Но Берта теперь ясно видела, что Ян Монкриф не станет дорожить герцогством Войн, затерянным в далеких и безлюдных горах Шотландии и связанным тесными узами с королем Ганноверским, чей народ и правительство Монкриф, по его собственному признанию, презирал.
«Скажу, что он поскакал навстречу докторскому экипажу, – решила Берта, отвернувшись от окна. – Жестоко будет открыть ей, что он отправился на охоту».
Герцогиня спала, склонив голову на тонкой, как стебелек, шее. Закутанная в шаль, она выглядела такой старой и хрупкой, что Берта наклонилась и ласково разгладила складки ее ночной сорочки.
– Ваша милость, – прошептала она, но ответа не было – в эти минуты герцогине снился Войн.
Она видела поросшие вереском склоны Бен Чалиша и каменный замок, высящийся над соснами в дальнем конце горной долины. Она вплывала в уютную спальню, которая была ее прибежищем последние сорок лет, прикасалась к балдахину из зеленого Дамаска над своей кроватью, его вышивала еще ее бабушка – по слухам, этот роскошный узор из цветов и птиц был начат во время посещения замка самой Марией, королевой Шотландской. Если б хоть на мгновение опустить голову на подушки и послушать, как внизу, в лощине, играет на свирели Мак Криммон – он играл каждый вечер в тот час, когда солнце начинало клониться к глади озера, а кучера, грумы и привратники сходились, по давней традиции, в помещение для слуг, чтобы осушить кружку виски за здоровье герцогини... Но «Аурелию», застигнутую жестоким штормом, швыряло на волнах, пронзительно завывал ветер, и узкая койка в каюте герцогини качалась, качалась...
– Ваша светлость?
Она мгновенно открыла глаза и сердито взглянула на камеристку:
– Что тебе?
– Доктор прибыл.
– Зачем? Кто-то болен?
Легкое шевеление над ее головой – и вместо толстощекого лица Берты перед ней возникло другое: моложе, добрей и куда умнее, чем у доктора Кеннеди.
– Герцогиня? Я доктор Лурд Грей, к вашим услугам. Мой коллега из Кинг-Линна, Эндрю Кеннеди, узнав, что я буду проезжать через Бродхэм, попросил меня осмотреть вас. Надеюсь, у вас нет возражений?
Герцогиня заморгала, туман в мозгу медленно рассеялся, и она уже отчетливо видела обратившегося к ней человека в аккуратном черном парике, того же примерно возраста, что Ян Монкриф. Несомненно джентльмен, хоть и менее хорош собой, чем ее внучатый племянник. Его черты показались ей странно знакомыми, и чем дольше она всматривалась в него, тем глубже погружалась в минувшие годы, пока, наконец, не нахлынул поток всех тех воспоминаний, которые она отгоняла от себя с той минуты, как Монкриф предложил ей остановиться в этом мерзком селении.
– Ну, разумеется! – вскричала она, напугав камеристку и доктора неожиданным взрывом смеха. – Бродфордские Грей!
– Прошу прощения?
– Вы сын Дженет Хэйл, не так ли? Ну, конечно же – вы точная ее копия! Я поняла это с первого взгляда!
Она откинулась в кресле, торжествующе глядя на него.
– Да, девичье имя моей матери Хэйл, – подтвердил доктор Грей. – Но ее уже больше пятнадцати лет нет с нами. Как случилось, что вы были знакомы с ней?
– Знакомы?! Да мы с ней в родстве! Я сама, да будет вам известно, урожденная Хэйл и только по мужу Монкриф. Тетушка Дженет вышла замуж за своего кузена Арчибальда Хэйла, который мне доводился племянником, и венчались они в пресвитерианской церкви у нас в поместье. Таким образом, многие Хэйлы и Грей состоят в родстве. – Она впилась в него взглядом, который впервые за много месяцев не был затуманен болью. – Вам случалось слышать обо мне?
– Да, – ответил Лурд, смутно припоминая, что отец много лет назад как-то упомянул о том, что в семье его матери есть герцогиня. И с обезоруживающей улыбкой продолжал:
– Ну что же, я охотно приступлю к осмотру, если, конечно, вы ничего – не имеете против того, чтобы вас осмотрел ваш правнук или внучатый племянник, или кем я вам довожусь?
– Я готова услышать от вас самое худшее, – заверила она его.
Они улыбнулись друг другу. Лурд откашлялся, шутливый тон исчез. Жена и дети ожидали его в экипаже. Они выехали из Кинг-Линна на рассвете, чтобы поскорее добраться до Бродфорд-Холла, и ему не хотелось задерживать их дольше, чем необходимо. Но по виду этой женщины было ясно, что она нуждается в помощи.
– Доктор Кеннеди сообщил мне, что вы страдаете от лихорадки, причина которой не установлена. Сопровождается ли она какими-то болями? Ломотой?
