https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_dusha/Hansgrohe/
Он прошел через рубку и каюту сразу на корму и очутился в соседней каюте, где ютились две маленькие койки. Он открыл другую дверь и осветил фонариком крутые ступеньки вниз на палубу в двадцати футах от него. Он спустился на небольшую площадку. Там была дверь, которая, очевидно, вела в машинное отделение. Он попробовал открыть еще одну дверь. Она вела в темноту. Джимми включил фонарик и обнаружил помещение внушительных размеров. Он вошел в салон, направив свет прямо на кресла посреди комнаты.
Джимми повернулся к двери, через которую вошел, заметил шкафчики, встроенные в деревянные панели. Он подошел к креслам и сел в то, которое было ближе к столу. Когда он осветил фонариком переборки, то увидел, что в панелях были стыки через каждые пять футов. Он направил фонарик на один из стыков, и свет отразился от металла – скрытых петель, он был в этом уверен. Панели открывались, но как? Он нажимал повсюду, безуспешно пытаясь раздвинуть панели. Вернувшись к креслу, Джимми осмотрел стол и все, что было на нем и под ним. В маленьком ящике он нашел блокнот, ручки, календарь и инструкцию к телефону.
Телефонный аппарат был необычным, он имел два ряда кнопок под тремя рядами буквенно-цифровых кнопок. В каждом из двух рядов было по шесть кнопок, в верхнем ряду они были пронумерованы, а в нижнем обозначены буквами. Он поднял трубку и услышал знакомые тона, но, когда нажал кнопку с номером, телефон не отреагировал. Он попробовал другие кнопки – тот же результат. Джимми пролистал инструкцию. Со страницы, на которой было написано «Установка программы», выпал клочок бумаги. На нем была схема клавиатуры и указание нажать шесть цифр в особой последовательности.
Джимми нажал кнопки, и в верху клавиатуры зажегся маленький зеленый огонек. Он нажал кнопку «Один», и слева сразу послышался тихий шум. Он направил фонарик на стену и увидел, что первая панель стала поворачиваться. Когда он нажал «Три», панель перед ним медленно повернулась. Когда он нажал кнопку прямо под «Три», над ним загорелись огни и осветили то, что было за панелью, которая теперь была повернута. Джимми поднялся и подошел к картине, которая висела на синем муслиновом фоне. Это была шагаловская «Цирковая арена».
Он направил фонарик на следующую панель.
– Боже правый, что она здесь делает? – громко прошептал Джимми. Он не включал над маленькой картиной свет, но осветил ее фонариком. Он смотрел на картину, не веря собственным глазам, секунду или две, потом сзади кто-то выхватил фонарик, и сильные руки обхватили его грудь под мышками, а потом сдавили шею. Мощные руки держали его. Это произошло в одно мгновение. Джимми удалось опуститься на колени и броситься вперед, сгруппировавшись при падении. Но Аукруст, который был тяжелее и сильнее, схватил Джимми за голову и прижал его подбородок к груди.
– Ты, мерзавец, – удалось произнести Джимми. – Я из полиции…
– Да хоть сам премьер-министр, – сказал Аукруст. – Тебе пора уходить, и у меня есть хорошее средство, чтобы тебе помочь.
Джимми почувствовал, как одна рука отпустила его, но другая крепко держала шею. Потом он ощутил в воздухе запах, сильный антисептический запах. В тусклом свете фонарика в десяти футах от себя он увидал источник этого запаха: рука, которая прежде держала его, теперь подносила к его лицу кусок материи. Джимми закричал во всю мощь и со всей злостью, на которую был способен. Он надеялся, что сработает фактор внезапности и он сможет вырваться от противника. Он двинул локтями назад и начал работать ногами, потом снова закричал и высвободился. Джимми подскочил к двери и открыл ее. Он начал подниматься, прежде чем Аукруст достиг ступенек. У Джимми теперь было преимущество, поскольку он был маленьким и подвижным. Он вскарабкался на палубу, спрыгнул на причал и исчез в темноте.
