Егорка Сычев стал присматриваться к Гришке-дурачку, старшему сыну Пимена. Заведет его к себе, угостит и начинает выпытывать.
- Знаешь, где у батьки деньги упрятаны?
Дурак мычит только и знай себе сахар трескает. Сколько ему Егорка сладостей скормил! И все без толку. Пробовал самогоном угощать. Тот совсем чумовой становился.
Однажды все-таки сумел его пронять. Увидел, как дурак на соседскую девку смотрит, и начал его подзуживать:
- Принеси денежку, к девкам поедем. Девки во какие... - Он разводил руки в стороны. - Ядреные.
Гришка, сходя с ума, закатывал глаза.
- Найди денежку у батьки. Где они у него, в сундуке, да?
- Да, да, - кивал дурачок и смеялся от радости, очень уж ему хотелось к девкам поехать.
- А ты тот сундук гвоздиком поковыряй. Вот так, вот так, - Егор, вертя большой гвоздь перед носом, показывал, что надо делать с замком.
В конце концов Гришке удалось обмануть бдительность Пимена, он принес Сычу пачку двадцатипятирублевых купюр, украденных у отца. Егор тогда обалдел от радости. С первой попытки такая добыча... Поговаривали, что у Пимена и золотишко имеется. Но про золотые монеты с дураком разговаривать было бесполезно. Ладно, решил, может, в другой раз ещё чего притащит.
- Мало принес, этого не хватит.
Он продолжал обрабатывать дурака.
Но Гришка денег больше не носил и жаловался на отца. Видно, Пимен вовремя хватился и перепрятал захоронку. Гришку стали держать под замком, а потом и вовсе в дурдом спровадили. Однажды он убежал и притащился домой. Как дорогу нашел, непонятно, говорили, несколько суток в лесах скрывался. Пимен его в дурдом не отправлял, при себе оставил, но из виду не упускал. Под замком держал.
Егор пробовал подкатиться к дочерям Пимена. Но это было бесполезно. Маня его не понимала. А Полина... Долго потом Сыча мороз по коже пробирал, когда вспоминал про старшую дочь старообрядца.
Полину бесноватой в Ежовке называли и боялись.
- Опять выкликать начала, - шептались старухи, когда Полину "забирало".
Понять, что у неё в голове, невозможно, то как нормальная и ходила, и говорила, а то становилась хуже Маньки.
Подкараулил её Егор, стал, как и Гришку, посулами сманивать. Она головой кивала, вроде как соглашалась с ним. А потом такую карусель устроила, не обрадовался, что связался.
Однажды слышит, жена орет не своим голосом. Зашел в огород, а там, батюшки мои, что понаделано! Середина лета, а лук весь выдернут и на грядках лежит. Еще перо зеленое. Чеснок зимовой - то же самое. Жена - в голос.
- Заткнись, дура! - приказал ей.
Она, тихонько воя, обрезала лук и плакала. В деревне оставить крестьянина без урожая не решится даже самый злобный человек. Ругаться друг с другом ругались, но до такой пакости дело никогда не доходило.
Промолчал тогда Егор. Кому пожалуешься?
А потом Полина чуть дом не сожгла и его самого. Вот тогда он пошел к Пимену.
Да, помотала ему нервов эта дура, никаких денег не захочешь. Егорка после этого и думать про клад забыл. Слышал краем уха, что пацан Першиных ночью в Выселки шатался, это уже после смерти Пимена было. Вроде искал там что-то.
Казалось, что та старая история забылась навсегда, а вот поди ж ты, нет. Все помнит. Сейчас как только услышал от Леньки про появление Першина и доронькинского дружка, сразу будто что в сердце толкнуло. Маня-то Першина, бабка Кольки, с Пименом в большой дружбе была. Может, и сообщил ей что старый перед смертью.
