Незаметно они оба уснули.
Наступил рассвет.
Наталью разбудил громкий пронзительный крик птицы. Она стояла на борту лодки, вытянув тело вперед, и издавала звуки, похожие на вой сирены. Женщина посмотрела в том направлении, куда указывала их пернатая спутница.
– Риад! – взволнованно закричала она. – Риад, просыпайся! Я вижу берег. Он совсем рядом! Мы спасены!
Риад проснулся, и они изо всех сил начали грести вместе, считая вслух каждый взмах весла и громко при этом смеясь. Вблизи берега Риад прыгнул в волу, которая доходил, ему до груди, и потащил лодку к суше, спеша, спотыкаясь и брызгаясь. Выбежал на песчаный пляж, набрал горсть песка и бросил его о воздух. Наталья кинулась к нему, они обнялись. Птица бежала за ними вслед и радостно щебетала. Стоял ранний час, никто еще не появился на берегу. Они шли по пляжу к маленькому приморскому городку.
– Мы в Италии, – сказала Наталья.
Они сели на скамейку и стали наблюдать за тем, как просыпается город. Поблизости открылось кафе, три старика в твидовых пиджаках и кепках сели за столик, стоящий на улице. Волны Средиземного моря ритмично бились о берег.
– Давай побудем здесь немного, – предложила Наталья. – Мне нравится это место. А ты так давно не ходил по твердой земле.
Риад осмотрелся. Утро стояло просто чудесное.
– Да. Поживем тут. – Он улыбнулся широкой улыбкой. Наталья так давно не видела выражения радости на его лице.
Птица вылезла из рюкзака. Женщина нежно погладила ее. И вдруг вздрогнула от удивления.
– Смотри, Риад!
У птицы выросли крылья.

В горле першит от сигаретного дыма, вентиляции почти никакой. Одежда противно прилипает к подмышкам, ноги пухнут в обуви, болит спины, затекают суставы. Некоторые слушают рассказы стоя или подтягивают колени к подбородку, чтобы способствовать кровообращению.
– Я хотел бы поехать в Италию, – говорит кто-то.
У них было предостаточно времени для того, чтобы как следует рассмотреть друг друга. Найти что-то необычное в лицах, которые еще несколько часов назад казались самыми заурядными; рассмотреть даже ногти на руке, лежащей на спинке соседнего стула, стертые подошвы туфель, стоящих на чемодане, тетину на подбородке. Один из пассажиров следит за узором на предплечье сидящей рядом с ним женщины – бросает украдкой взгляды на изгиб груди, любуется формой её губ. Ему интересно знать, что стоит за той странной историей, которую она только что рассказала. Действительно ли она придвинулась к нему в течение ночи? Есть ли некая многозначительность в обоюдных взглядах? Не намеренно ли её рука коснулась его, лежащей на ручке стула? Куда направляется эта женщина и что ей делать в Токио?
Не случается ли так в моменты, когда жизнь дает сбой, а в трубопроводе времени обнаруживается утечка, и минутки начинают непрерывно капать, образуя скрытую лужицу, что в голову человека приходят свежие мысли, и ему открывается нечто новое? Возможно, впоследствии пассажиры вспомнят эту ночь и скажут: «Вот именно тогда все и началось».

Ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного
Десятая история

Бернар Дюсолье принадлежал к малопонятному виду живых существ, которых называют детьми, оставленными эльфами взамен похищенных.
Как все подмененные, ставшие людьми, он в любых отношениях ничем не отличался от других детей, войдя в мир в образе единственного ребенка доктора Дюсолье и его жены, мадемуазель Этьен. Все у мальчика было на месте. Он кротко подрастал в их старом и каком-то безрадостном доме в Нюэли и, когда родители изредка брали его с собой в парк, бегал, кричал и смеялся, как все остальные дети.
Мадемуазель Дюсолье умерла, когда Бернар был еще очень юн, а её муж, один из ведущих иммунологов Франции, посвятил всю свою оставшуюся жизнь научным исследованиям в клинике Сен-Луи. Как и большинство подмененных детей, Бернар добивался отличных результатов в учебе и всегда шел в первых рядах по всем предметам сначала в школе, а потом и в Политехническом колледже. Пожилой и занятый делами отец проявлял мало интереса к достижениям сына. После его смерти Бернар не мог сказать, думал ли он о нем за всю жизнь более пяти минут кряду.

