Когда Сюрло выстрелил, цепь заграждения немедленно порвалась, так как все бросились к дому Сюрло. В течение некоторого времени, где-то минут десять, у убийцы была возможность действовать свободно. Все было прекрасно организовано. Как видите, мы имеем дело с человеком неглупым.
(Здесь наступает небольшая пауза, в течение которой Норрею невольно приходит в голову, что ему еще надо поучиться полицейской дедукции. Затем беседа продолжается).
Норрей.— Хорошо. Но раз Сюрло, без сомнения, сообщник преступника, почему же вы не арестуете его и не допросите? Я уверен, что вы быстро заставили бы его разговориться. На собственном опыте я убедился, как тяжело придумать рассказ о случайном нападении. А ведь комиссар задавал мне самые невинные вопросы. На допросе Сюрло непременно расколется...
Бертрикс.— Если только не решит «сыграть в молчанку». Неужели вам не приходит в голову, что соучастники убийцы с Тополиного острова должны его панически бояться? Не нужно забывать, что убийца - человек решительный.
Тут уж моя забота. Но правду сказать, я считаю, что по-человечески просто невозможно, чтобы Сюрло не сделал завтра чего-то такого, что показало бы нам, где прячется преступник. Тогда нам придется действовать так же быстро и решительно, как и преступнику.
Телефон спортивного отдела начал звонить именно в ту минуту, когда я спускался из бара, где только что пообедал. Я узнал голос Пьера Бертрикса.
— Он получил письмо с почтой в половине двенадцатого. Никакой видимой реакции. Ремонтирует бак для дождевой воды возле своего дома. Как всегда, ходил пить аперитив в «Пти-Лидо»; никуда не звонил...
— А откуда вы знаете, что он не звонил?
— На острове всего пять абонентов. Разумеется, с сегодняшнего дня номера прослушиваются. У него сейчас обедает наш человек.
— Ну и что дальше?
— Ничего. Ждем. Не отлучайтесь из редакции. Я буду держать вас в курсе дел.
Бертрикс повесил трубку. «Ходил пить аперитив в «Пти-Лидо»... Не звонил...» А может, ему и не надо было звонить? Я хорошо понимал, что теперь за всеми, с кем разговаривал Сюрло, будут тоже следить. Только бы Лидия... Нет, это невозможно.
Утром, уходя из дому, я ничего не заметил: ни незнакомцев, которые бы лениво разгуливали по острову,— хотя, действительно, они были бы слишком заметны в нашей глуши! — ни рабочих, которые прикидывались бы, что чинят кабель или трубу неподалеку от дома Сюрло. Но факт остается фактом, за домом Сюрло наблюдали. Что ни говори, Пьер Бертрикс — знаток дела. И у меня было впечатление, что бой начался. Его тон, приказание не покидать редакцию, быть готовым приехать, как только меня позовут... Насколько я понимал, сам он тоже не выходил из своего агентства.
Работы у меня хватало. Карточки, каталоги. Товарищи часто по-доброму высмеивали меня за любовь к классификации и архивам: «библиотекарь Норрей». Только после какого-нибудь матча, или когда по какой-либо причине нужно было немедленно дать в газету статью о той или другой команде, или о каком-то чемпионе, «библиотекарь Норрей» становился «парнем что надо» — выражение с двойным содержанием, так как в это время я действительно без лишних усилий давал сведения, о которых меня просили. Я совсем не хвастаюсь этими скромными привычками. Мою профессиональную гордость составляют
прогнозы, которые потом подтверждаются событиями (особенно что касается тенниса или бокса), или небольшая статья-портрет кого-то из фаворитов или интересного дебютанта.
Пять часов пополудни. От Бертрикса ничего. Я начал сортировать фотографии. Инертность Сюрло становилась странной. Во всяком случае, достойной сожаления, учитывая мои планы. После некоторых колебаний я решил сам набрать номер Бертрикса.
— Нет, по-прежнему ничего. Теперь вполне вероятно, что он решил дождаться ночи. Я об этом подумал, когда оставил ему сутки. Никуда не уходите. Что бы там ни было, я вам позвоню в восемь. Но надеюсь, что до этого времени...
В спортивном отделе горят яркие лампы, в нем хорошо протопили. На Тополином острове холодно и уже темно, поднимается туман. Что покажется из этого тумана? Нужно, чтобы Сюрло решился на какой-то поступок...
Нет, Сюрло не решался. В восемь я как раз ужинал в баре, когда мне позвонил Бертрикс.
— Ничего. С обеда он сидит дома. Снова ходил пить аперитив и только что вернулся. Не отчаивайтесь, у нас впереди целая ночь. Вот что я вам предлагаю. Побудьте в редакции до десяти и приезжайте сюда. Дверь будет открыта, поднимайтесь прямо ко мне в кабинет. Постарайтесь не задерживаться по дороге между редакцией и моей конторой. До встречи.
В десять снова ничего. Я вышел из спортивной редакции и зашел в гараж за машиной. Если этой ночью будет горячо, Комб не сможет упрекнуть меня в том, что я чего-то не предусмотрел. Через несколько минут я был у Бертрикса. Он спокойно покупивал трубку, сидя, как буржуа, с книгой на коленях перед большим электрообогревателем.
