через Можайск, Гжатск, Вязьму на Дорогобуж. Об этом много писали, только никто ничего не нашел. А может, и нашел да молчит. Одна из главных заповедей кладоискателя гласит: нашел - молчи!
Вадим закашлялся, водка не в то горло попала. Идиот, нашел о чем думать про обозы Наполеона. Еще бы про Смутное время вспомнил. Гришка Отрепьев тоже, между прочим, подводы с награбленным добром через эти места тащил.
Ладынин судорожно вздохнул. Хрен с ними, ему бы до кубышки Пимена добраться...
Костыль перебинтовывал кровоточащий палец.
- Интересно, - рассуждал он, - кто-нибудь находит эти самые клады?
- Говорят, что да, - ответил Вадим, хотя сейчас сам в это не верил.
У Ладынина появилось ощущение, будто за ними кто-то наблюдает. Странно... Он помрачнел. Показалось, что ли? Привыкший всему в жизни находить разумное объяснение, он не мог понять, откуда взялась неосознанная тревога. Сердце заныло. Хотел поговорить об этом с Костылем, но постеснялся. Пока были заняты делом, ничего подобного в голову не приходило, а сейчас...
Он резко оглянулся.
- Ты чего? - вздрогнул Шигин.
- Да так, показалось.
- Будто кто-то на тебя смотрит, да?
Вадим пожал плечами:
- Не верю я во всю эту ерунду.
- И я не верю, только сейчас почему-то неуютно стало. И давит, давит изнутри. Будешь смеяться, но у меня появилось нехорошее предчувствие. Даже хмель не берет. Не зря, видно, про поиски кладов много всяких поверий ходит. Вроде тот, кто в земле роется, беспокоит темные силы. Не - спроста все это.
Вадим чувствовал себя примерно так же, но признаваться в этом не захотел.
Вслух сказал совсем другое:
- Ладно тебе тоску нагонять. Сейчас договоримся до проклятий фараонов, про напасти, которые приключаются с кладоискателями... Мура это.
- Может, и мура, - мрачно сказал Костыль.
- К тому же мы напрасно беспокоимся: не нашли ведь ничего.
- Не нашли, - согласился Костя. - Но место интересное, я бы здесь ещё порылся. Надо горячку не пороть, не расстраиваться из-за каждой ржавой гайки, действовать планомерно.
- Я тоже так считаю, - согласился Вадим. - А на сегодня предлагаю закончить раскопки. Мне ещё палатку ставить да на ночлег устраиваться. Устал как собака, с ног валюсь, спину ломает после земляных работ. И голова разболелась.
- Это с непривычки. Я у Доронькиных, как приехал, комбикорм часа два потаскал в охотку, так наутро разогнуться не мог. А сейчас ничего. Даже сил прибавилось.
И действительно, Шигин, несмотря на щуплый вид, оказался гораздо работоспособнее и выносливее своего компаньона.
Перед тем, как разойтись, он предложил завалить отрытый лаз сухими сучьми.
- Зачем? - вяло отмахнулся Вадим. - Кто здесь за ночь появится?
Костыль сам нагреб кучу веток и закидал место раскопок.
- Как будто и не было ничего, - он был доволен добросовестно выполненной работой.
Они договорились встретиться завтра. Костыль направился в Родоманово, а Вадим зашагал к старому клюквенному болоту.
Рюкзак, легкий утром, сейчас казался обременительной ношей. Может, бросить все да свалить? Это только сидя в московской квартире ночевка на природе кажется заманчивой. Решил студенческие годы вспомнить. Романтика, то, се... Будет сидеть в палатке да комаров кормить.
Он шагал по едва приметной тропке. Когда отошел от Выселок на приличное расстояние, голова прошла. Он повеселел. Нет, во что бы то ни стало, надо довести задуманное до конца. Опять поневоле вспомнил Колькины россказни. "Говорят, это место оказывает на человека странное воздействие..."