Сыч опять задумался. Больно времени много прошло с тех пор. Если было что брать, давно бы уж откопали. Глаза Егора подернулись поволокой. Кто знает, кто знает... Непросто все было в той истории. Чуял он сердцем, что не взял никто Пименова клада. А у него на деньги нюх особый. Так и Ленька его считает.
- Значит, так, - приказал он сыну. - С гостя Доронькиных глаз не спускай. И поинтересуйся, зачем сюда Першин заявился. Очень может быть, что эти хлопцы не зря приехали. На Выселки надо бы заглянуть. Не забыл дорогу?
- Нет. А на Выселки-то зачем?
- Затем, - обрубил Егор.
- Не найду я один усадьбу, батя, заросло там все.
- Заросло, - передразнил старик. - Ладно, вместе туда на мотоцикле прокатимся.
Сыч, приложив руку к глазам, взглянул на солнце.
- Хорошо бы сегодня съездить, да боюсь, дождик натянет, а у меня сено не убрано, да ещё бычка к ветеринару вести собрался, договорились уже.
- Завтра сгоняем.
Егор вздохнул. Хороший хозяин, он не мог оставить хозяйство без присмотра.
На Выселки решили наведаться завтра.
- А за гостечком этим, который у Доронькиных живет, все же присмотри. Чует мое сердце, неспроста это все...
Ленька, помогая отцу сгребать сено, помалкивал.
- Сегодня вечерком ко мне зайди, разговор есть, - сказал старик.
Леонид скуксился. Чудит батя, но разве поперек него слово скажашь?
- Может, до завтра подождет? - на всякий случай начал он.
- Не подождет! - лицо Сыча даже перекосило от злости. - В кого ты такой уродился? Работать не хочешь, а жрать-пить вкусно привык. Кому я бычка выращиваю да двух поросят до зимы держу? Галина весь погреб собственной тушенкой заставила. Одному мне столько не надо. Я и мяса-то почти не ем. Все для вас стараюсь. Не будь меня, давно бы все хозяйство оголил. За что ни возьмешься, все сикось-накось. Шкурки кроличьи кто сгубил?
- Да будет тебе, батя про шкурки-то. Когда это было!
- А хоть бы и давно, - разошелся Сыч. - Не хозяин ты, Ленька! Все тебе: ер да еры упали с горы. Знаю, наследства моего ждешь. Так вот, парень, может статься, что я просто нищий по сравнению с тем, что там может быть. Понял?
В этот вечер Ксения так и не дождалась младшего Сыча.
Глава 17
- Коля, Коленька!
Першин открыл глаза. Над ним склонилась Вера.
- Что с тобой? - она трясла его за плечо.
Николай приподнял голову и с недоумением посмотрел на Веру.
- Ты... что здесь делаешь?
Он почувствовал, как кто-то прерывисто дышит рядом. Теплый шершавый язык лизнул руку.
- Малыш! - сообразил он и погладил собачью голову.
Пес вертелся вокруг лежавшего на земле Николая и всем своим видом выражал готовность помочь.
- На тебя кто-то напал?
- Я... не знаю.
Костерок, разведенный Першиным, потух. Луна, светившая несколько часов назад откуда-то сбоку, висела прямо над головой. На траве валялись остатки бекона, хлеб, раздавленные помидоры. Бутылка водки лежала тут же. Она была пустая.
Николай уставился на нее, пытаясь восстановить в памяти события.
Он все отлично помнил. Вязы, под которыми сидел на потемневшей от дождей скамейке, двух каркающих воронов, сорок, перелетавших с места на место и переругивавшихся между собой. Потом ходил на пруд, видел дергача. Вспомнил, что когда ломал сухие ветки для костра, услышал треск сучьев. Что-то живое находилось совсем рядом. Подумал, что это потревоженная птица или ночной зверек. Потом он стелил газету на траве, доставал продукты и пил водку прямо из горла.
Николай закрыл глаза.
- Тебе опять плохо? - тут же раздался голос Веры.
- Хорошо, - прошептал он. - Подожди...