Отойдя в сторонку, чтобы не мешать, но не слишком далеко, на случай, если она понадобится, Берта не спускала с доктора прищуренных недоверчивых глаз. Сама она редко прибегала к услугам лекарей, но вынуждена была признать, что этот куда более ей по душе, чем запинающийся, бормочущий себе под нос олух, которого Ян Монкриф приволок накануне на пакетбот. Несмотря на то, что этот одет весьма скромно – в черном сюртуке и коротко стриженном парике, платье на нем аккуратно выглажено и руки безукоризненно чисты. По ее мнению, он выглядел именно так, как и подобает доктору.
Герцогиня была того же мнения, судя по любезному тону, каким она отвечала на его спокойные, методические вопросы, – ничего общего с тем презрительным молчанием, которое она хранила во время торопливого и неумелого визита доктора Кеннеди. Быть может, на нее успокаивающе действовало присутствие человека, с которым ее связывало какое-то, пусть отдаленное, родство? Неважно. Берта была готова поверить, что герцогине уже стало лучше: глаза сверкали, голос звучал оживленно, щеки наконец-то зарумянились не от лихорадки. Берту радовало, что эта упрямая, вспыльчивая старая женщина обрела на время друга, и эта мысль пробудила в ней надежду. Путешествие из Шотландии во Францию было для обеих нелегким, тем не менее появились основания верить, что судьба смилостивилась над ними и с этой минуты все пойдет по-другому.
Так оно и произошло, хоть и совершенно неожиданным для Берты образом.
3
– Хвала Всевышнему, мы приехали! – обратилась Вильгельмина к Таунсенд, когда кучер погнал лошадей вдоль длинной, вымощенной щебнем аллеи, которая вела от кованых железных ворот к Бродфорд-Холлу. – Я боялась, что мы опоздаем. До прибытия первых гостей осталось менее часа. Леди Кэтрин будет сердиться.
Таунсенд не ответила. Приподняв кожаную занавеску, она устремила взгляд на дом, который, хоть и раскинулся на трех акрах парка, был виден сразу, стоило свернуть с норфолкской дороги: вытянутое в длину кирпичное здание в стиле Тюдор с башенками, старомодными, темного стекла, слуховыми оконцами и фронтоном, увенчанным скульптурами. От главного здания отходили два одинаковых крыла с бесчисленными каминными трубами на крутых высоких крышах. Аллея яворов вела во внутренний двор, к парадному входу из дубовых, окованных железом брусов, сверху и по обеим сторонам обрамленных благоухающими вьющимися растениями.
Флигелей для слуг в Бродфорд-Холле не было, им отводились помещения нижнего этажа, а во всю длину западного крыла, отделенные от него засеянной маргаритками лужайкой, тянулись крытые плитняком конюшни и другие службы.
Строго распланированные сады располагались позади дома, и фасад выглядел бы суровым, если бы не было вьюнков, роз и шпалер тщательно подстриженных кустов и каштанов, обрамлявших оба крыла дома. Карета со скрипом остановилась, и лакей спрыгнул с запяток, чтобы открыть дверцу.
– Потрудись сейчас же отнести эти коробки в комнаты мисс Таунсенд, – распорядилась Вильгельмина, передавая лакею несколько свертков и шляпных коробок.
Лакей сказал что-то, по-видимому, важное, но оно потонуло в шуршании папиросной бумаги, потому что коробок было великое множество. Вильгельмина порой могла быть такой же резкой и властной, как ее хозяйка, леди Кэтрин.
– Вам лучше поторопиться, мисс Таунсенд, вы едва успеете одеться.
Таунсенд спустилась со ступенек кареты вслед за горничной своей мачехи, на миг замешкавшись, чтобы отряхнуть юбки. На ней было новое платье из светло-голубого флорентийского бархата, с кринолином и с разрезами внизу, открывавшими светло-желтые нижние юбки. А поверх платья – темно-голубая накидка. Пышные, золотистые ее волосы были убраны под широкополую шляпу, отделанную голубыми лентами и перьями. Она выглядела поразительно свежей, хорошенькой и – невероятно сердитой.
Таунсенд и Вильгельмина только что вернулись из Норвича, а предстоящий бал должен был начаться через час. Это было наказанием, сказала Кейт, за то, что она пропустила вчерашнюю встречу с портнихой. Хоть Кейт и понимала, почему это случилось, она хотела, чтобы Таунсенд подумала о бедной миссис Бартон, которая любезно совершила долгое путешествие в Бродфорд, притащив дюжину платьев, в том числе самое главное, предназначенное для ее первого бала, только для того, чтобы уехать с обидой (и со всеми платьями), узнав, что мисс Грей нет дома. Никакие уговоры, угрозы и посулы не подействовали, и Кейт настояла на том, чтобы Таунсенд немедленно отправилась в Норвич – примерить платья и принесла миссис Бартон свои извинения. Для хорошо воспитанной девушки не было иного выхода, да и как иначе вернуть бальное платье?
Таунсенд уступила без возражений. Она сочла, что еще легко отделалась. Так ей во всяком случае показалось. Она не учла того, что они с Геркулем вернулись в Бродфорд слишком поздно, чтобы съездить в Норвич и в тот же день приехать назад. Пришлось им с Вильгельминой заночевать в доме ее дяди и вынести бесконечную трескотню этой сплетницы – тетушки Арабеллы и общество молча глазевшего на Таунсенд отвратительного сына тети – Перси, и теперь оба они вместе с дядей Лео и кузиной Элинор следовали за ними в карете, отставая миль на пять.