Глава 42
Роберто Оливейра не был человеком привычки, но, если выдавалась возможность, любил обедать в ресторане отеля «Красивый берег» на набережной Мон-Блан. Ему нравилось, что вокруг него вертятся и предоставляют один и тот же столик, что знакомые официанты и их помощники приветствуют его и окружают особым вниманием. Это производило сильное впечатление на его коллег и потенциальных клиентов. Когда он был один, то обдумывал предложения от возможных продавцов или отдыхал, читая газету. В этот день в начале января Оливейра, однако, не мог расслабиться, и газета не доставила ему удовольствия. Какой-то предприимчивый репортер писал о предрождественском аукционе Кольер, утверждая, что аукцион был бы очень удачным, если бы на продажу выставили автопортрет Сезанна, как обещала рекламная кампания.
– И ничего о наших успехах, – сказал Оливейра вслух. – Ни слова о том, что мы продали пейзаж Сезанна за одиннадцать миллионов…
Он сложил газету и хлопнул ею по столу. Оливейра удивился, обнаружив, что за столом уже не один. Мужчина, севший напротив него, был ему смутно знаком. Это был худой молодой человек с черными волосами и длинноватым носом.
Оливейра пристально посмотрел на него:
– Вы были с месье Вейзбордом, когда он привозил автопортрет Сезанна.
– Вейзборд мертв. Картину украли, – прямо сказал Леток.
– Думаете, я? – со смехом спросил Оливейра, будто речь шла о чем-то несерьезном. – Я хотел, чтобы Вейзборд оставил ее у нас, но он никому не доверял. Когда я узнал, что он умер, я понял, что это провал.
Леток помотал головой:
– Я знаю, у кого она.
– У кого?
– У того, кто убил Вейзборда.
Оливейра недоверчиво покачал головой:
– Об убийстве в газетах ничего не говорилось. Вы уверены?
Леток кивнул:
– Я знаю этого негодяя. Если вы услышите о нем или увидите его в Женеве, позвоните мне. – Он написал телефонный номер на спичечном коробке и подвинул его к Оливейре. – Это крупный норвежец, у которого несколько имен. Мне известно имя Аукруст. Педер Аукруст.
Глава 43
На обе картины, стоявшие без рам на мольбертах, падал яркий свет, проникавший сквозь окно в кабинете Ллуэллина Слева стояла картина, которую дед Ллуэллина купил у Амбруаза Воллара в 1904 году, а справа – фотокопия, так похожая на оригинал, что их можно было различить только при самом пристальном рассмотрении. Невероятная разница в их стоимости составляла 40 миллионов долларов, и это по самым скромным подсчетам. Что касается копии, то ее итоговая стоимость составила 246814 долларов, включая обед с омарами Найджела Джоунза на пирсе Антони.
Алекс Тобиас поднял настоящий портрет с должным почтением и положил его внутрь плоской, похожей на поднос упаковки, которую он затем поместил в открытый ящик. Ящик был сделан из плотного винила и окрашен в черный цвет. В целом он был чуть больше обычной картины, девятнадцать на шестнадцать дюймов и меньше дюйма в толщину. Тобиас вопросительно посмотрел на Ллуэллина, будто не был уверен в том, как тот отреагирует.
– Волнуетесь? – спросил он.
– Ну конечно, – сказал Ллуэллин. – Но все же я думаю только о том, как обезвредить Вулкана.
Тобиас рассмеялся:
– Я не думал об этом так; на самом деле я считаю, что неделя в Провансе и так довольно заманчива. Но это ничто, если я не могу поймать негодяя.
Ллуэллин поднял ящик.
– Как вы собираетесь везти его? Его нельзя просто сунуть под мышку.
– В этой старой штуке, – Алекс указал на чемодан, обычный старый чемодан завзятого путешественника. – Чемодану двадцать лет, а можно подумать, что все сто. – Он улыбнулся. – Но в нем двойное дно. – Тобиас вытащил из чемодана одежду, поднял плоское дно, положил туда ящик, опустил второе дно и легонько по нему похлопал, потом положил назад одежду, закрыл чемодан и повернул диск замка. – Если возникнет необходимость, я воспользуюсь этим. – Он пропустил покрытую кожей цепочку через ручку и защелкнул на запястье.
– Ваша жена знает об этом?
Тобиас покачал головой:
– Нет, и я не скажу ей, пока мы не приедем в Нарбонн. Это уже за границей, во Франции, в трех часах езды от Барселоны. – Он улыбнулся, и вокруг его глаз появились морщинки. – Мы будем похожи на старую нью-йоркскую пару в отпуске. Неплохо, правда?