Вадима передернуло. Вот пусть на Першина и оказывает. Выспится сегодня, а завтра видно будет. Перспективное местечко.
В этот вечер Ладынина ожидало ещё одно неприятное испытание. После того, как поставил палатку, пошел собирать дрова для костра. И едва не наступил на гадюку. Его передернуло. Фу ты, гадость! Черная змея лежала возле пня, свернувшись в клубок. При его появлении она подняла голову.
Вадим отскочил в сторону. Может, это уж? Он заставил себя ещё раз посмотреть на черный шевелящийся клубок. Нет, ядовитая змея, у ужа на голове и шее есть желтые полоски. Безобидный ужик давно бы ушмыгнул, а эта тварь лежит, и ни с места.
Гадюка не двигалась, она ждала, когда непрошенный гость уберется подобру-поздорову.
Вернувшись к стоянке, Вадим обшарил каждый куст. Хотел перенести палатку, но передумал, место очень удобное, на пригорке. Он знал, что гадюка обычно не ползает, где попало, у неё своя сравнительно небольшая территория, размером, примерно, сто квадратных метров. Перетащишься на другое место, не известно, на кого напорешься.
Укладываясь спать, Вадим вспомнил, что его родители, долгое время прожившие в средней Азии и покочевавшие по пустыням, где ядовитых гадов было достаточно, применяли такой способ: на ночь по периметру палатки протягивали толстую шерстяную нить. Считалось, что змея не любит шерсть и ни за что не переползет нитку.
Засыпая, Вадим подумал о том, что увидеть змею перед серьезным делом плохая примета. Тьфу! Он сплюнул. Суеверным становится, как Колька Першин.
Глава 20
- Сынок, за водичкой не сходишь? - Бабка Матрена поставила перед Николаем два ведра. - Да полные не набирай, идти неловко.
Он уже спускался с крыльца, как она снова окликнула его.
- Петровна давеча говорила, у Глафиры Гришка пропал. С вечера, как ушел за гусями, так и нет его. Она всю деревню обегала, обкричала, будто в воду канул.
У Николая перехватило дыхание. Вчера он видел Гришку на пруду. Тот, заметив его, кинулся бежать.
- Гуси одни домой пришли, - продолжала Матрена. - Прямо беда. Глафира не знает, что и думать. Беспокойный он был последнее время. Мычит, руками размахивает, а то ещё сядет на крыльцо, руками голову обхватит и ну плакать. Сама видела, жалко его.
- Может, испугался чего?
- Что ему, убогому бояться! Полнолуние сейчас, вот и куролесит.
- А раньше он никогда не убегал?
- Как же, убегал. Только к ночи всегда возвращался. Случая такого не было, чтобы дома не ночевал. Не случилось бы чего...
Николай, шагая с пустыми ведрами, думал о Гришке. Что его так сильно растревожило? Почему испугался и убежал вчера, почему домой не явился?..
Он замедлил шаг. Неожиданная мысль пришла в голову. Всерьез никогда не задумывался над тем, кто на него напал тогда, в детстве. Доронькин уверял, что это проделки Мишки Шатуна. А почему он поверил Доронькину? "Ясное дело", твердил он. Но так ли это? За что Шатуну его по голове шарашить? Мужик он чудаковатый, но не дурак. Пацанов всегда гонял. Те тоже в долгу не оставались и вредили пастуху по мере сил. Однажды пастушью плетку на вяз закинули, и Мишка, пугая грачей и матерясь на всю деревню, лазил за ней. Без плетки какой он пастух? Смех один. В другой раз сыпанули от души соли в фляжку с чаем. Словом, вражда была нешуточная. Шатун в отместку мог крапивы в штаны наложить, но до серьезного вредительства дело не доходило.
Впрочем, какое сейчас это имеет значение, кто на него напал тогда? Николай даже остановился.
Имеет! В том-то все и дело... Странно, что такая простая мысль не приходила в голову раньше. А если на него напал Гришка?