Когда сидел возле разведенного огонька, продолжал вспоминать он, стало зябко. А перед этим... Перед этим показалось, что кто-то стоит за его спиной. Он сидел и боялся оглянуться. Да, да, все так и было. Он замерз и потянулся за курткой. Вот в этот момент на него и напали. Кто-то выскочил из кустов и ударил по голове.
Он застонал. Вера, сидевшая рядом, желая подбодрить, крепко сжала его руку.
- Надо уходить отсюда, - сказала она.
- Да, да.
- Ты сможешь идти?
- Постараюсь.
Он ощупывал голову, ныло возле виска. Но это была не та изматывающая, одуряющая боль, к которой привык. От той, что бы ни делал, не было спасения. Эта...
Он осторожно поворачивался, словно хотел удостовериться, что не скрутит его, не согнет от сильнейшего приступа. Это тогда, боясь потерять сознание от невыносимой боли, он научился не крутить шеей, а разворачиваться всем корпусом. Странное дело, с каждой минутой шум в голове утихал, он чувствовал себя все лучше и лучше. А главное, помнил все, что произошло.
- Малыш, как тебе не стыдно! Не смей здесь ничего трогать, - раздался голос Веры.
Она протянула руку, чтобы отобрать у собаки бекон, но пес, поняв её намерения, мгновенно проглотил найденный кусок. Звякнула пустая бутылка.
Николай уставился на нее. А почему она пустая? Он выпил ровно половину. Помнит, перед тем, как потянуться за курткой, даже завернул бутылку пробкой, чтобы не пролить. Потом... Кто-то выскочил из кустов и кинулся к нему. Видно, этот неизвестный и допил потом водку, остававшуюся в бутылке.
С помощью Веры Першин поднялся на ноги.
- Вот так, потихонечку и пойдем, - как маленького уговаривала она его.
- Вороны здесь все кружили, - усмехнулся он.
- Какие вороны, что ты говоришь?
- Обыкновенные. Которые каркают. Говорят, к покойнику.
- Господи, о чем только думаешь! - возмутилась она. - Нам сейчас тащиться ночью по бездорожью километра три с лишком, а ты несешь всякую ерунду.
Вера, после того, как они разругались и Николай уехал, места себе не находила. Пробовала заняться делом, но все валилось из рук. Так она промаялась до вечера. А потом зашла старуха соседка, мамина знакомая, и сказала, что Николая видели на автобусной остановке.
- В Родоманово, видать, наладился.
Вера разозлилась и на себя, и на соседку. Уехал, и уехал, он перед ней отчитываться не обязан. Кто она ему? Никто! Так решила, а сердце почему-то ныло от нехорошего предчувствия.
- Знаешь что, девка, вижу, поругались вы, собирайся-ка за ним, мало ли что.
- Сам не маленький, - буркнула Вера. - Да сейчас уже и автобусы-то не ходят.
- На попутке доберешься. Вон на тебе лица нет.
Вера и сама уже так думала, но неудобно было перед старушкой, скажут, что за мужиком помчалась.
- Мне и хозяйство не накого оставить.
- Ох, насмешила! Какое хозяйство? Кошка да собака. Дуська твоя по три дня домой не является, придет - покормлю, курам - утром зерна насыплю, а Малыша своего с собой забирай, не боязно будет.
Только в сумерки добралась Вера до Родоманова. Дорога на Ежовку была знакомая, только не ходила она здесь давно. Если бы не Малыш, со страху бы умерла. Преданный пес не отходил от неё ни на шаг, а когда дошли до Выселок, забеспокоился, взлаивать стал.
У Веры сердце упало, когда впотьмах едва не наступила на лежащего без сознания Николая. Да ещё этот лунный свет, от которого мороз по коже. Было бы это где в другом месте, а то на Выселках... Тут поневоле всякая глупость в голову лезет.
- Слушай, а куда мы идем? - очнулся Колька, когда они не свернули направо к Родоманову.
- В Степаники.
