Ему принесли сухую одежду, но не дали башмаков – чтобы не сбежал, решил он, – а потом заперли в сарае, бросив туда кучу одеял. Сколько времени прошло – час или два? – прежде чем открылась дверь и вошли трое молодых людей, он не мог сказать. Один из вошедших держал лампу, двое других сжимали рукоятки пистолетов.
Не доверяют, холодно подумал Думитру.
– Добрый вечер, граф фон Северинор. Можете называть меня… Лазарь, – сказал высокий, назвавшись именем мученически погибшего сербского князя, героя битвы за свободу на Косовом поле.
– А меня можете называть хоть лошадиной задницей, мне это безразлично, – ответил Думитру, привалившись спиной к стене – Лучше скажите, чего вы от меня хотите.
Мужчины в замешательстве переглянулись.
– Я знаю, что вы занимаете в Валахии не последнее положение, – с некоторым раздражением сказал их вожак. – Имеете большое влияние. Вас считают человеком величайшей осторожности и ума. – Вспомнив ответ Думитру, относительно последнего он усомнился.
– Я использую свое влияние, когда мне это нужно, – коротко ответил Думитру. – И пока не знаю, что оно мне даст в нынешней ситуации.
Второй мужчина, светловолосый и немного пониже ростом, нахмурился:
– У вас нет выбора.
Высокий положил ему руку на плечо.
– Извините его. Мой брат несколько невоздержан на язык, но он измучен страданиями нашей родины, ее зависимостью от продажного режима Обреновича.
– Князь Обренович – серб и христианин.
Высокий помрачнел:
– Он бесчестит свой народ. Обренович получил власть от султана и позволил турецким войскам разместиться на нашей святой земле.
– И что, по-вашему, я могу с этим сделать? – устало спросил Думитру. Он был не в настроении играть в игры. – Если бы вы не думали, что я способен помочь осуществлению ваших планов, то не заинтересовались бы мной.
Высокий развел руками:
– Вы граф фон Северинор. У вашей семьи героическая история, и вы тайной разведкой продолжаете дело предков-патриотов.
– Единственным патриотом в семье был мой дед, за что и погиб, – презрительно сказал Думитру. – А моя главная забота – это неприкосновенность собственных владений.
– Так я вам и поверил! – с сомнением ответил высокий. – В определенных кругах Сербии вы хорошо известны своей храбростью и тайной борьбой. Если вы свяжете свою судьбу с нами и объясните народу, как другие поддерживают Россию и Австрию в борьбе с турками и их сатрапами, то сербы поймут, что не одиноки в борьбе с захватчиками.
– Греция покончила с турками десять лет назад, – резко напомнил Думитру. – Если у них вышло, то и у вас получится.
– И все-таки сербы опасаются, что сражаются в одиночку, – терпеливо объяснял высокий.
– Значит, вы хотите, чтобы я разъезжал по округе и рассказывал, что объявил войну султану, а заодно и князю Обреновичу? – скептически поинтересовался Думитру.
– Не совсем так, – уклонился от ответа собеседник.
– Вы безумцы, – решительно заключил Думитру, скрестив на груди руки.
– Когда люди объединяются… – нетерпеливо начал блондин.
– Когда люди объединяются, они становятся безоружными и бедными, – отрезал Думитру. – Когда ваши люди объединятся, Россия или Австрия предложат помощь в обмен на ваши души, Франция будет действовать исходя из собственной выгоды, а Британия станет снабжать Стамбул оружием и деньгами, чтобы предотвратить восстание. Когда люди объединятся, земля опять придет в запустение, а четверть вашего народа бессмысленно погибнет. – Он встал, и визитеры крепче стиснули пистолеты. – Я не стану в этом участвовать.
– Если вы не будете повстанцем, то станете жертвой, – рявкнул блондин. – Мы отдадим вас Обреновичу в доказательство нашей лояльности и тем самым купим себе несколько месяцев, а может быть, и лет на подготовку восстания. Можете сказать ему о нас все, что хотите. Он поверит не вам, а сынам собственной страны.
– Мне на это наплевать.
– Поживем – увидим, – сказал высокий, положив руку на плечо брату.
Он кивнул своим сотоварищам, и все трое вышли.
Когда дверь захлопнулась за ними, Думитру сел, но тут же появились двое гайдуков и приказали ему выйти из сарая. Оказавшись на улице, Думитру увидел, что свободная площадка совершенно изменилась.
В центре над большим костром на вертеле жарился кабан, вокруг широким кольцом были расставлены лавки и помосты. Бей и Изюминка стояли на почетном месте, рядом на расстеленном одеяле была выставлена на всеобщее обозрение добыча гайдуков. Только малая часть награбленного перейдет крестьянам. Что-то главарь бандитов подарит местному князьку, а рядовые члены банды – родственникам, если таковые найдутся среди местных жителей. Но большая часть добычи все равно окажется в деревне – гайдуки торгуют с крестьянами, так что повод для праздника имеется у всех.