Парижане традиционно с негодованием относятся к подмененным. Нетрудно понять, почему это происходит. Подмененные являются, по сути, бессмертными существами, лишь принимающими человеческое обличье; ясно, что люди завидуют и не доверяют им. К тому же те подмененные, о которых становится известно широкой общественности – безусловно, они составляют ничтожное меньшинство, – процветают и обладают большими денежными средствами, что заставляет людей думать, будто они пользуются недозволенными привилегиями, и даже наводит некоторых на мысль о заговорах, которые плетутся в самых высших эшелонах власти.
Истина, конечно, гораздо сложнее. Вне публичных дискуссий постоянно остается тот факт, что подмененные, пребывая в человеческом обличье, являются смертными, как и все люди. Возраст и болезни делают их слабыми; порой им становится трудно собраться с силами и покинуть бренную оболочку, чтобы вернуться к бестелесному существованию (вот почему они никогда не остаются в облике людей после пятидесяти лет). А если им случается умереть в человеческом обличье, тогда – полный конец. Добавьте к этому то обстоятельство, что подмененные, если только устанавливается их подлинная сущность, согласно французским законам, не имеют никаких прав и могут подвергнуться нападениям со стороны населения, которое питает к ним ненависть (в настоящее время избиение и даже убийство подмененного не является преступлением). Теперь нам ясно, почему они так обеспокоены своим здоровьем и безопасностью – а также благосостоянием, которое помогает решать эти вопросы.
Разумеется, благодаря успеху, коим они пользуются во французском обществе, контактам с людьми, а также таинственному появлению в, мире и уходу из него, подмененным трудно оставаться полностью незамеченными и нераскрытыми. Никто в Париже еще не забыл фурор, последовавший за разоблачением а газете «Ля нувель обсерватер» Клода Требюши – динамичного консервативного политика, назначенного министром иностранных дел в возрасте всего лишь тридцати одного года. Он оказался из подмененных. Сам Требюши бесследно исчез (читатели, безусловно, помнят душещипательные сюжеты, запечатлевшие его заплаканную безутешную жену, несколько недель не сходившие с телеэкранов страны), однако это не удержало его коллег-политиков от драки между собой во время дебатов по поводу конституционных прав подмененных во Франции. Дебаты, как всем известно, вскоре прекратились: политики, граждане страны и СМИ пришли к выводу, что принципы свободы, братства и равенства не могут распространяться на существ, не принадлежащих не только стране, но и человеческому роду вообще. Людей поощряли к тому, чтобы они подвергали допросам всех, с кем знакомы менее пяти лет. Тогда было выявлено немало подмененных, занимающих высокие посты в промышленности, юриспруденции и политике. Как и ожидалось, все они последовали примеру Требюши и исчезли, не оставив никаких следов и не дав негодующей широкой общественности возможности воздать им по заслугам. Однако раздавались голоса, протестующие против «охоты на ведьм», исходившие из сообщества супругов, любовников и друзей подмененных. Они утверждали, что «немыслимая ненависть» общества основывается на фундаментальной философской ошибке. По их словам, подмененные являлись в большей степени людьми, чем все остальные. Ибо в их случае человечность приобретается дорогой ценой, а не даруется по праву рождения. Для них она не простое биологическое наименование, а нечто, завоеванное огромным волевым усилием.