– Ну да, – ответил Ллуэллин. – Все же я немного беспокоюсь, зная, что картина находится на дне старого чемодана.
– Но не простого чемодана, – сказал Тобиас, – и понесет его не какой-нибудь старый дурак. Подойдем к окну, я покажу вам кое-что. Вот в том сером седане два человека, оба полицейские, каждый из них с оружием; они опытные, и оба – мои старые друзья. Один будет со мной, пока я не сяду в самолет.
– Они знают?
Тобиас покачал головой:
– Они не спрашивают, я не говорю. Меня встретят в Барселоне, когда я сойду с самолета. – Тобиас одарил Ллуэллина успокаивающей улыбкой. – Чтобы не беспокоиться, я ничего не делаю наполовину.
– Я уезжаю в Париж в следующий вторник, шестого, и возьму с собой то, что все будут считать подлинным Сезанном. Никаких сопровождающих, никаких друзей с пистолетами. Только Фрейзер и Клайд…– Он улыбнулся. – Черт, Клайда не будет со мной, он будет в другом отсеке самолета.
– Еще не поздно, – сказал Тобиас. – Вы можете передумать.
Ллуэллин внимательно посмотрел на детектива и вздохнул.
– Я вам доверяю, Алекс. – Он протянул ему руку, и они обменялись крепким рукопожатием. Фрейзер проводил Тобиаса вниз по лестнице.
Ллуэллин посмотрел, как Тобиас сел в серую машину и отъехал.
– Портрета нет,– сказал он вслух. – Либо я только что побил рекорд по благотворительности, либо сделал самую большую ошибку в жизни.
Фрейзер вернулся и услышал тихие слова Ллуэллина.
– Вы правильно поступили, сэр. Вот увидите.
Фрейзер всегда отличался оптимизмом.
Глава 44
Джимми Мурраторе закрыл дверь в кабинет Оксби и сел в кресло напротив инспектора.
– Как я и обещал, я решил узнать, зачем Пинкстеру буксир и почему он зарегистрировал на свое имя судно, которое используется как туристическое или прогулочное. Однако старый буксир вроде никогда не берут напрокат – по крайней мере, так говорят мои ребята.
Оксби не смог сдержать улыбки. Джимми вечно говорил то слишком заумно, то нарочито небрежно.
– Хватит ходить вокруг да около, – произнес Оксби. – Скажи, что там с тобой случилось.
Джимми начал с самого начала, описав, как он сработался с округом Темзы и следовал за «Сеперой» Пинкстера от причала до Кэнэри-Уорф, где на судно провели двух посетителей.
– И вот…
– Известно, кто эти посетители? – перебил Оксби.
– И да и нет, – ответил Джимми. – За ними следят, и я ожидаю ответа через день или два. Потом, после встречи, «Сепера» направилась к пирсу Тауэр, где Пинкстер вышел и взял такси. Я хотел, чтобы и за ним поехали, но не смог ни с кем связаться.
– Известно, что у него два дома, – сказал Оксби, – один на земле, другой плавучий. Может, у него есть еще один, и нам надо это узнать.
Джимми рассказал, что буксир вернулся к пирсу Кадоган и шкипер с женой пошли в бар.
– Я пробрался на буксир и спустился вниз, как я понял, в штаб Пинкстера.
– Что ты нашел?
– Большое помещение, но там было очень темно. У меня был маленький фонарик, и с его помощью – ну и повезло, конечно, – я открыл пару панелей. За одной панелью была картина русского художника… яркая, необычная мазня… этого…
– Шагала? – догадался Оксби.
– На картине цирк, очень много красок. Я не мог поверить в то, что увидел рядом. Это был портрет, шеф, я клянусь, хотя я и недолго смотрел на него – может, секунды две. Если бы я его увидел снова, то узнал бы.
– Сезанн? – тихо спросил Оксби.
– Ну да. Не может быть, чтобы это был другой художник. Тогда-то меня и ударил кто-то огромный, подкравшись сзади.
Джимми описал, как он вырвался:
– Он отпустил руку. А я не растерялся.
– А потом?
– Я сбежал с буксира, а потом меня подобрал Томпкинс. Мы вернулись обратно и сидели на воде, пока не увидели, что шкипер и женщина вернулись. Вот так-то. Кто бы ни схватил меня, он ушел, пока я ждал Томпкинса.
