они рассказывали о нашей ночной беседе, - правда. Я действительно показывала им свой пистолет, но вовсе не потому, что помышляла о самоубийстве. Для выполнения моего плана было необходимо, чтобы на нем они оставили отпечатки своих пальцев. Я надеялась, что в качестве моих убийц они получат то, что давно заслужили. Такие люди не имеют права жить. Вы согласны?
- Как человек - абсолютно согласен. Но как представитель закона бессилен. В нашем государстве не существует реальной возможности покарать их за бывшие преступления.
- Именно поэтому я решилась на эту инсценировку, подстроив улики таким образом, чтобы подозрение пало на них. Я не учла, что у честных немцев остался один-единственный путь. Вершить правосудие собственными руками!
- Я понимаю вас - как человек. Даже помог бы спрятать трупы. Но как следователь вынужден вас арестовать. Вы оставили улики!
- Какие улики?
- Найдутся свидетели, которые слышали выстрелы.
- Насчет этого не беспокойтесь. Разве вы не слышите, что творится на улице?
Госпожа Бухенвальд подходит к окну и распахивает его. В комнату врывается многоголосый, возбужденный гул толпы, требующей освобождения Вирта и Шульца, выкрикивающей в адрес следователя типичные для нацистов погромные лозунги.
Следователь быстро захлопывает окно.
- Я, право, не знаю, - говорит он в нерешительности. - Есть еще другие улики.
- Какие?
- Отпечатки ваших пальцев на пистолете.
Госпожа Бухенвальд смеется, потом медленно стягивает с обеих рук что-то невидимое и бросает на стол.
- Вот вам мои перчатки! - Только сейчас, когда следователь поднимает их, зрители видят, что это действительно перчатки. Абсолютно прозрачные, почти невесомые. - Так что успокойте свою служебную совесть - отпечатков не осталось, как и в тот вечер, когда я показывала пистолет Шульцу и Вирту... Возьмите их! И пистолет тоже! Он вам еще пригодится, если вы за настоящее правосудие!
Госпожа Бухенвальд уходит. Следователь не задерживает ее. Он тяжело садится, задумчиво смотрит на оставленные ею предметы.
Окно со звоном разлетается, сыплются осколки, брошенный в комнату булыжник сбивает со стола папку с материалами следователя. Толпа на улице поет: "Германия, Германия превыше всего!" В мелодию тревожно вплетаются звуки нацистского гимна на слова Хорста Весселя. Темноту за разбитым окном сменяет полыхающее зарево - огненное напоминание о подожженном гитлеровцами рейхстаге.
Следователь, выпрямившись, стоит посреди комнаты. Освещенный зловещим пламенем, он надевает невидимые перчатки и прячет пистолет в карман.
Свет на сцене погас, но в зале вместо люстр загорелись только аварийные огоньки над дверьми. И пока не вышел последний зритель, в глубине сценической выемки продолжал трепыхать пожар.
РЕСТОРАН "РОЗАРИЙ"
Некий сатирик кайзеровского времени
говорил: "Немцам, чтобы быть счастливыми,
нужен только полный желудок и точное
предписание начальства, когда принимать
пищу". Неправда! Нам, западным немцам,
важнее всего сознание национального
величия.
Магнус Мэнкуп
Поговорить с Мэнкупом начистоту опять не удалось. Ловиза села к Баллину, зато Мэнкуп под каким-то предлогом усадил в свою машину скульптора.
- Значит, в ресторан? - спросил Мун. - Отпразднуем эффектные выстрелы госпожи Бухенвальд?
- А ведь здорово у нее получилось! - Мэнкуп помахал рукой Ловизе.
Она улыбнулась и закрыла лицо охапкой гвоздик. Плакала ли она? Свет в "форд-таунусе" тотчас же погас, поэтому мимолетное впечатление Дейли осталось ничем не подтвержденным. Возможно, она вовсе не плакала, а смеялась.
- Настолько здорово, - с досадой откликнулся Мун, - что спектакль чуть не кончился ее арестом.
- Ваша попытка превратить пьесу об убийстве госпожи Бухенвальд в дело о покушении на жизнь Гамбургского оракула весьма трогательна, - потешался Мэнкуп. - Хорошо еще, что я вовремя предотвратил ваше непрошеное вмешательство в замыслы автора.
- Если учесть, что пистолет настоящий, то моя ошибка простительна. Мун мог говорить не стесняясь, так как скульптор не понимал по-английски. Тот сидел позади, рядом с Дейли, и молчал, как почти всегда. Лишь запах дешевого трубочного табака выдавал его присутствие.