Бернар начал свою карьеру, занимаясь инвестированием сначала в Национальном французском банке, а потом в банке «Голдман Сакс». Он заработал кучу денег и переехал в тихий район города, где чувствовал себя в безопасности. Знакомый доктор из числа подмененных сделал его человеческому телу прививки от всевозможных болезней. Бернара продолжали преследовать страхи: он боялся, что его могут ранить. Но прелести жизни манили молодого человека, и он преодолевал свои фобии.
Однажды во время поездки на работу в переполненном вагоне метро Бернара очаровал вид женской ручки, державшейся за поручень прямо перед его носом, хотя владелицу он не мог видеть. «Я женюсь на женщине, которой принадлежит такая рука», – подумал он и бросился за незнакомкой, когда та вышла из поезда.
Владелицей руки оказалась прекрасная Клэр Грандами, о чьей галерее «О» в районе Марэ тогда говорил весь Париж. В тот день галерея была закрыта, а у Бернара был выходной. Они съели по мороженому на острове Сен-Луи. Клэр сообщила ему, что в юные годы страдала от тяжелой болезни, вследствие которой не может иметь детей. Бернар сказал, что это не важно, и предложил ей руку и сердце в тот же вечер. Она согласилась.
Молодые поселились в большой элегантной квартире и зажили очень счастливо. Вот только Бернар не мог заставить себя признаться в своей тайне, что крайне мучило его. «Ведь я же не настоящий человек и не способен до конца насладиться нашим счастьем». Как и все существа подобного рода, вступающие в близкие отношения с людьми, он ежедневно сталкивался с очевидной дилеммой: как признаваться близкому человеку в любви, понимая, что у них нет будущего?
Случилось так, что Бернар избавился от размышлений на темы морали. Как-то вечером, когда Клэр участвовала в открытии очередной выставки, он пригласил на чай знакомого из числа подмененных.
– Я не смогу стареть вместе с ней, – вздыхал он. – Клэр нужен другой человек. Ох, зря я женился на ней. Без меня она обрела бы настоящее счастье в жизни.
Даниэль придерживался тех взглядов, что подмененные не должны вступать ни в какие связи с людьми, и полагал, что Бернар совершил большую ошибку, женившись на смертной. Винить же в этом Бернар должен лишь самого себя. Он отказался продолжать дискуссию на подобную тему и вскоре ушел, оставив друга мучиться в одиночестве. Бернар проводил гостя, а когда вернулся, увидел в комнате Клэр. Она дрожала.
– Так ты подмененный, – сказала она.
Бернар замер на пороге, все перед его глазами пошло кругом.
– Как прошло открытие? Ты ходила…
– Наверное, ты единственный человек во всем Париже, который не знает о случившемся. На площади Бастилии взорвалась мощная бомба. Все улицы оцеплены полицией. Мы не смогли пройти к галерее. Я очень испугалась и вернулась домой.
Бернар пристально смотрел на нее. Клэр продолжала:
– Я стояла за дверью и слышала, о чем вы разговаривали.
– Дорогая… пожалуйста, не подумай…
– Ты должен немедленно уйти из дома. И не пытайся найти меня.
– Но я люблю тебя!
– Выходя замуж, я рассчитывала на то, что ты навсегда останешься со мной. – Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Когда-нибудь я стану старухой, а потом умру, но ты не понимаешь этого. Возможно, ты и не захочешь ждать так долго. Какая же это любовь? Теперь я знаю, что мы не можем жить вместе. Я полагала, что ты полностью принадлежишь мне, однако я владела лишь небольшой частью тебя.
Клэр подошла к двери и широко распахнула ее.
– Пожалуйста, уходи сейчас же. Слова ничего не изменят. Мы с тобой разные существа. Не стоит терять время попусту.
– Прошу тебя, Клэр…
– Уходи!
Вздохнув, Бернар покинул дом.

На улице шел сильный дождь. То тут, то там тревожно сигналили автомобилисты, сбитые с толку внезапным ливнем. Как и говорила Клэр, по улицам шныряли толпы полицейских. Бернар медленно пошел в сторону площади Бастилии, где огромные прожекторы освещали место спасательных работ. Пожарные машины и кареты «скорой помощи» проносились сквозь плотную сетку дождя, освещая мглу яркими вспышками. У заграждения собралась большая толпа народа. В окнах близлежащих домов были выбиты стекла, три машины отбросило взрывной волной прямо на стеклянные двери здания Оперы.
Бернар подошел к воронке. Она находилась прямо возле станции метро. Вода стекала в нее по каменной кладке улицы Третьей Республики. Из глубины поднимался адский пар.
Бернар окинул взглядом ряды тел, лежащих на площади, и вздрогнул. «Наверное, пришло время покинуть этот мир. Прямо сейчас».

Он бродил по ночному городу, пытаясь осмыслить свое положение. Жизнь, которую Бернар вел до этого момента, определенно кончилась. Вряд ли Клэр сообщит о нем властям, однако подобные новости распространяются очень быстро: в газетах постоянно появлялись скандальные репортажи о подмененных. На работу ходить больше не имеет смысла. Бернар остановился возле банка «Лионский кредит» и снял все имеющиеся на счету деньги.
Лишь одно утешало Бернара – полиция не станет искать его. Бытовало распространенное мнение, что подмененные после разоблачения сразу же исчезают. И все же, несмотря ни на что, ему не хотелось немедленно покидать мир людей.
Так незаметно Бернар дошел до пустынного Монпарнаса. Постоял под навесом закрытого киоска, глядя на многочисленные фотографии красивых, здоровых людей.
В свете уличных фонарей показалась фигура старика, с трудом пересекающего площадь с тяжелым рюкзаком за плечами. Он промок насквозь. «Почему он не хочет укрыться от дождя? – подумал Бернар. – Ему, должно быть, лет семьдесят. Старики не должны выходить на улицу в такую погоду».
В этот миг у старика подкосились ноги, и он с криком упал на землю. Бернар бросился к нему. Старик сильно ударился головой, из нее текла кровь. Бернар вынул носовой платок и прижал его к ране, положив голову бедняги на свое колено. Темная кровь хлынула сквозь пальцы и залила руку. Старик начал бредить. Он стонал, вертел головой и напевал какие-то отрывки из песен на французском, арабском и других языках. Бернар успокаивал его и задавал вопросы: «Меня зовут Бернар, а вас как?» Он поудобней пристроил пострадавшего на мокром асфальте, прижимая платок к окровавленной голове. Постепенно человек пришел в себя и открыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50