— Сюрло только что лег спать,- сообщил он мне.— Во всяком случае, он запер двери, и сейчас у него не светится. Не думаю, чтобы он мог выйти из дому или кто-то мог зайти к нему незамеченным. Конечно мне больше пришлась бы по душе полная луна, чем туман. Но нужно делать свое дело, как говорят в народе.
— И много ли ангелов-хранителей у Сюрло?
— Достаточно. К тому же не забудьте, что сейчас условия совсем иные, чем в ту трагическую ночь. На этот раз мы следим не за зарослями, а за конкретным человеком, а точнее за подступами к конкретному дому. Так удобнее.
— Я только что думал об этом: а вас не удивляет, что Сюрло сегодня после обеда не ходил на работу?
— В Берси? Он туда ходит не чаще, чем дважды-трижды в неделю; вполне достаточно, чтобы урвать свой кусок от убогого черного рынка, который заменил людям нормальную работу. Нет, в том, что он остался дома, нет ничего странного.
— Хорошо. А что теперь делать мне? Пьер Бертрикс уселся за стол.
— У вас есть машина? Тогда нет никакой необходимости в том, чтобы вы оставались здесь на ночь. Я даже хотел бы, чтобы вы вернулись домой, как обычно. Не бойтесь зажигать у себя свет. И спокойно ложитесь спать.
— А если что-то случится этой ночью?
— Без вас не обойдемся.
— Нужно, чтобы меня предупредили.
— Не беспокойтесь, я об этом подумал. После того, как выключите свет, откройте окно вашего кабинета, то, которое вы открывали, когда стреляли в вашего мнимого злоумышленника. На этот раз под вашими окнами действительно будет человек, которому вы отдадите свои ключи. Таким образом, он сможет в любую минуту вас разбудить с наименьшими затратами времени. Раздеваться полностью, конечно, не стоит...
— Человек под моим окном? И я должен ему бросить свои ключи?
— Бросить либо передать в руки, это вы уже решите сами. Я думаю, нет необходимости напоминать вам, чтобы вы не поднимали лишнего шума.
— Весьма романтично,— заметил я.
— Жизнь иногда поворачивается весьма романтическими сторонами; что касается меня, то я знаю лишь романтические эпизоды в жизни других.
Пьер Бертрикс улыбался, и в его улыбке не было ни иронии, ни злости. Однако это не помешало ему снова найти способ запереть меня в доме до следующего утра.
— Заметьте,- продолжал Бертрикс,— что случится что-нибудь может не только з связи с С'юрло. Я не отказался от мысли, что моя вторая петарда — я говорю о нашем вымышленном преступлении — должна где-то здесь обязательно отозваться. Вот увидите. Так что, милый Норрей, возвращайтесь к себе, не медля. Если ночью ничего не случится, приходите сюда завтра в девять утра.
— А если Сюрло прямиком пойдет в комиссариат полиции, вы его арестуете?
— Да уж, если вы вобьете себе что-нибудь в голову!.. Улыбаясь, Бертрикс протянул мне на прощание руку:
-- Нет, я его не арестую, а почему, объясню завтра утром.
Он искренне пожал мне руку. Нет, право, было похоже, что Бертрикс больше на меня не сердится. Однако его намеки, и не только намеки, но и то, как он изолировал меня этой ночью, все больше убеждали меня: он подозревает, что я рассказал ему не все и, возможно, думает, что я знал, какие последствия будет иметь инсценированное нападение, а именно — отчаянный поворот в поведении Лидии. Но
до последней минуты имя Лидии... Вот уж поистине: когда я вобью себе что-нибудь в голову...
Как частенько бывало, я оставил машину на левом берегу рукава Капитула, возле «Сержанта Бобийо» — там еще не ложились. Потом по Мосту Капитула прошел мимо «Пти-Лидо»: дверь заперта, внутри темно. Я пошел по Вишневой Аллее и добрался до дома вдовы Шарло, не встретив по дороге ни единой живой души. Но мой приход должен был заметить, по крайней мере, один человек, тот, кому надлежало забрать у меня ключи. Ни единого силуэта, ни шороха. Чувство не из приятных. Я хлопнул калиткой.
Хозяйки мои, конечно, уже улеглись спать. Я знал, что на ночь они задвигают дверь мебелью и уже двое суток только и думают, как бы скорее отсюда уехать. Но прежде им, конечно, хочется продать дом. Они хотят продать дом, мебель и меня со всем остальным. Меня уже передают по эстафете вместе со скарбом... У себя в комнате я зажег все лампы. Немного побродил по комнате, снял ботинки. Выключил свет, тихонько приоткрыл окно. Вот черт! Есть-таки! Я даже непроизвольно вздрогнул, когда кто-то назвал меня по имени. Мужчина стоял у водосточной трубы на цементном бордюре, прислонившись к стене. Очевидно, он перелез через ограду в саду, как преступник в моем вымышленном рассказе.