Он замотал головой. Этого не может быть! Не было тогда Гришки в Ежовке, потому что Пимен уже год, как умер.
Подожди, подожди, Николай морщил лоб, пытаясь уловить ускользающую от него мысль. У кого была причина остановить забравшегося на усадьбу пацана? У Гришки! Ему точно не понравилось, что возле дома роются. Правда, были ещё Маня и Полина... Ну, нет, отмахнулся он. Маня мухи не обидит, она часто приходила к бабушке, пила чай и всегда улыбалась, когда видела его. Она и здесь, в Степаниках его узнала и не испугалась.
Мысли путались в голове. Еще была Полина, на которую, как говорили, "накатывало". Но Полина давно умерла, а кто-то недавно опять напал на него...
Он подошел к колодцу. Сруб был старый, и колодезное ведро, не раз латанное, протекало, струйка воды била фонтанчиком сбоку. Пока наполнил свои ведра, измучился.
- Ты за дужку-то не так держи, а то, вишь, уже и обувку промочил. Давай помогу.
Николай, занятый делом, не заметил, откуда появился этот седой старикашка.
- Спасибо, я сам, - поблагодарил он.
Старик продолжал разглядывать его, словно диковину увидал.
- Слышу, у Матренихи гости, - заговорил он. - Какие гости, дай, думаю, посмотрю. А это вона кто... Из Першиных будешь.
- Да, - удивился Николай.
- На Федьку малость похож. Как звать тебя, я забыл...
- Николай.
- Точно, Колька, - почему-то обрадовался старик. - А меня ты не признаешь?
Николай вглядывался в лицо, изрезанное морщинами. Оно смутно напоминало кого-то из ежовских. В одной руке дед держал пустое ведро, в другой увесистую палку, на которую опирался при ходьбе.
- Ну, ексель-моксель, - по-бабьи всплеснул руками старик.
И Першин мгновенно узнал его по этой поговорке.
- Мишка Шатун! - вырвалось у него.
- Он самый и есть.
Николай во все глаза смотрел на старика и молчал.
- Чего маешься, - понял его Шатун и, хитро подмигнув, сказал: - Ты тот самый Колька, который к Пимену на усадьбу лазил.
- Да, - у Першина от волнения пропал голос. - Вот что я тебе, парень, скажу, - начал Шатун. - Я ведь все помню, все... На меня тогда пальцем указывали, что я, мол, на тебя напал на Выселках. Брешут! Это Гришки дурака работа, он тебя подкараулил.
- Но он тогда... - Николай запнулся, - в сумасшедшем доме сидел.
- Сидел, - закивал головой Шатун. - После того, как батька умер, Маньку с Полиной Глафира забрала, а Гришку в "дурку" сунули. Совсем того... - Он выразительно покрутил пальцем у виска. - Только он оттуда убег. Он и при батьке сбегал. Пешком из города приходил.
- А откуда вы знаете, что он в тот раз сбежал?
- Да сам его видел! Днем коров пас, ты с пацаненком Доронькины х там лазил. Помнишь, я ещё шуганул вас?
Еще бы не помнить! Сколько раз во сне снилось...
- А вечером, когда коров гнать собрался, смотрю, ещё кто-то шастает. Я думал, что это опять кто-то из пацанов. Подкрался с крапивой, сейчас, думаю, всыплю, чтобы задница горела. Кусты раздвигаю, а там мужик. Далеко, со спины не пойму кто. Я даже испугался. Чужие у нас не ходят. Леший его знает, чего сюда приперся, может, задумал что плохое и скрывается. Почему в деревню не идет? А потом мужик обернулся. Ба, да это же Гришка! Худущий, как жердь, потому и не узнал его. Ну, думаю, от Гришки напасти не будет, он безобидный. Помычит, побегает, а потом его опять изловят. Наутро услыхал, что беда с першинским пацаненком приключилась, с тобой то есть. Собрался к вашим зайти, рассказать, как и что, да мать тебя быстро увезла. Потом, слышу, на меня кивать стали, будто я это тебя...
