Zmiy
«Леблан Морис. Сочинения: В 3 томах. Том 1.»: ТЕРРА; Москва; 1996
Морис Леблан
КАНАТНАЯ ПЛЯСУНЬЯ
I. Замок Роборэй
Тусклая предрассветная луна… Редкие звезды.
В стороне от большой дороги стоит наглухо закрытый фургон с поднятыми кверху оглоблями. Издали кажется, что это чьи-то воздетые к небу руки. В тени, у канавы, пасется лошадь. Слышно, как она щиплет траву, как сопит и фыркает в отдаленье.
Над далекими холмами посветлело. Медленно гаснут звезды. На колокольне пробило четыре. Вот встрепенулась и вспорхнула первая птица, осторожно пробуя голос. За ней — другая, третья. Наступает утро, теплое, ясное.
Вдруг в глубине фургона раздался звучный женский голос:
— Кантэн! Кантэн!
И в окошке показалась голова Доротеи.
— Удрал… Так я и знала. Вот дрянь. Вот мученье.
В фургоне раздались другие голоса. Через две-три минуты дверь фургона раскрылась, и по ступенькам сбежала стройная молодая девушка, а в окошке показались всклокоченные головки двух мальчуганов.
— Доротея, куда ты?
Она обернулась и ответила:
— Искать Кантэна.
— Он вчера гулял с тобой, а потом лег спать на козлах. Право. Я сам видел.
— Да! Но теперь его там нет!
— Куда же он исчез?
— Не знаю. Пойду поищу и за уши приволоку обратно.
Но не успела она сделать несколько шагов, как из фургона выскочило двое мальчиков лет девяти-десяти. Оба бросились за ней вдогонку:
— Нет, не ходи одна! Страшно! Темно!
— Что ты выдумываешь, Поллукс. «Страшно». Вот глупости.
Она дала им по легкому подзатыльнику и толкнула обратно в фургон. Потом взбежала по лесенке, ласково обняла их и поцеловала.
— Не надо хныкать, мои маленькие. Совсем не страшно. Через полчаса я вернусь вместе с Кантэном.
— Да где он пропадает по ночам? — хныкали мальчики. — И это уж не первый раз. Где он шатается?
— Он ловит кроликов, вот и все. Ну, довольно болтать, малыши. Ступайте спать. И слышите вы оба: не драться и не шуметь. Капитан еще спит, а он не любит, чтоб его будили.
Она быстро отошла, перепрыгнула через канаву, пересекла лужок, где под ногами хлюпала вода, и вышла на тропинку, убегавшую в мелкий кустарник. По этой тропинке гуляла она вчера с Кантэном и поэтому шла так быстро и уверенно.
Вскоре тропинку пересек ручей, нежно журчавший по камешкам. Она вошла в воду и двинулась по течению, как бы желая скрыть свои следы, потом вышла на противоположный берег и побежала напрямик через лес.
В своей коротенькой юбке, расшитой пестрыми ленточками, маленькая, стройная и грациозная, она была прелестна, несмотря на босые, загорелые ноги. Бежала она по сухим прошлогодним листьям, по молодой весенней травке, средь ландышей и диких нарциссов — легко, быстро и осторожно, стараясь не поранить ног.
Волосы Доротеи растрепались. Они разделились на две черные волнистые струи и развевались от ветра, как крылья. Губы слегка улыбались, ветер прикрывал веки. И видно было, как приятно ей бежать и дышать свежим, утренним воздухом.
Костюм Доротеи был скромен, почти беден: серая холщовая блузка и оранжевый шелковый шарф. А по лицу ей нельзя было дать больше пятнадцати-шестнадцати лет.
Лес остался позади. Впереди был овраг, почти ущелье. Доротея остановилась.
Прямо перед ней, на высокой гранитной площадке, возвышался замок. По своей архитектуре он мог казаться величественным. Но был он выстроен на гребне высокой скалы и от этого казался неприступным гнездом владетельного феодала. Справа и слева огибал его овраг, напоминавший искусственные рвы средневековья.