- Обычно в театре применяют бутафорские пистолеты, - вмешался в разговор Дейли. - Но поскольку в практику "Театра в комнате" входят только словесные дуэли, там таковой реквизит, очевидно, считают излишним.
- Насчет реквизита не знаю, но автор... вернее, Ло хотела добиться максимального правдоподобия. Я одолжил ей свой.
- Вы весьма легкомысленны, господин Мэнкуп, - сердито заметил Мун.
- Я понял вас с полуслова. Но этот пистолет у меня еще со времен войны, так что связывать его приобретение с моим письмом так же абсурдно, как подозревать Ло или любого другого из моих друзей.
Скульптор резким движением наклонился, чтобы поднять выпавшую трубку, задев при этом Дейли. У того сразу мелькнула в голове мысль, что Лерх Цвиккау, возможно, понимает по-английски. Сейчас, когда Ловиза Кнооп перестала быть в центре внимания, в памяти постепенно всплывали второстепенные факты и детали.
Дейли вспомнил репортера "Гамбургского оракула", купившего в кафе портреты скульптора и Магды... Вспомнил, что после антракта Фредди Айнтеллер пересел на освободившееся кресло в первом ряду. Потом Дейли снова видел его в театральной уборной. Нахлынули другие посетители, журналисты, знакомые актеров, его, Дейли, оттеснили в сторону. Он только успел заметить, что Айнтеллер разговаривал с Ловизой... Может быть, брал интервью? Но зачем сотруднику местной хроники, специалисту по уголовным делам, отнимать хлеб у театрального критика?.. Кстати, по поводу приобретенных им портретов завязался разговор, во время которого Ловиза, сославшись на полученную от скульптора информацию, намекнула на истинную профессию американских гостей. Скульптор не особенно ловко выкрутился, объяснив, что принял их за уголовных репортеров.
- В ресторан слишком рано, - сказал Мэнкуп. - Водный концерт начнется только через полчаса. - И, не объяснив, что это за водный концерт, он высунул руку, чтобы показать Баллину направление. - Поедем в Санкт-Паули! Для Гамбурга это предместье то же самое, что Везувий для Неаполя. Как там говорят итальянцы? Увидеть и умереть!
Свернув с опоясывающей старый город автострады, они нырнули в лабиринт узких, плохо освещенных улочек и через несколько минут выехали к реке. В опущенное ветровое стекло с размаху ударил острый запах смолы, гниющих водорослей, воды, нефти, свежей рыбы. Прямо перед ними были широкие ворота Эльбского туннеля, рассеченные пополам невидимой чертой. По одну сторону, переливаясь и сверкая, струился млечный путь зажженных фар. Вынырнув на поверхность, он расчленялся, принимая очертания автомобилей. А в противоположном направлении текла такая же бесконечная лента рубиновых светлячков.
- Мы снова в Санкт-Паули! - торжественно провозгласил Мэнкуп.
- А где же вторая машина? - обеспокоенно осведомился Мун.
- Должно быть, они поехали прямо в ресторан. Ло с недавних пор ненавидит даже само название "Санкт-Паули".
У сдвоенного причала, связанного между собой и берегом параллельными рядами мостиков, напоминавших в этот час муравьиную армию в походе, разыгрывалась веселая чехарда отправляющихся и причаливающих пароходов. Рабочие близлежащих верфей садились на замызганный речной трамвай, который за десять пфеннигов переправит их в пригороды Заэльбья. Под прощальный марш выстроенного на белой палубе оркестра с прогулочного парохода сходили туристы. Смазливые девушки в кукольных мундирчиках, напоминавших форму гитлеровской "Флак" - противовоздушной обороны, распределяли их по автобусам.
- Как ты полагаешь, Лерх, - Мэнкуп по-немецки обратился к скульптору, где моим гостям будет удобнее жить? У меня или...
- На их месте я бы остановился в отеле. - Скульптор вынул трубку.
- Почему? - спросил Дейли.
- Магнус не даст вам спать. Всю ночь придется выслушивать его политические парадоксы. А поскольку они, по сути дела, ничем не отличаются от сегодняшней пьесы, вам к утру придется вызывать "скорую помощь".
- Ты был бы, конечно, не прочь увидеть их покойниками. Имейте в виду, для моего друга Лерха живые люди с некоторых пор не представляют никакой ценности. Он и Магда вступили в коммерческий брак, чтобы произвести на свет фирму надгробных памятников.