Николай остановился.
- Зачем?
- Там моя двоюродная бабка живет, переночуем у нее, дальше видно будет.
- А она нас не погонит? Сейчас почти три часа ночи, - Николай посветил фонариком на часы.
- Погонит, не погонит, а деваться все равно некуда, - рассудительно сказала Вера.
Деревенька Степаники была небольшая. В свое время её, как и Ежовку, хотели ликвидировать, но, видно, что-то помешало. Степаники остались стоять на месте.
Бабка Матрена, Верина родственница, встретила их радушно. Она даже не сильно удивилась, пришли гости в четвертом часу утра, значит, так получилось.
Николай лежал на матрасе, набытом пахучим сеном, и думал о том, что произошло с ним в эту ночь. Мистика, не мистика, а по башке его все-таки кто-то шарахнул. Уже проваливаясь в сон, он вспомнил о золотой монете, которая должна находиться в его кошельке. Вот оно, его доказательство! И как забыл про нее? Он спрятал её ещё там, дома. Завтра покажет николаевский червонец Вере, уж тогда она не сможет сказать, что он все придумал.
- ...Да я верю тебе, верю, что были монеты, ты не понял меня, - Вера осторожно подбирала слова. - Сохранились ли они там до сих пор, вот в чем вопрос?
- Я уже и сам ничего не понимаю, - признался Николай. - Но ведь кто-то напал на меня сегодня ночью!
Раньше он никогда не задумывался о том, кто же на самом деле стукнул его по голове в первый раз. Славик говорил, что это Мишка Шатун, больше некому, утверждал он. А в самом деле - кто? Когда они с Доронькиным отправились на Выселки на поиски клада, Пимен с год как умер, в доме не жили. Кому было шляться там по ночам, как не Шатуну?..
Николай потер правый висок.
- Болит? - Вера смотрела на него.
Раньше чужое сочувствие выводило из себя, он становился дерзким, неуправляемым. Сейчас просто понял, что за него переживают.
- Не очень.
- Сейчас попрошу бабку Матрену освежающей травки заварить, - Вера встала.
Они сидели на ступеньках крыльца. Недалеко росла раскидистая яблоня, её ветки согнулись под тяжестью плодов. Несколько сбитых ветром сочных здоровых яблок валялось рядом.
- Подожди с травкой, - остановил её Николай. - Я все думаю про это завещание...
- И что? - осторожно спросила Вера.
- Понимаешь, странно все. У меня полный сумбур в голове, мыслей крутится много, а ухватить ни одну не могу. Кажется, что упускаю что-то очень важное.
- Коля, - Вера подняла с земли несколько яблок и положила их на крыльцо, не думай про завещание, оно тебя только сбивает. Расскажи все с самого начала.
И он рассказал, не так, как вчера утром, перескакивая с пятого на десятое. Он говорил долго и подробно. Когда дошел до игры в преферанс, Вера остановила его.
- Считаешь, что партнеры поняли тебя правильно и стали следить за тобой?
- Уверен в этом.
- Давай пока оставим их в покое. Славик все сообразил, потому что вы вместе на Выселки лазили. Вадиму сам рассказал эту историю ещё когда в институте учился. Я правильно понимаю?
- Правильно.
- Ну, а четвертый партнер...
- Он всю жизнь у Доронькина на побегушках.
- Икону и план, где указано место клада, у тебя украли.
Колька кивнул. Впервые на эту историю он взглянул как бы со стороны. Рассказанная вслух, она приобретала некие новые черты.
- Мне кажется, прежде всего надо отделить прошлое от настоящего. Давай вернемся в 65-й год, ведь это именно тогда случилось?
- Да, а в 64-м умер Пимен. Или в 63-м, - задумался Першин и взял из рук Веры одно яблоко. - Помню, все говорили, что дом на Выселках год стоит без хозяина.
- А куда семейство Пимена к тому времени делось?
Колька замер и перестал жевать яблоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32