За оврагом начинался пологий подъем, переходивший в почти отвесную крутизну.
«Без четверти пять, — подумала девушка. — Кантэн скоро вернется».
Она прислонилась к дереву, зорко вглядываясь в извилистую линию, где камни стен сливались с глыбами утеса. Там выступал неширокий карниз, прерываемый в одном месте выступом скалы.
Вчера на прогулке Кантэн недаром сказал ей, показывая на это место:
— Посмотри: хозяева замка считают себя в полной безопасности. А между тем здесь очень легко вскарабкаться по стене и влезть в окошко.
Доротея понимала, что, если подобная мысль взбрела в голову Кантэна, он непременно приведет ее в исполнение. Но что могло с ним приключиться? Неужто его поймали? Вообще решиться на такое дело, не зная ни плана дома, ни привычек его обитателей, — это верная гибель. Неужто он попался или просто ждет рассвета, чтобы спуститься вниз?
Время шло. Доротея заволновалась. Правда, с этой стороны не было проезжей дороги, но кто-нибудь из крестьян мог случайно пройти мимо и заметить спускавшегося Кантэна. Какую глупость он затеял!
Не успела она и подумать об этом, как в овраге зашуршали чьи-то тяжелые шаги. Доротея нырнула в кусты. Показался человек в длинной куртке, до того закутанный в шарф, что из всего его лица можно было разглядеть одни глаза. Он был в перчатках и нес под мышкой ружье.
Доротея решила, что это охотник, вернее — браконьер, потому что он боязливо озирался по сторонам. Не доходя до того места, где Кантэну было легче всего перелезть через забор, он остановился, внимательно осмотрелся и нагнулся к камням.
Припав к земле, Доротея внимательно наблюдала за незнакомцем. Он еще раз оглянулся, быстро поднял один из камней, повернул его на месте и поставил стоймя. Под камнем оказалась глубокая яма, а в яме мотыга. Он поднял мотыгу и стал копать, стараясь работать без шума.
Прошло еще мгновенье. И вдруг случилось то, чего ждала и так боялась Доротея. Заинтересовавшее Кантэна окно распахнулось, и на подоконнике показалась длинная нескладная фигура в сюртуке и цилиндре. Даже издали было видно, что сюртук и цилиндр засалены, запачканы и грубо заштопаны. Доротея узнала Кантэна.
Он соскользнул с подоконника и ногами нащупал карниз. Доротея стояла позади человека, копавшего яму. Она хотела подать знак Кантэну, но было поздно: незнакомец заметил странную фигуру на стене и спрыгнул в яму. Кантэн не мог обернуться и увидеть, что происходит внизу. Развязав веревку, добытую где-то в замке, он зацепил ее за решетку и концы спустил вниз. С такими приспособлениями спуск становился легким.
В это мгновение Доротея взглянула на человека в яме и чуть не закричала от ужаса: опираясь на камень, он медленно прицеливался в Кантэна.
Что делать? Позвать Кантэна? Но этим только ускоришь развязку и выдашь себя. Броситься на незнакомца? Но голыми руками его не возьмешь. А между тем действовать надо.
Доротея одним прыжком очутилась у ямы и с разбега толкнула поднятую незнакомцем плиту. Камень стоял не крепко и от толчка упал на место, похоронив и ружье, и того, кто сидел в яме.
Доротея понимала, что бой не кончен и что враг вот-вот выскочит из западни. Она бросилась к Кантэну и подбежала к нему в ту минуту, когда он коснулся земли.
— Скорей! Скорей! Беги!
Ошеломленный, Кантэн тянул конец веревки, повторяя:
— В чем дело? Как ты сюда попала? Как ты узнала, где я?
— Тише! Скорее! Тебя заметили! Хотели стрелять. Сейчас будет погоня.
— Что ты городишь? Какая погоня? Кто?
— Какой-то тип, одетый мужиком. Он тут, в яме. Он подстрелил бы тебя, как куропатку, если бы я не спихнула ему камень на голову.