- Будь у меня твое состояние, я бы продолжал лепить свои никому не нужные фигурки, - огрызнулся скульптор.
Осмотр достопримечательностей Санкт-Паули, состоявших в основном из рыбного аукциона и паноптикума восковых знаменитостей, среди которых был даже Гитлер, занял около часа. Когда они подъехали к ресторану "Розарий", тот был уже битком набит.
Мэнкуп назвал свое имя швейцару. Тот перебрал разложенные на столике конверты и листочки, но так ничего и не нашел.
- Странно, - сказал Мэнкуп. - Обычно тот из нас, кто приходит первым, оставляет для опоздавших записку. Может быть, они вообще не приехали?
- Проще всего обойти ресторан, - предложил Дейли.
- Легко сказать. Мы потратим на это полчаса. А водный концерт начнется с минуты на минуту. Мне не хотелось бы, чтобы вы пропустили это зрелище.
- Тогда давайте сядем за свободный столик, а розысками займемся уже после концерта.
- Свободных столиков нет.
- Откуда вы знаете? - усомнился Мун. Швейцар пропустил их беспрепятственно, соответствующей надписи тоже не было.
- По поклону швейцара. Расстояние от пола до его подбородка прямо пропорционально наплыву публики.
Из затруднительного положения их вывел лысый, большеносый господин, нетерпеливо стучавший монетой в телефонную кабину.
- А, Мэнкуп! Ищете своих мушкетеров? Я их только что видел на террасе! Левый угол, почти у балюстрады! Подойду попозже! Сейчас некогда! Марокканцы! Директор ресторана все перепутал. Дал не те столики! Надо предупредить секретаршу, иначе они заблудятся! - Он торопливо выкрикнул эти совершенно излишние подробности - очень занятой человек, которому все же хочется щегольнуть отличными деловыми связями.
- Господин Ваккер, текстильный фабрикант! - представил Мэнкуп, но тот уже успел юркнуть в один из бесчисленных стеклянных сотов.
Терраса была огромной. Вплотную к ней подходил парк с деревьями и фонтанами, которые пока бездействовали. Они с трудом нашли указанный текстильным фабрикантом столик. Ловиза и Магда не заметили их приближения. Низко склонившись над столиком, с зелеными в отсвете абажура волосами, не то русалки, не то утопленницы, они о чем-то разговаривали. Тихо, почти шепотом, с землистыми, очень серьезными лицами. Баллин, сидевший в темноте, вообще не имел лица.
- Он может еще передумать, - возник из темноты его голос и сразу же пропал, вспугнутый появлением Мэнкупа.
- Сегодня какой-то удивительный день! - как будто не замечая обращенных к нему взглядов, весело поздоровался Мэнкуп. - Думал, я один такой рассеянный, оказывается, это всеобщая эпидемия. Почему не оставили записку у швейцара?
- Разве? - Ловиза пожала плечами. - Давайте скорее заказывать, сейчас начнется концерт!
В отличие от остальных помещений, здесь обслуживали девушки. Их пестрые платьица мелькали бабочками в полутьме. Разноцветные лампочки на столиках, похожие на светящихся гномов в абажурных колпачках, и расставленные вдоль балюстрады кадки с розами придавали террасе сходство с празднично иллюминированным садом. Нежное дыхание роз, кисло-сладкий запах еды, пряный аромат дорогой парфюмерии накрывал посетителей душным облаком.
- Концерт? - Дейли прислушался к разноголосице джазовых оркестров, доносившейся из залов. - А это что такое?
Мэнкуп снисходительно улыбнулся и заглянул в меню.
- Рекомендую гамбургскую кухню, - сказал он, читая вслух диковинные названия, в которых даже владевший немецким языком Дейли ничего не понял.
- Я за интернациональную! - заявил Дейли. - Бифштекс ценен хотя бы тем, что в любой стране заранее знаешь, что тебя ожидает.
- Я тоже не любитель кулинарных экскурсов, - поддержал его Мун. - С экзотикой всегда попадаешь впросак. Название звучит как музыка, а на поверку оказывается, что это всего-навсего ласточкино гнездо или маринованная лягушка.
Мэнкуп все же настоял на своем. Мун заявил, что в гастрономических оценках вполне полагается на Дейли, тот упорно отказывался от этой чести. В результате одному заказали лабекаус, другому - шванцзауер, так и не объяснив, что это такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33