Вообще говоря, это тетушка Арабелла виновата в том, что они так поздно выехали из Норвича, ибо настояла на том, чтобы обе кареты ехали вместе. А потом пришлось целый час ждать: ей померещилось, что горничная забыла уложить ее любимый пеньюар из бледно-желтого шелка, и пришлось запакованный багаж снять с кареты, распаковать и все в нем переворошить. Затем они двинулись в путь таким черепашьим шагом, что Вильгельмина, обеспокоенная потерей времени, приказала кучеру пустить лошадей в галоп. Тетушка же отказалась так безрассудно спешить, поэтому ее карета сильно отстала. Но ни Таунсенд, ни Вельгельмина не жалели об этом.
«Вот теперь я из-за них пропустила приезд Лурда и его семьи», – со злостью подумала Таунсенд. Так она и знала: они уже в Бродфорд-Хол-ле! Она поняла это сразу, как только карета повернула к дому, потому что шторы в окнах парадных покоев третьего этажа были отдернуты и окна с шумом растворились. Констанция, молодая жена Лурда, всегда любила соленый норфолкский воздух.
Таунсенд взбежала по ступенькам, не обращая внимания на лакея, который, спотыкаясь, спешил за ней, стараясь сказать что-то из-за горы качавшихся у него в руках коробок. Шествовавшая рядом Вильгельмина ткнула его зонтиком – давая понять, что произойдет, если хоть одна из шляпок мисс Таунсенд упадет на землю.
Бейли, дворецкий, встретил ее у входа, но Таунсенд прошла мимо, снимая на ходу перчатки и вытаскивая шляпные булавки.
– Они здесь, да? Когда приехали? Всех детей привезли с собой?
– Мисс Таунсенд, – начал Бейли, умоляюще раскинув свои толстые руки. Обычно сдержанный и полный достоинства, он выглядел сейчас усталым и был не похож на себя. Всегда безукоризненный парик сбился, а лента развязалась. Таунсенд взглянула на него.
– Мистер Бейли?
– Т-с-с-с, – прозвучало в ответ.
Ее взгляд метнулся мимо дворецкого к широкой лестнице, с двух сторон поднимавшейся из парадного холла, завершаясь деревянной галереей второго этажа. Лакеи украшали колонны и перила гирляндами из полевых цветов и устанавливали толстые белые свечи, которые будут зажжены, когда спустятся долгие северные сумерки. Столы уставлялись букетами душистой сирени и боярышником, а трое слуг расставляли на ступенях лестницы горшки с тюльпанами, нарциссами и гиацинтами, чтобы создать впечатление каскада из цветов. Чтобы отпраздновать приход весны, по словам Кейт. И придать свежесть и яркость тому, что, кроме свадьбы, будет самым важным событием девичьей жизни Таунсенд.
Таунсенд понимала, что эти приготовления должны были закончиться несколько часов тому назад. Как могла Кейт допустить, чтобы со всем этим так запоздали? Что случилось?
– Тсс-с! – повторил дворецкий.
Хмурясь, Таунсенд пригляделась пристальней и заметила Геркуля, который стоял в тени, под лестницей, и делал ей отчаянные знаки. Когда глаза их встретились, он приложил палец к губам. Не обращая на это внимания, она направилась к высокому позолоченному зеркалу, чтобы снять шляпу. Бейли позади нее продолжал жалобно причитать. Она притворилась, будто слушает его, а подошедшему Геркулю сказала сквозь зубы:
– В чем дело?
– Боюсь, что тебе крупно не повезло, крошка. Таунсенд рассердилась.
– Почему? Потому что мы запоздали? Тетя Арабелла...
– Нет, нет, не то. Потому что она здесь...
– Кто?
– Да та старуха из «Фрэзерс-Инн», которая, по твоим словам, тяжко больна. Ее внучатого племянника ты вчера выловила из топи, помнишь?
Сердце Таунсенд екнуло.
– Ты уверен?
– Да. Лурд привез ее с собой, и ты никогда не отгадаешь почему. Потому что она наша родственница по материнской линии. Лурд говорит, что тетка нашей матери была замужем за племянником старой леди, его звали Арчибальд Хэйл. Она оказалась герцогиней Войн, а значит, твой парень в реке – герцог. И хотя она здесь едва ли больше часа, она уже перевернула весь дом вверх дном. Можешь себе представить, как чувствует себя Кейт, хотя пока искусно скрывает это. Я решил, что лучше предупредить тебя.
– Да, – проговорила Таунсенд, помолчав. – Спасибо, что предупредил. Ей было не по себе. Геркуль прав, она попала в беду. Если Кейт узнает, что она провела почти час наедине с человеком, чья двоюродная бабушка – дальняя родственница ее покойной матери, с человеком, который сам герцог, и, значит, норфолкские кумушки с превеликой радостью раздуют скандал, едва почуют что-то неладное, то ей, конечно, придется горько сожалеть об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44