— Но…
— Молчи, дурак! Бери веревку! Заметай следы!
И прежде чем сидевший в яме успел поднять камень, они сбежали в овраг и скрылись в лесу.
Минут через двадцать добрались они до ручья, пошли по воде и вышли из воды лишь там, где берег был каменистый, на котором не видно следов.
Кантэн думал мчаться дальше, но Доротея вдруг остановилась и стала громко хохотать.
— Что с тобой? — спросил Кантэн. — Что тебя рассмешило?
Она не отвечала и все хохотала, до судорог, до слез. Щеки ее раскраснелись, белые ровные зубы сверкали во рту. Наконец она едва пролепетала:
— Цилиндр… Сюртук… А ноги — босые… Ну и выдумал!.. Ах ты, чучело гороховое!
Лес был тихий, торжественный. Чуть трепетали листья у вершин. И молодой раскатистый хохот звонко разливался по чаще.
Кантэну было лет шестнадцать. У него была нескладная долговязая фигура, бледное лицо, рот до ушей, бесцветные белокурые волосы. И только восхитительные черные глаза ярко оттеняли его тусклую физиономию. Кантэн стоял перед Доротеей и радовался, что смех мешает ей сердиться. Он чувствовал себя виноватым и со страхом ждал расплаты.
Вдруг, резко оборвав смех, Доротея бросилась на Кантэна и стала бить его по чем попало, осыпая градом упреков. Но в голосе ее еще искрился смех, от которого брань почти казалась ласковой.
— Разбойник! Негодяй! Так ты вздумал заняться грабежами! Ему, изволите ли видеть, мало жалованья, получаемого в цирке. Ему нужны деньги на цилиндры, которые он привык носить… Что ты там украл, негодяй? Признавайся!
Излив свое негодование, Доротея пошла дальше, жестом приказывая Кантэну идти за собой. Кантэн зашагал вслед за нею и, сконфуженно запинаясь, стал рассказывать:
— Собственно говоря, рассказывать нечего. Ты сама обо всем догадалась… Ну, влез я вчера вечером в окно. Попал в уборную. Уборная — в конце коридора, в первом этаже. Я выглянул. Никого. Хозяева обедают. Я вышел в коридор и поднялся во второй этаж. Там — тоже коридор и со всех сторон комнаты… Я обошел их. Ничего подходящего не попадалось. Все картины или тяжелые вещи… Потом я влез под диван в будуаре. Видел, как танцевали в маленькой гостиной. Разошлись они поздно… Очень шикарная публика… Потом пришла дама, сняла драгоценности и спрятала их в шкатулку, а шкатулку заперла в несгораемый шкаф с секретным замком… Отпирая шкаф, она называла буквы, на которые ставят замок: Р.О.Б. Потом ушла, а я запомнил буквы и открыл шкаф. А потом дожидался рассвета… Неприятно спускаться в темноте.
— Покажи! — отрывисто приказала Доротея.
Он протянул руку. На его ладони сверкала пара сапфировых серег. Доротея взяла их и стала рассматривать. Глаза ее засияли от восхищения, и она прошептала сдавленным, изменившимся от волнения голосом:
— Сапфиры… Какая прелесть. Совсем как небо летней ночью. Темное, глубокое. И полное света…
Они подошли к дереву на опушке, возле которого торчало огромное нелепое чучело. На чучеле болталась куртка Кантэна. Вечером он снял с чучела сюртук и цилиндр, чтобы никто не мог его узнать. Пока Доротея любовалась сапфирами, он быстро разделся, напялил на чучело сюртук, надел куртку и догнал Доротею.
— Возьми их себе, Доротея. Ты знаешь, что я не вор. Я сделал это для тебя. Круто тебе приходится. Ты должна была бы жить в роскоши, а танцуешь на канате. Нет на свете вещи, которой я не сделал бы ради тебя.
Она быстро подняла ресницы.
— Ты говоришь, что ради меня пойдешь на все?
— Конечно.