Постепенно собирались музыканты, их инструменты представляли собой странное смешение Востока и Запада, нового и старого. Женщины несли кувшины, от которых разило алкоголем. Двое гайдуков отвели Думитру к скамейке рядом с лошадьми, которые, к его разочарованию, были крепко привязаны к загородке свинарника, и приказали ему сесть. Другого выбора у него не было, и он подчинился. Ему снова связали руки, на этот раз впереди, а не за спиной, но не менее крепко. Молодых повстанцев не было видно.
Из самого большого строения высыпали женщины, и у Думитру перехватило дыхание, когда он увидел одну из них. Алсиона. На ней была крестьянская одежда, неровно отрезанные волосы спрятаны под платком, но ее простой наряд казался королевским платьем. Женщины смеялись и оживленно болтали друг с другом, а она молча шла между ними с невозмутимым видом, ее лицо было совершенно спокойно, как гладкая, ничем не потревоженная поверхность воды.
Она перехватила его взгляд и тут же отвела глаза, уставившись в землю перед собой, на ее щеках вспыхнули пятна. Крестьянки, казалось, ничего не заметили. Алсиона, по крайней мере, избежала позора, ее не поместили рядом с добычей. Женщины усадили ее рядом с собой. Внезапно затрубил рог, забренчали инструменты, и праздник начался.
Молодые женщины со смехом выскакивали на свободное пространство перед костром, хватая друг друга под руки, пока не образовали шеренгу. В их танце была смесь силы и кокетства. Те, что постарше, пели и хлопали в ладоши, детишки цеплялись за их юбки. Юноши весело улыбались, а взрослые мужчины внимательно следили за дочерьми, чтобы те не заигрывали с парнями и не слишком поднимали в танце юбки, выставляя напоказ ноги.
Не успела закончиться первая песня, как тут же началась следующая.
– Мужской танец! – объявил молодой щеголь.
Мужчины, и гайдуки, и крестьяне, двинулись вперед, женщины со смехом ретировались. Танец мужчин был соревнованием в удали. Раскинув руки на уровне плеч, они подпрыгивали, приседали, выделывали замысловатые коленца и хором вскрикивали каждый раз, когда певцы заканчивали куплет.
Думитру видел, что Алси, широко раскрыв глаза, наблюдает за происходящим. Для нее все это было дикой экзотикой: восточная музыка и странный, немного пугающий танец. И хотя необычное зрелище захватило Алсиону, Думитру видел, как она изредка, думая, что он этого не замечает, с непроницаемым лицом поглядывает на него.
После нескольких песен объявили, что кабан готов. Тут же появился нарезанный толстыми ломтями ячменный хлеб. Вожак гайдуков угостил Думитру лучшей порцией мяса, приговаривая, что благодарен источнику их неожиданной удачи. Пропустив мимо ушей шутку, Думитру принялся есть, поскольку ничего другого ему не оставалось.
Внезапные раскаты добродушного смеха заставили его оторваться от еды. Подняв глаза, он увидел, как девушки тащат Алси в круг. Она слабо протестовала, но тут началась музыка, и девушки, взяв ее за руки, начали танцевать. Алси пришлось подстраиваться под их шаг. Нахмурясь, она следила, как девушки перебирают ногами и подпрыгивают. Сначала она всякий раз ошибалась и отставала, когда они меняли направление, но вскоре, кажется, ухватила затейливый рисунок танца.
Она застенчиво подняла глаза, когда мужчины одобрительно рассмеялись. Но робкая улыбка мгновенно исчезла бы с ее лица, если бы Алси понимала смысл комментариев, которые они отпускали, глядя на пленницу. Встретившись взглядом с Думитру, Алси тут же споткнулась, но моментально выровняла шаг. Ее улыбка стала ослепительной, взгляд отстраненным, ноги уверенно повторяли движения, мелькая между юбками. «Ох, Алси!» – подумал Думитру со смесью усталости и отчаяния. У него болело сердце, но он не мог понять причины этой боли. Молодые женщины снова и снова тащили ее в круг. Алси танцевала, но ее лицо бледнело, а шаг с каждой песней становился все медленнее. Наконец она споткнулась и едва не упала, после этого ее оставили в покое. Танец продолжался, поэтому скамейка пустовала. Алси прилегла на ней и бессмысленно смотрела на огонь. Она уснула раньше, чем кончилось пение, и Думитру ей позавидовал.
Наконец праздник закончился, добычу унесли, Думитру развязали руки и увели. Ступая босыми ногами по холодной земле, он прошел в сарай. Глухо стукнула задвижка.
Нет выхода, подумал в изнеможении Думитру, не слишком понимая, что именно имел в виду.
