«Мичману следовало бы выбирать более обходительный тон, разговаривая с людьми», – подумал Кидд и раздраженно отошел. Он опять заглянул в коридор кают-компании. Адамc обещал его сменить, но так до сих пор и не появился. Том, злясь на Адамса, вернулся на квартердек. Матросы закончили работу, все бутыли в плетеных корзинах были спущены в трюм.
На палубе задержался один из матросов, грузивших пиво, он медленно сворачивал кольцом ноктали. От его коренастой фигуры исходило что-то зловещее и тревожное. Кидд видел его среди недавно взятых на службу моряков, после он не раз замечал на себе его тяжелый вопрошающий взгляд.
Кидд направился к нему. Моряк посмотрел на него через плечо и снова принялся за сворачивание каната.
Когда Том оказался рядом с ним, он выпрямился и небрежно отдал честь.
– Мистер Кидд, сэр, – сказал он низким, неприятно скрипучим голосом.
Удивившись, Том остановился.
– Сэр, вы не помните меня?
В его тоне чувствовалось скрытое злорадство, это не понравилось Кидду. Не был ли он морским приставом? Хотя вряд ли. Немного ниже Кидда, с мощным телосложением, крепкими мускулистыми руками и с украшенной татуировкой грудью, с такой внешностью он не мог никого ввести в заблуждение на общей палубе.
Он холодно улыбнулся.
– Добби, старшина на юте, – прибавил он своим низким голосом.
Кидд никак не мог вспомнить кого-нибудь с таким именем. Из грот-люка высунул голову мичман, но, увидев их обоих, тут же исчез.
– Нет, не могу припомнить, – ответил Кидд.
Если моряк не имел ничего важного сообщить ему как офицеру, то он вел себя слишком фамильярно.
– Я не помню вас, Добби. Теперь возвращайтесь к вашим обязанностям.
Кидд повернулся, чтобы уйти, как вдруг Добби негромко произнес:
– А «Сэндвич»…
Том замер, потом опять развернулся. Добби смотрел, не отводя глаз, прямо на него.
– Да, вы были там. Я хорошо вас запомнил…
С тех пор прошло не меньше года, однако название «Сэндвич» Том надеялся больше никогда не услышать. На Норе «Сэндвич» был главным кораблем бунтовщиков, центром мятежа и беспредельной жестокости. Мятеж безжалостно и беспощадно подавили, это был конец благородной попытки завершить дело, начатое на Спитхэде. Многие моряки за это поплатились своими жизнями. Кидд примкнул к мятежникам, его захватил поток событий, овладевший всеми. Если бы не какието таинственные силы на самом высоком уровне, он разделил бы судьбу мятежников.
– Дик Паркер. Сейчас он все бы понял, не так ли? Если бы он увидел, что произошло. Он думал, что имеет дело с человеком, а не с фигляром. Он грубо ошибался.
Кидд отпрянул. Не пытался ли Добби втереться к нему в доверие или это был план завлечь его в какой-то безумный заговор? Тревога и дурное предчувствие охватили Тома. Любым способом надо было остановить его.
– Хватит молоть чушь. Как я попал на квартердек, это не ваша забота, Добби. Относитесь с должным уважением к офицеру и несите лучше службу, – даже самому Тому его слова показались неубедительными, лишенными уверенности.
Добби словно и не слышал его, он лениво ухмыльнулся. Кидд огляделся вокруг, никого не было поблизости, кто бы мог подслушать их.
– Вы разве не слышали? Я сказал…
– Мои товарищи говорят мне: «Кто этот недавно произведенный в офицеры? Манера одеваться у него словно у матроса на баке». Что я мог сказать? – Добби говорил уверенно, пристально глядя в лицо Тому. – Я помалкивал, потому что знаю, надо же вам поддерживать дисциплину. Но если они узнают, что тот, кто называет себя Том Кидд, в недалеком прошлом стоял плечом к плечу с Диком Паркером…
– Что вам надо? – прервал его Кидд.
Добби подобрал конец каната и внимательно оглядел его оплетку, искоса посматривая на Кидда.
– Уже лучше. Меня удивило, ты был в самой гуще. Не заправила, но твоя закорючка стояла на всех тех чертовых бумагах. Я видел ее своими глазами. Точно. А теперь не кажется ли тебе очень странным: множество хороших парней повесили на нок-рее, тогда как мистер Томас Кидд получил прощение. Одним досталась веревка, тебе полное королевское прощение и повышение в чине, – ухмылка превратилась в злобный оскал. – Мы выходим в море. Если парни на баке узнают о тебе все, ради чего тогда им тянуть из себя жилы, ради презренного предателя…
Кидд побагровел.
Добби бросил конец каната и скрестил руки на груди.
– Что скажете, мистер Кидд? Вы должны облегчить мою жизнь на корабле, перевести меня в вашу команду, или ребята на баке услышат о вас кое-что любопытное.
– Пошел ты к черту! Я не делал… – однако Добби повернулся и с видом «поглядим еще» пошел прочь.