— Месье Норрей, я пришел за ключами. Я вложил их в протянутую руку...
В темноте я не вижу его лица, но голос у него молодой и приятный, Я улыбаюсь, видя, как он, ступая мягко, как кошка,, уходит и без малейшего шума перемахивает через ограду. Действительно, совсем еще молоденький. Очевидно, профессия ему нравится. Так это он будет моим ключником? Как в романе — полукомическая интермедия к драме. Я почти перестал сердиться на Бертрикса за то, что он запер меня в моей комнате, и растянулся на кровати.
Когда я проснулся, уже светало. Я взглянул на часы: восемь; я спал без сновидений. Вскочил с кровати, на видном месте, на тумбочке у изголовья я увидел свои ключи. Я снова улыбнулся, вспомнив вчерашнего парня с кошачьими движениями; я и не слышал, как он вернул ключи. Вне всякого сомнения, ночь прошла спокойно. Но теперь нужно торопиться. Старшая из моих хозяек принесла завтрак.
— Вы ничего не слышали сегодня ночью? — спросил я.— Где-то ближе к рассвету?
Она чуть было не уронила поднос, мне пришлось ее успокаивать, клясться, что я спросил просто так. Определенно, на этой неделе обе сестры уедут домой. Я кое-как привел себя в порядок. Конечно, этим нужно было бы заняться дольше, учитывая то, что я спал не раздеваясь. Но нет времени даже на то, чтобы заскочить в «Пти-Лидо» и по-
пробовать повидаться с Лидией. Свет в зале кафе погас в ту минуту, когда я проходил мимо него: половина девятого, время первой «загрузки». Я побежал к «Сержанту Бобийо». К счастью, в гараже было свободно, и ровно в девять я входил в кабинет Пьера Бертрикса.
— Видите, я был прав, когда сказал, чтобы вы спокойно возвращались домой и ложились спать,— сказал детектив, протягивая мне руку.—Сюрло, кажется, спал так же безмятежно, как и вы. Он встал около восьми. Сейчас он, очевидно, бреется.
— Можно подумать, Сюрло сам сообщает вам о том, что сейчас делает.
— К сожалению, это не так! На практике все и сложней, и проще. Вы видите виллу на углу Платановой Аллеи и Аллеи Юзель?
— Вон ту, довольно большую? Да. Кажется, там давно никто не живет. Странно, почему она пустует...
— Это сложная история, владельца-еврея вывезли в концлагерь. Во всяком случае, из нее видно дом Сюрло, и там есть телефон. Но нет отопления. Парнишка, который там дежурит, жалуется, что замерзает. Он прав. Я должен был бы подумать о том, чтобы восстановить проводку и поставить там электрообогреватель. Но пришлось действовать быстро и, как всегда, что-нибудь да забудешь. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. А вы?
— Прекрасно, спасибо.
Пьер Бертрикс вышагивал по кабинету, потирая руки, как человек, который хорошо выспался накануне сулящего удачу дня. Однако этой ночью он, без сомнения, и не ложился. Кроме того, в целом до последнего времени слежка за Сюрло ничего не дала.
— Представьте, что Сюрло спокойно придет в полицию,— сказал я.—Что вы будете делать?
— Мы его примем. Внимательно прочитаем повестку.
— А дальше?
— А дальше почитаем еще раз, принесем папки, поищем в картотеках, поговорим по телефону...
— Все это на глазах у Сюрло, чтобы он стал нервничать, понимаю. А дальше?
— А дальше мы ему скажем: «Вышла ошибка. Вас вызвали случайно. Вы никогда не жили в доме номер семьдесят семь по проспекту Ледрю-Роллен?» «Нет»,— скажет Сюрло. «Верно, мы отыскали нужного нам человека. Его, как и вас, зовут Жозеф Сюрло, но сейчас он живет в Моиморанси. Мы знали, что он переехал, искали его и сперва попали на вас. Извините». Особенно извиняться не будем, в комиссариатах это не принято. И Сюрло пойдет себе, как никак, с облегчением. А возможно, это облегчение ему захочется разделить с... вы догадываетесь с кем. Я полагаю, если Сюрло придет в комиссариат, значит, так или иначе он получил на это «добро». И в этом случае после посещения
комиссариата он, очевидно, пойдет с отчетом к своему патрону. А мы тем временем будем продолжать слежку.
— Это может затянуться надолго.
— Зачем ненужные предположения! Давайте хорошо делать то, что мы делаем. Сейчас нам остается только дождаться, пока господин Жозеф Сюрло отважится выйти из дому. Этого, во всяком случае, нам не придется ждать часами. Вы не хотели бы просмотреть газеты?
В кабинете Бертрикса горели лампы, и это не было излишней роскошью. На улице стоял такой же, как и вчера, желтоватый туман. Газеты комментировали выступление генерала де Голля. Один из министров требовал смертной казни для королей черного рынка. Никаких послаблений в ограничении потребления электроэнергии до весны. Позвонил телефон. Бертрикс снял трубку: речь идет не о Сюрло. Снова телефонный звонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25