Оксби что-то написал.
– У тебя был ордер на обыск?
– Нет, шеф…
– Ты доложил об инциденте дежурному инспектору?
– Нет…
– А ты попытался сразу сообщить мне об этом небольшом происшествии?
– Инспектор Оксби, я…
– Хорошо. Все останется между нами, и если ты получишь дополнительную информацию или вспомнишь другие подробности этого эпизода на борту «Сеперы», я надеюсь, что ты передашь мне все лично. Никаких письменных отчетов.
Глава 45
Кондо остановился у ворот, назвал свое имя и пояснил, что он и мисс Симада хотят посетить галерею по приглашению мистера Пинкстера. Один из охранников проверил эту информацию, а второй в это время направил видеокамеру на машину и пассажиров в ней. Кондо пропустили. Дэвид Блейни ждал его и показал, как пройти в кладовую в подвале галереи.
– Она там, – грустно сказал он. – Не знаю, зачем вам нужно смотреть на эту картину, но прошу вас.
Мари Симада грациозно поклонилась, взяла сумку, в которой было очень много отделений, и сразу начала вытаскивать оттуда что-то похожее на хирургические инструменты. Она извлекла несколько маленьких бутылочек, в которых была жидкость разных цветов, и много всяких пустых пузырьков. Пинцетом она отколупнула кусочек застывшей краски и ножами собрала несколько образцов, капнув на каждый немного цветной жидкости. Затем она тщательно осмотрела холст и отрезала несколько кусочков, некоторые из которых были с краской; один из них, величиной в квадратный дюйм, который она отщипнула от края картины, не был покрыт ни краской, ни лаком; растворитель также на него не попал.
Она действовала быстро и профессионально. Через сорок минут Симада начала собирать свои инструменты и пузырьки и бережно положила все в сумку.
Она поклонилась Блейни, поблагодарила его за сотрудничество, потом кивнула Кондо. Они сели в машину и уехали.
Глава 46
Фрейзер и Клайд сели в самолет до Парижа в понедельник вечером; к полудню во вторник багаж, пса и старого слугу устроили в номере на верхнем этаже отеля «Мерис» на улице Риволи. В тот же вечер Фрейзер отправился на такси в аэропорт, чтобы встретить самолет Ллуэллина, который должен был приземлиться в 10.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Джимми повернулся к двери, через которую вошел, заметил шкафчики, встроенные в деревянные панели. Он подошел к креслам и сел в то, которое было ближе к столу. Когда он осветил фонариком переборки, то увидел, что в панелях были стыки через каждые пять футов. Он направил фонарик на один из стыков, и свет отразился от металла – скрытых петель, он был в этом уверен. Панели открывались, но как? Он нажимал повсюду, безуспешно пытаясь раздвинуть панели. Вернувшись к креслу, Джимми осмотрел стол и все, что было на нем и под ним. В маленьком ящике он нашел блокнот, ручки, календарь и инструкцию к телефону.
Телефонный аппарат был необычным, он имел два ряда кнопок под тремя рядами буквенно-цифровых кнопок. В каждом из двух рядов было по шесть кнопок, в верхнем ряду они были пронумерованы, а в нижнем обозначены буквами. Он поднял трубку и услышал знакомые тона, но, когда нажал кнопку с номером, телефон не отреагировал. Он попробовал другие кнопки – тот же результат. Джимми пролистал инструкцию. Со страницы, на которой было написано «Установка программы», выпал клочок бумаги. На нем была схема клавиатуры и указание нажать шесть цифр в особой последовательности.
Джимми нажал кнопки, и в верху клавиатуры зажегся маленький зеленый огонек. Он нажал кнопку «Один», и слева сразу послышался тихий шум. Он направил фонарик на стену и увидел, что первая панель стала поворачиваться. Когда он нажал «Три», панель перед ним медленно повернулась. Когда он нажал кнопку прямо под «Три», над ним загорелись огни и осветили то, что было за панелью, которая теперь была повернута. Джимми поднялся и подошел к картине, которая висела на синем муслиновом фоне. Это была шагаловская «Цирковая арена».
Он направил фонарик на следующую панель.