— Хорошо. Ловлю тебя на слове и прошу одного: будь честен. Да, только честен, и больше ничего. Я взяла тебя и малышей потому, что все вы сироты, как и я. И сиротами сделала нас война. Вот уже два года, как мы таскаемся по белу свету. Зарабатываем плохо, но не голодаем. И я хочу одного: чтобы все мы всегда были чистыми, простыми и честными. А ты уж третий раз попадаешься на воровстве. И каждый раз уверяешь, что воруешь ради меня. Скажи мне по совести: будешь ли ты еще воровать или нет? Если нет — я тебя прощу. Иначе — ступай на все четыре стороны.
Она говорила нервно и решительно. Кантэн понял, что она не шутит, и, волнуясь, спросил:
— Значит, ты меня прогоняешь, хочешь, чтобы я ушел?
— Нет. Но дай слово, что это больше никогда не повторится.
— Ладно.
— Хорошо. Не будем вспоминать об этом. Ты как будто обещаешь серьезно. А теперь возьми серьги и спрячь их в фургон, в большую корзину. На будущей неделе мы пошлем их обратно по почте. Это, кажется, замок Шаньи?
— Да, я там видел фотографии с надписью: «Замок Шаньи».
Мир и дружба были восстановлены, и безо всяких приключений они дошли до фургона. Только два-три раза им пришлось сворачивать в кусты, чтоб не попасться на глаза встречным крестьянам. Подходя к фургону, Кантэн остановился и стал прислушиваться. Доротея жестом успокоила его:
— Не бойся. Это дерутся Кастор и Поллукс.
Кантэн бросился к фургону.
— Кантэн, не смей их трогать! — крикнула девушка вдогонку.
— Хватит и на твою долю.
— Они мои, и я могу их бить. А ты не смей.
Мальчики устроили дуэль на деревянных саблях. Заметив Кантэна, они прекратили драку и бросились на общего врага, но, не очень доверяя своим силам, стали звать Доротею:
— Доротея! Прогони Кантэна! Он хочет нас поколотить! Доротея!
Появилась Доротея. И Кантэн оставил мальчиков в покое, а Доротея подняла с ними веселую возню. Помирив драчунов, она строго спросила:
— А капитан? Вы, верно, разбудили его своим криком.
— Капитан спит как мертвый. Слышишь, как храпит?
В стороне при дороге мальчики развели костер и сварили суп. Все четверо плотно позавтракали и выпили по чашке кофе.
Доротея никогда не хозяйничала, Кантэн, Кастор и Поллукс делали все сами, ревнуя Доротею друг к другу. Из ревности были и вечные драки между Кастором и Поллуксом. Достаточно было Доротее посмотреть на одного из них нежнее, как дружба краснощеких мальчуганов моментально превращалась в ненависть. С другой стороны, Кантэн искренне ненавидел мальчуганов, и, когда Доротея их ласкала, он готов был свернуть им шею. Ведь его-то, Кантэна, Доротея не целовала никогда. Он должен был довольствоваться веселой улыбкой, шуточкой, самое большее — ласковым шлепком по плечу. Впрочем, Кантэн и этим был доволен, и ему казалось, что о большем нельзя и мечтать. Кантэн умел любить, дорожить лаской и быть преданным как собака.
— Теперь займемся арифметикой, — скомандовала Доротея. — А ты, Кантэн, можешь немного поспать.
Мальчуганы достали книжки, тетради. После арифметики Доротея стала им рассказывать о первых Меровингах, потом повела беседу о планетах и звездах. Мальчики слушали ее, как волшебную сказку. Кантэн растянулся на траве и тоже слушал, стараясь не заснуть. Доротея была прекрасной учительницей. Она так увлекательно рассказывала, что все, о чем бы ни заходила у них речь, крепко западало в головы учеников.
К десяти часам Доротея приказала запрягать. До ближайшего местечка было довольно далеко, и надо было торопиться, чтобы не опоздать и захватить на ярмарочной площади местечко получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21