Алси проснулась от ощущения, что ее несут. «Думитру?» – промелькнуло в ее затуманенном сознании. Но как только эта мысль пришла ей в голову, она почувствовала, что прижимается к пышной женской груди, и уловила запах чеснока. Алси сообразила: ее по-матерински держит главная здесь женщина, жена местного владыки.
У Алси не было сил протестовать против такого обращения, она позволила уложить себя на кровать и не сопротивлялась, когда две девушки стащили с нее башмаки. Через мгновение ее уложили под одеяла, к трем крепким крестьянским девушкам, с которыми ей пришлось делить постель. Прежде чем Алси скользнула в сон, отчаянная мысль пронзила оцепеневшее сознание. «Что с нами теперь будет?»
Глава 15
Думитру дремал, покачиваясь в седле. После тяжелой ночи сон сморил его, обещая избавление от пульсирующей боли в руках, которые снова были связаны у него за спиной. Небольшая лошадка, на которой он ехал, не отличалась мягким и грациозным шагом Бея, но не спотыкалась. Мысль о потере Бея причиняла Думитру больше страданий, чем верховая езда в неудобном положении на плохонькой лошаденке.
Алси однажды взглянула на него, будто собираясь заговорить, но Думитру отвернулся. Он сказал, что любит ее, и, что самое поразительное, это была правда. Но это ничего не меняло. Алси по-прежнему стремится любой ценой отделаться от него, а он решительно настроен спасти и ее, и себя и вдвоем целыми и невредимыми вернуться в Северинор.
Пленников сопровождали трое повстанцев и шестеро гайдуков, все верхом, в приподнятом настроении от предвкушения награды. Джентльмены ехали молча, бандиты громогласно похвалялись удалыми выходками и успехами на любовном фронте, хохотали, сыпали проклятиями и поздравляли друг друга с успехом, словно поймали не какого-то румынского аристократа, а самого султана. Думитру не обращал на них внимания, радуясь тому, что Алсиона не понимает, что они говорят. Они ехали, останавливались, снова ехали, и Думитру старался не думать, что будет дальше, не считать, сколько миль они проехали, и сколько еще осталось. Несмотря на решимость не поддаваться отчаянию, он опасался, что следующая остановка будет последней.
Отряд остановился на ночлег у ручья. Думитру развязали руки и впервые за весь день позволили поесть и напиться. Один из бандитов при этом держал его под прицелом.
Алсионе вообще рук не связывали. Должно быть, бандиты поняли, какая из нее наездница и что она не пустится в галоп, даже если ее лошадь и способна на это. По сравнению с великолепной Изюминкой костлявая лошаденка выглядела просто смехотворно, хоть на ней и красовалось промокшее дамское седло.
Алси села на противоположной стороне костра от Думитру, так далеко, как ей позволили. Кончики волос вились вокруг ее лица, подрагивая, когда она наклонялась за едой или, вскинув голову, пристально смотрела на огонь. Всякий раз, когда Думитру смотрел на нее, его пронзала боль. Он не знал, в чем ее причина гнев, вожделение, потеря или нечто куда более сложное.
Поужинав, гайдуки бросили на землю два соломенных тюфяка для пленников Импровизированные постели находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Думитру задавался вопросом, если это шутка с их стороны, то над кем? Над ним или над его предполагаемой жертвой? Он растянулся на тюфяке без всяких комментариев, Алси же смотрела на свое ложе в бессильном разочаровании. Вожак гайдуков что-то сказал, его товарищи грубо захохотали, и один из них перевел на немецкий:
– Фрейлейн, если вы думаете, что спать в одиночестве холодно.
– Нет, – отрезала Алси.
К ее чести, она не изменилась в лице и, когда бандиты захохотали еще громче, даже не взглянула на них Она легла неестественно прямо и закуталась в одеяло. Неестественность позы объяснялась тем, что на Алси снова затянутее нелепый корсет, поскольку, как и Думитру, она снова была в собственной одежде.
Это та самая амазонка, в которой Алси приехала в Северинор, вздрогнув, сообразил Думитру, глядя ей в спину. Теперь платье едва можно было узнать. Модный шлейф грубо отрезан на уровне лодыжек, шелк весь в пятнах грязи и кажется скорее коричневым, чем серым, оторванный золотой галун жалко свисает с корсажа, под мышкой прореха, видно, Алси пыталась подтянуть вверх низко пришитые рукава. Сейчас перед Думитру была жалкая тень той безупречной женщины, которую он знал, хотя при первой встрече она и показалась ему испуганной и усталой. В тот день он не понял, как далось ей шестидневное путешествие из Оршовы, не думал о том, как тяжела оказалась поездка в Северинор для девушки с ее привычками и воспитанием, не сообразил, какой ужас кроется под маской надменности и презрения. Вопреки своему отношению к Алси и ее поступку Думитру сейчас впервые почувствовал приступ жалости.
– Тебе не нужно страдать всю ночь из-за соблюдения приличии, – помимо своей воли тихо сказал он по-английски, чтобы их не подслушали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37