Кидд страшно разозлился. Он никогда не согласился бы шпионить за своими товарищами, ведь они вместе отстаивали свои права. Он не был способен на такое. Однако матросы с бака могли посмотреть на все иначе. Добби был среди них своим; он уверял, что находился вместе с Киддом во время мятежа, и грозил рассказать обо всем. Не имея возможности оправдаться лично, Кидд понимал, кому больше поверят. Последствия могли оказаться очень печальными. Вне всякого сомнения, он не смог бы больше командовать своими людьми, скоро обо всем узнал бы капитан, и с ним как с офицером было бы покончено. Хотя могло произойти и худшее: темной ночью во время вахты удар по голове кофельпланкой и тут же за борт…
Еще оставалась кают-компания: если бы там узнали, что он продвинулся по службе благодаря слежке и предательству, какое будущее ждало бы его?
События в мгновение ока приняли зловещий оборот. Ему необходимо действовать быстро и решительно, любой ценой что-либо предпринять. Лучше всего пойти на соглашение, приносившее одни лишь выгоды. В дальнейшем ничего бы не произошло, потому что в интересах Добби держать язык за зубами. Кроме того, это было проще всего, Кидду как офицеру ничего не стоило создать для Добби более удобные условия. Затем лечь на другой галс – вести себя с Добби нагло и нахально. Однако гордость ему подсказывала не поддаваться на шантаж.
Как сейчас ему пригодились бы трезвый подход и логическое мышление Ренци. С помощью друга он обязательно нашел бы нужный выход, но Ренци на Ньюфаундленде. Кидд не был настолько дружен с Адамсом или с кем-то еще из офицеров. Надо было выкручиваться самому.
В одиночестве он все ходил и ходил взад и вперед по верхней палубе, не привлекая к себе ничьего внимания. Прошло не меньше двух часов, прежде чем решение созрело. Кидд знал нижнюю палубу, ее силу и слабость, ее честность и невежество. Жажда справедливости и сильное возмущение могли подвигнуть людей как на возвышенные поступки, так и на самые злобные и жестокие выходки. Ему следовало положиться на их доверие, на их непоколебимую веру, что он, став офицером, верит их чувству чести, справедливости и верности.
День закончился, смеркалось. Наступила пора отдыха, матросы спустились вниз, чтобы выпить грогу и поужинать. Том подождал, пока все не соберутся внизу. Затем он спустился сквозь люк на пушечную палубу и на мгновение замер у подножия лестницы. За сдвинутыми вместе и расставленными между рядами пушек обеденными столами раздавались оживленные голоса и громкий шум, одним словом, царила обычная дружеская атмосфера ужина. Кое-кто бросил в его сторону любопытный взгляд, но в основном матросы шумно обсуждали мелкие происшествия прошедшего дня и не обращали на него внимания.
Кидд не спеша снял свою треуголку, потом лейтенантский китель и аккуратно перекинул его через руку. Его действия вызвали удивление у всех сидящих за ближними столами. Он неторопливо, даже вызывающе медленно, пошел по проходу. Как только он проходил мимо очередного стола, там сразу умолкал разговор. Вскоре на всей пушечной палубе стало тихо, матросы вытягивали головы, чтобы лучше разглядеть его. Кидд все шел вперед с застывшим и суровым выражением на лице, не мигая, с устремленным вперед взглядом. Если он ошибся, доверившись своему внутреннему голосу, тогда он погиб. Он миновал гардель ворота, толстый ствол грот-мачты, проходы грот-люков. Его шаги звучали четко и размеренно.
Он остановился возле носового кабестана и медленно повернул голову туда, где неподвижно сидел Добби под пятым пушечным номером. Кидд подался вперед. Никто не шевельнулся. Он смотрел прямо на Добби, четко и медленно выговаривая слова:
– Я буду ждать тебя в таверне «Бизань». Завтра в два часа. – Затем повернулся и пошел прочь среди полной тишины.

Очутившись в своей каюте, Кидд спрятал раскрасневшееся лицо в ладони. Вопрос чести между офицерами разрешался просто – поединком. Но в случае с Добби, который никак не был джентльменом, думать о вызове на дуэль было смешно. Однако подобные затруднения на нижней палубе также решались, но иным путем. Слух о его поступке, несомненно, уже распространился по всему кораблю. Ему, впрочем, как и Добби, уже нельзя было идти на попятную.
Добби был сильным и умелым боксером, привыкшим к кулачным поединкам. Кидд наверняка проиграет и в любом случае сильно пострадает от жестоких ударов. Как бы там ни было, но результат оправдывал себя. Никто больше не посмеет сомневаться в его чести. Слова Добби станут пустой брехней, направленной против человека, который, несмотря на свое высокое положение, не пренебрег традиционным способом защитить свою честь.
Кидд не боялся, что вся история дойдет до ушей капитана или других офицеров. Такие происшествия были обычным явлением на нижней палубе. О таких делах знал каждый моряк или старшина, но это было их дело, и, как многое другое, подобные случаи не касались квартердека. Том спал спокойно. Стоило ли волноваться из-за того, что могло случиться на следующий день? Теперь он ничего не мог поделать, события развивались своим чередом.