- И вы никому ничего не сказали?
- Нет, - насупился Шатун. - Меня тоже вроде как за придурка считали. Ну и пусть! Только по голове я тебя не шарашил, вот те крест! - Он быстро перекрестился. - А с Гришки что возьмешь? Они дураки-то - здоровые, ломом не пришибешь. Я давно с палочкой ползаю, а Гришка на своих двоих бегает. - Он неловно наступил на больную ногу и поморщился от боли. - Так что на меня, парень, ты плохого не думай.
Шатун наполнил ведро водой и, махнув рукой, зашагал по дорожке, опираясь на костыль.
Николай смотрел вслед маленькой усохшей фигуре. Вот и разрешилась одна загадка.
- Ты, никак, с Шатуном разговаривал? - встретила его у ворот бабка Матрена.
- Да, живой еще.
- Что ему сделается? Чудит иногда, тем и жив. Схухлился вот только маленько.
Вера приехала из города к вечеру.
- Хорошо, в бюро технической инвентаризации знакомая сидит, а то бы не знаю, когда управилась.
Николай рассматривал копии документов.
Дом в Степаниках был куплен на имя Глафиры Семеновой перед смертью Пимена.
Значит, никакого обмана с завещанием не было. Деньги на дом и, видимо, ещё кой-какие средства Пимен оставил дальней родственнице Глафире, чтобы она взяла к себе Гришку, Полину и Маню. На Мане, как и при отце, все хозяйство держалось.
Николай помнил, как деревенские то ли с укором, то ли с восхищением говорили, покачивая головами:
- Работящая ты, Маняша, как крестьянская лошадь.
С Полиной было сложнее, она могла и начудить. Но больше всех хлопот доставлял Гришка. Его Галафира, как и в свое время Пимен, отправляла время от времени в "дурку". Он возвращался оттуда шелковый и на какое-то время затихал.
Вера и Николай сидели на берегу пруда.
- Так что очень даже может быть, что кубышка Пимена до сих пор лежит в земле, - говоря это, Вера усмехнулась и посмотрела на Кольку. - Ты как будто не рад этому.
Он насупился.
- Сам не понимаю, что со мной творится. Раньше появись хоть малейшее подтверждение тому, что клад есть, я бы среди ночи сорвался и кинулся на усадьбу.
- А теперь?
- Не пойму, что со мной. Странное состояние...
- Что-то мучит тебя? - догадалось Вера.
- Да. Я чувствую себя вялым, заторможенным, словно что-то мешает, но скинуть с себя этот груз не могу. Глупо, конечно, даже объяснить толком ничего не могу. Кажется, я упускаю что-то очень важное, а без этого...
Он махнул рукой и уставился на спокойную воду пруда. Желтые высокие лютики, спускаясь по крутому берегу, отражались на поверхности воды. Рядом росла сосна, её корявые ветки были зелены лишь на концах. В траве стрекотали кузнечики, и от всего этого веяло таким покоем, что ничего не хотелось. Сидеть вот так и смотретиь на гладь воды.
- А Гришка до сих пор не нашелся, - вдруг сказала Вера. Николай вздрогнул.
- Ты так и не вспомнил того, что случилось тогда на Выселках?
Он покачал головой.
- Нет. Я не помню, откуда появились золотые монеты.
Вера поднялась.
- Ладно, пошли домой. Завтра с утра пойдем на Выселки. Выспаться надо. Бабка Матрена велела уток домой пригнать.
Николай улыбнулся.
- А как ты отличишь своих от чужих?
- Она сказала, у наших правое крыло белой краской помечено.
Вера спустилась с обрыва к воде и стала звать:
- Утя, утя, утя...
Домашние птицы, выманенные из пруда, важно переваливаясь, доверчиво направились к ней. А потом началось... Бестолковые утки, почуяв, что нависла угроза над свободой, растопырили крылья, заорали как сумасшедшие и бросились врассыпную. Вся орава в панике носилась туда-сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32