– Боже правый, что она здесь делает? – громко прошептал Джимми. Он не включал над маленькой картиной свет, но осветил ее фонариком. Он смотрел на картину, не веря собственным глазам, секунду или две, потом сзади кто-то выхватил фонарик, и сильные руки обхватили его грудь под мышками, а потом сдавили шею. Мощные руки держали его. Это произошло в одно мгновение. Джимми удалось опуститься на колени и броситься вперед, сгруппировавшись при падении. Но Аукруст, который был тяжелее и сильнее, схватил Джимми за голову и прижал его подбородок к груди.
– Ты, мерзавец, – удалось произнести Джимми. – Я из полиции…
– Да хоть сам премьер-министр, – сказал Аукруст. – Тебе пора уходить, и у меня есть хорошее средство, чтобы тебе помочь.
Джимми почувствовал, как одна рука отпустила его, но другая крепко держала шею. Потом он ощутил в воздухе запах, сильный антисептический запах. В тусклом свете фонарика в десяти футах от себя он увидал источник этого запаха: рука, которая прежде держала его, теперь подносила к его лицу кусок материи. Джимми закричал во всю мощь и со всей злостью, на которую был способен. Он надеялся, что сработает фактор внезапности и он сможет вырваться от противника. Он двинул локтями назад и начал работать ногами, потом снова закричал и высвободился. Джимми подскочил к двери и открыл ее. Он начал подниматься, прежде чем Аукруст достиг ступенек. У Джимми теперь было преимущество, поскольку он был маленьким и подвижным. Он вскарабкался на палубу, спрыгнул на причал и исчез в темноте.
Глава 42
Роберто Оливейра не был человеком привычки, но, если выдавалась возможность, любил обедать в ресторане отеля «Красивый берег» на набережной Мон-Блан. Ему нравилось, что вокруг него вертятся и предоставляют один и тот же столик, что знакомые официанты и их помощники приветствуют его и окружают особым вниманием. Это производило сильное впечатление на его коллег и потенциальных клиентов. Когда он был один, то обдумывал предложения от возможных продавцов или отдыхал, читая газету. В этот день в начале января Оливейра, однако, не мог расслабиться, и газета не доставила ему удовольствия. Какой-то предприимчивый репортер писал о предрождественском аукционе Кольер, утверждая, что аукцион был бы очень удачным, если бы на продажу выставили автопортрет Сезанна, как обещала рекламная кампания.
– И ничего о наших успехах, – сказал Оливейра вслух. – Ни слова о том, что мы продали пейзаж Сезанна за одиннадцать миллионов…
Он сложил газету и хлопнул ею по столу. Оливейра удивился, обнаружив, что за столом уже не один. Мужчина, севший напротив него, был ему смутно знаком. Это был худой молодой человек с черными волосами и длинноватым носом.
Оливейра пристально посмотрел на него:
– Вы были с месье Вейзбордом, когда он привозил автопортрет Сезанна.
– Вейзборд мертв. Картину украли, – прямо сказал Леток.
– Думаете, я? – со смехом спросил Оливейра, будто речь шла о чем-то несерьезном. – Я хотел, чтобы Вейзборд оставил ее у нас, но он никому не доверял. Когда я узнал, что он умер, я понял, что это провал.
Леток помотал головой:
– Я знаю, у кого она.
– У кого?
– У того, кто убил Вейзборда.
Оливейра недоверчиво покачал головой:
– Об убийстве в газетах ничего не говорилось. Вы уверены?
Леток кивнул:
– Я знаю этого негодяя. Если вы услышите о нем или увидите его в Женеве, позвоните мне. – Он написал телефонный номер на спичечном коробке и подвинул его к Оливейре. – Это крупный норвежец, у которого несколько имен. Мне известно имя Аукруст. Педер Аукруст.
Глава 43
На обе картины, стоявшие без рам на мольбертах, падал яркий свет, проникавший сквозь окно в кабинете Ллуэллина Слева стояла картина, которую дед Ллуэллина купил у Амбруаза Воллара в 1904 году, а справа – фотокопия, так похожая на оригинал, что их можно было различить только при самом пристальном рассмотрении. Невероятная разница в их стоимости составляла 40 миллионов долларов, и это по самым скромным подсчетам. Что касается копии, то ее итоговая стоимость составила 246814 долларов, включая обед с омарами Найджела Джоунза на пирсе Антони.