Когда он шел по палубе, на него смотрели либо с любопытством, либо украдкой, иногда до его слуха долетали неприязненные усмешки. Разыскивая своего слугу, он спустился вниз.
– Послушай, Тайсо, ты не мог бы оказать мне небольшую услугу?
– Сэр, прошу вас, не делайте этого. Прошу вас, – умоляющим голосом сказал Тайсо. – Вы джентльмен, сэр. Вам не стоит связываться с такими мерзавцами.
– Придется, чтобы положить конец всему.
Тайсо замер, затем грустно спросил:
– Какую услугу, сэр?
– Найди мне кого-нибудь с бака, кто мог бы помочь мне по-дружески сегодня днем. Он будет вознагражден.
– Сэр, – Тайсо никак не хотел уходить, он стоял с грустным видом, переминаясь с ноги на ногу. – Сэр, я пойду с вами.
– Нет, – Кидд опасался, что его слугу узнают и, вероятно, хорошенько поколотят, он не мог этого допустить. – Нет, но я благодарен тебе за беспокойство.

Моросил холодный мелкий дождь. Перед тем как спуститься в лодку, Кидд надел дождевик Вместе с ним в лодку забрался Поулден, который неохотно согласился сопровождать Кидда до таверны «Бизань». Он избегал встречаться глазами с Томом, пока они плыли к берегу. У королевского причала Кидд и Поулден вышли на берег, а лодка отправилась обратно на корабль. На берегу царило оживление, им пришлось даже проталкиваться сквозь сновавших взад и вперед людей, чтобы выйти на Водную улицу. По обеим сторонам улицы тянулись лачуги и питейные заведения, наспех построенные бревенчатые домишки, из которых доносились веселые и шумные крики. Все время выходили и входили матросы и женщины, в воздухе стоял сильный запах спиртного и тяжелого кислого жилого духа. На небольшом балкончике одной из гостиниц, чуть побольше предыдущих, была вывеска – крошечная модель мачты с поперечными реями.
– Гостиница «Фок-мачта», сэр, – пояснил Поулден. – Здесь три очень похожие друг на друга гостиницы – «Фок», «Грот» и «Бизань», самые разгульные, дикие и злачные места в Галифаксе.
На вывеске – фок-мачте болтался красный петушок, недвусмысленный намек на низкопробные развлечения, которые можно было получить в этом месте.
Сердце колотилось в груди у Кидда. Злоба душила его. Ничего, скоро Добби увидит, какие отметины оставит его распаленная злость на теле это негодяя. Они свернули в проулок и сразу заметили толпу людей, толкающихся у входа в таверну, на вывеске которой была изображена маленькая бизань-мачта.
– Сэр, вот мы и пришли. Здесь я оставляю вас, – и Поулден пошел обратно, оставив Кидда одного.
Во рту у Тома пересохло. Женский смех, громкие крики подвыпивших людей доносились из таверны. Будучи молодым матросом, Кидд бывал раньше в подобных местах, но он уже стал забывать, какие дикие и безжалостные законы царили здесь.
– Вот и он! Вы только поглядите! – все головы повернулись к нему, и Кидда окружили со всех сторон люди, их открытая неприязнь, красные лица лишь подхлестнули его. Кто-то подал ему черный кожаный бурдюк, слегка облив Тома его содержимым.
– Нет, благодарю вас, – Кидд отстранил бурдюк от себя.
Женщины на крыльце поглядывали на него с дружелюбным любопытством, а некоторые даже заглядывались на его молодость и привлекательную внешность. Человек с грубыми чертами лица и еще двое начали протискиваться сквозь толпу навстречу Кидду.
– А ну-ка пропустите, вы, жалкое отребье. Сейчас увидим, кто к нам пожаловал, – проворчал незнакомец и представился: – Эйкинс, владелец ринга. Хочу спросить, не вы ли тот самый лейтенант Кидд, а?
Все, как в самой таверне, так и снаружи, замерли в ожидании ответа. Кидд узнал двух спутников хозяина ринга. Одним из них был злобно ощерившийся Дин, боцманмат с «Крепкого», другой Лаффин, старшина с юта, сочувственно смотревший на Тома. Присутствовали и другие матросы с «Крепкого», их лица четко запечатлелись в его памяти.
– Вы хотите драться с Билли Добби, лейтенант. В честном поединке и согласно правилам, верно?
Опять стало так тихо, что слышалось тяжелое дыхание людей. Бои без перчаток были смертельно жестокими схватками, но все-таки уже появились правила, установленные маркизом Квинсберри, которые навели какой-то порядок в кровавых поединках.
– Да, хочу.
Все вокруг взревели от радости.
– Ну-ка все с дороги. Бой состоится. Надо сказать Добби.
Этот бой стал тем самым легендарным матчем, о котором долго говорили на протяжении многих лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46