Алекс Тобиас поднял настоящий портрет с должным почтением и положил его внутрь плоской, похожей на поднос упаковки, которую он затем поместил в открытый ящик. Ящик был сделан из плотного винила и окрашен в черный цвет. В целом он был чуть больше обычной картины, девятнадцать на шестнадцать дюймов и меньше дюйма в толщину. Тобиас вопросительно посмотрел на Ллуэллина, будто не был уверен в том, как тот отреагирует.
– Волнуетесь? – спросил он.
– Ну конечно, – сказал Ллуэллин. – Но все же я думаю только о том, как обезвредить Вулкана.
Тобиас рассмеялся:
– Я не думал об этом так; на самом деле я считаю, что неделя в Провансе и так довольно заманчива. Но это ничто, если я не могу поймать негодяя.
Ллуэллин поднял ящик.
– Как вы собираетесь везти его? Его нельзя просто сунуть под мышку.
– В этой старой штуке, – Алекс указал на чемодан, обычный старый чемодан завзятого путешественника. – Чемодану двадцать лет, а можно подумать, что все сто. – Он улыбнулся. – Но в нем двойное дно. – Тобиас вытащил из чемодана одежду, поднял плоское дно, положил туда ящик, опустил второе дно и легонько по нему похлопал, потом положил назад одежду, закрыл чемодан и повернул диск замка. – Если возникнет необходимость, я воспользуюсь этим. – Он пропустил покрытую кожей цепочку через ручку и защелкнул на запястье.
– Ваша жена знает об этом?
Тобиас покачал головой:
– Нет, и я не скажу ей, пока мы не приедем в Нарбонн. Это уже за границей, во Франции, в трех часах езды от Барселоны. – Он улыбнулся, и вокруг его глаз появились морщинки. – Мы будем похожи на старую нью-йоркскую пару в отпуске. Неплохо, правда?
– Ну да, – ответил Ллуэллин. – Все же я немного беспокоюсь, зная, что картина находится на дне старого чемодана.
– Но не простого чемодана, – сказал Тобиас, – и понесет его не какой-нибудь старый дурак. Подойдем к окну, я покажу вам кое-что. Вот в том сером седане два человека, оба полицейские, каждый из них с оружием; они опытные, и оба – мои старые друзья. Один будет со мной, пока я не сяду в самолет.
– Они знают?
Тобиас покачал головой:
– Они не спрашивают, я не говорю. Меня встретят в Барселоне, когда я сойду с самолета. – Тобиас одарил Ллуэллина успокаивающей улыбкой. – Чтобы не беспокоиться, я ничего не делаю наполовину.
– Я уезжаю в Париж в следующий вторник, шестого, и возьму с собой то, что все будут считать подлинным Сезанном. Никаких сопровождающих, никаких друзей с пистолетами. Только Фрейзер и Клайд…– Он улыбнулся. – Черт, Клайда не будет со мной, он будет в другом отсеке самолета.
– Еще не поздно, – сказал Тобиас. – Вы можете передумать.
Ллуэллин внимательно посмотрел на детектива и вздохнул.
– Я вам доверяю, Алекс. – Он протянул ему руку, и они обменялись крепким рукопожатием. Фрейзер проводил Тобиаса вниз по лестнице.
Ллуэллин посмотрел, как Тобиас сел в серую машину и отъехал.
– Портрета нет,– сказал он вслух. – Либо я только что побил рекорд по благотворительности, либо сделал самую большую ошибку в жизни.
Фрейзер вернулся и услышал тихие слова Ллуэллина.
– Вы правильно поступили, сэр. Вот увидите.
Фрейзер всегда отличался оптимизмом.
Глава 44
Джимми Мурраторе закрыл дверь в кабинет Оксби и сел в кресло напротив инспектора.
– Как я и обещал, я решил узнать, зачем Пинкстеру буксир и почему он зарегистрировал на свое имя судно, которое используется как туристическое или прогулочное. Однако старый буксир вроде никогда не берут напрокат – по крайней мере, так говорят мои ребята.
Оксби не смог сдержать улыбки. Джимми вечно говорил то слишком заумно, то нарочито небрежно.
– Хватит ходить вокруг да около, – произнес Оксби. – Скажи, что там с тобой случилось.
Джимми начал с самого начала, описав, как он сработался с округом Темзы и следовал за «Сеперой» Пинкстера от причала до Кэнэри-Уорф, где на судно провели двух посетителей.
– И вот…
– Известно, кто эти посетители? – перебил Оксби.
– И да и нет, – ответил Джимми. – За ними следят, и я ожидаю ответа через день или два. Потом, после встречи, «Сепера» направилась к пирсу Тауэр, где Пинкстер вышел и взял такси. Я хотел, чтобы и за ним поехали, но не смог ни с кем связаться.
– Известно, что у него два дома, – сказал Оксби, – один на земле, другой плавучий. Может, у него есть еще один, и нам надо это узнать.
Джимми рассказал, что буксир вернулся к пирсу Кадоган и шкипер с женой пошли в бар.
– Я пробрался на буксир и спустился вниз, как я понял, в штаб Пинкстера.
– Что ты нашел?
– Большое помещение, но там было очень темно. У меня был маленький фонарик, и с его помощью – ну и повезло, конечно, – я открыл пару панелей. За одной панелью была картина русского художника… яркая, необычная мазня… этого…
– Шагала? – догадался Оксби.
– На картине цирк, очень много красок. Я не мог поверить в то, что увидел рядом. Это был портрет, шеф, я клянусь, хотя я и недолго смотрел на него – может, секунды две. Если бы я его увидел снова, то узнал бы.
– Сезанн? – тихо спросил Оксби.
– Ну да. Не может быть, чтобы это был другой художник. Тогда-то меня и ударил кто-то огромный, подкравшись сзади.
Джимми описал, как он вырвался:
– Он отпустил руку. А я не растерялся.
– А потом?
– Я сбежал с буксира, а потом меня подобрал Томпкинс. Мы вернулись обратно и сидели на воде, пока не увидели, что шкипер и женщина вернулись. Вот так-то. Кто бы ни схватил меня, он ушел, пока я ждал Томпкинса.
Оксби что-то написал.
– У тебя был ордер на обыск?
– Нет, шеф…
– Ты доложил об инциденте дежурному инспектору?
– Нет…
– А ты попытался сразу сообщить мне об этом небольшом происшествии?
– Инспектор Оксби, я…
– Хорошо. Все останется между нами, и если ты получишь дополнительную информацию или вспомнишь другие подробности этого эпизода на борту «Сеперы», я надеюсь, что ты передашь мне все лично. Никаких письменных отчетов.
Глава 45
Кондо остановился у ворот, назвал свое имя и пояснил, что он и мисс Симада хотят посетить галерею по приглашению мистера Пинкстера. Один из охранников проверил эту информацию, а второй в это время направил видеокамеру на машину и пассажиров в ней. Кондо пропустили. Дэвид Блейни ждал его и показал, как пройти в кладовую в подвале галереи.
– Она там, – грустно сказал он. – Не знаю, зачем вам нужно смотреть на эту картину, но прошу вас.
Мари Симада грациозно поклонилась, взяла сумку, в которой было очень много отделений, и сразу начала вытаскивать оттуда что-то похожее на хирургические инструменты. Она извлекла несколько маленьких бутылочек, в которых была жидкость разных цветов, и много всяких пустых пузырьков. Пинцетом она отколупнула кусочек застывшей краски и ножами собрала несколько образцов, капнув на каждый немного цветной жидкости. Затем она тщательно осмотрела холст и отрезала несколько кусочков, некоторые из которых были с краской; один из них, величиной в квадратный дюйм, который она отщипнула от края картины, не был покрыт ни краской, ни лаком; растворитель также на него не попал.
Она действовала быстро и профессионально. Через сорок минут Симада начала собирать свои инструменты и пузырьки и бережно положила все в сумку.
Она поклонилась Блейни, поблагодарила его за сотрудничество, потом кивнула Кондо. Они сели в машину и уехали.
Глава 46
Фрейзер и Клайд сели в самолет до Парижа в понедельник вечером; к полудню во вторник багаж, пса и старого слугу устроили в номере на верхнем этаже отеля «Мерис» на улице Риволи. В тот же вечер Фрейзер отправился на такси в аэропорт, чтобы встретить самолет Ллуэллина, который должен был приземлиться в 10.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40