Гораздо более характерными типами эскимосов по этническим чертам и темпераменту были Каунгуак и его жена Нивикингуак, которые должны были присоединиться к нам в Сьорапалуке, поселке, отстоявшем в двух днях пути к западу от Канака. При посредстве Орлы Саннборга мы договорились, что четверо этих эскимосов будут сопровождать нас до фьорда Александры на западной стороне пролива Смит; они должны быть нашими проводниками и охотниками и на своих нартах везти часть нашего продовольствия. Мы обязались заплатить Питеру и Каунгуаку по 90 долларов каждому – сумму отнюдь не чрезмерно высокую, даже если принять во внимание, что они все равно собирались пересечь пролив Смит для предстоящей сезонной охоты на белых медведей.
Первоначально мы намеревались отправиться из Канака 8 февраля – за десять дней до появления солнца на этой широте; однако нам пришлось на несколько недель отложить выход в путь, чтобы заснять на кинопленку ритуальные танцы и праздничное веселье, которыми, по нашим предположениям, должно было быть ознаменовано окончание полярной ночи. Но нас ждало разочарование. Эскимосы не особенно веселились, когда за четыре месяца солнце впервые показалось над южным горизонтом, и, насколько нам было известно, ни один эскимос не лег спать в этот день позже обычного.
А в 2 часа дня 25 февраля мы всерьез принялись за разборку своей хижины, и меньше чем через два часа она бесформенной грудой лежала на земле. При разборке хижины и уборке мусора у нас не было недостатка в помощниках, немало оказалось и просто зрителей; однако в 7 часов вечера все эскимосы разошлись и упрятались в свои маленькие деревянные хижины.
Но на следующий день рано утром они снова явились, боясь упустить случай посмотреть на этих трех «краслунов» (то есть людей с юга, стоящих ниже, чем «иноуиты» – настоящие люди, эскимосы), одетых по-эскимосски в штаны из меха белого медведя, в камики и в огромные парки из шкур северного оленя. Стараясь всячески не привлекать к себе внимания, мы с двумя своими нартами, на которых было по 900 фунтов груза, вышли на морской лед. У нас были с собой фотографические аппараты, магнитофоны, радиопередатчики, корм для собак, продовольствие для людей, большое количество топлива, так как во время перехода до острова Элсмира нам доведется испытать температуры значительно ниже минус 45° С. Мы тащили с собой лагерное оборудование и такой разнообразный ассортимент одежды, что можно было не страшиться любых климатических условий, какие могли встретиться к северу от тропика Рака. Едва ли столько груза мы тащили когда-нибудь раньше, отправляясь в санные путешествия. К тому же значительное количество нашего имущества тащила великолепная собачья упряжка Питера Пири.
Но у нас почти не было другого выхода. Лежавший перед нами путь в 1500 миль был длинным на любой взгляд, а на пути нам встретятся только два населенных пункта, где мы сможем пополнить запасы продовольствия из заранее подготовленных складов. Да, груз небывалый. Если бы нам пришлось возвращаться с этим грузом с полдороги, это было бы позором и мы испытали бы финансовые затруднения, слишком неприятные, чтобы даже подумать о них.
Мы почувствовали небывалое облегчение, когда начали наконец наш поход. Теперь наши нарты двигались к западу, и только что прожитая зима казалась нам каким-то беспокойным сном, пантомимой колоритных фигур, действовавших в обстановке слишком нелепой, чтобы принимать ее всерьез. Прошло несколько часов, прежде чем я ощутил холод и почувствовал себя очень неуютно. Скрип нарт был столь убаюкивающим, а поверхность морского льда такой ровной, что я погрузился в сны наяву, от которых очнулся, лишь когда передние нарты свернули к берегу и остановились.
Ночь мы провели в маленькой хижине для путешественников и на следующее утро двинулись в Сьорапалук. Путь был легкий, погода не слишком ветреная. Когда мы добрались до поселка, то были очень голодны, но нас там не накормили. Все отнеслись к нам довольно дружелюбно, но и на следующее утро нам не предложили поесть. Проснулся я рано от голода. Однако хозяева и сами целый день ничего не ели, и, когда наконец наступил вечер, они подогрели кусок тюленьего мяса, которого едва хватило бы, чтобы насытить одного здорового взрослого человека, не говоря уже о том, чтобы накормить полную хижину эскимосов и вдобавок трех прожорливых европейцев.
Первый день в Сьорапалуке мы посвятили проверке нашего снаряжения и распределению его на трое нарт. Даже за время короткого перехода от Канака стало очевидно, что наши нарты довольно узки, неудобны для перевозки таких громоздких грузов, и я решил купить третьи, эскимосские нарты и переложить часть груза на них. Из Канака мы вышли с двадцатью двумя собаками; я купил еще трех, заплатив за каждую по пятнадцать долларов.
Утром 1 марта Роджер, Питер и Имангуак вышли раньше Аллана и меня: мы условились, что встретимся дальше на побережье в крошечном поселке из трех хижин, носившем название Неки. Аллан и я снимали эскимосов двумя кинокамерами, когда они готовились в путь. После их отправки мы занимались приведением в порядок третьих нарт. Я уже трижды видел пьяных эскимосов – 1 декабря, 1 января и 1 февраля. По установленной системе нормирования, жителям округа Туле (включая датскую администрацию и британские экспедиции) полагается на человека одна бутылка крепких спиртных напитков или две бутылки вина, или двадцать маленьких бутылок пива в месяц.
В полдень я шел по поселку со старым охотником Инутасуаком, в юности путешествовавшим с Эдвардом Шеклтоном. Он спешил, тонкий луч света от его электрического фонарика ни на мгновение не дрогнул. Старик ни разу не поднял глаз. Он был возмущен своими пьяными односельчанами и стыдился того, что я был свидетелем слабости «иноуитов» (настоящих людей). «Выпивка и эскимосы – нехорошо, нехорошо, нехорошо», – твердил он. Когда-то Инутасуак восхищался решительностью Эдварда Шеклтона и получал огромное удовольствие от общения с ним. В маленькой хижине, стоявшей в стороне от поселка и так занесенной снегом, что я, споткнувшись, очутился в ведущем к двери туннеле, прежде чем сообразил, где мы находимся, он показал мне свои драгоценные реликвии: экземпляр книги «Юг» с автографом, в которой описана экспедиция Эрнеста Шеклтона на «Индьюренсе», и множество фотографий, снятых во время путешествий Инутасуака с сыном Шеклтона.
Инутасуак рассказал мне также о проходе Свердрупа, а его схематические карты подтвердили сообщение Кука относительно длинного пологого подъема от вершины залива Флаглер по замерзшему руслу реки. Он сказал, что, после того как я миную водораздел, мне придется сделать крюк к северу, так как ледник преграждает речную долину, спускающуюся к заливу Айрен. Об этом же леднике упоминают и Свердруп, и Кук, но ни один из эскимосов, виденных нами в Канаке, почему-то ничего не говорил о нем.
На следующий день мы пустились в путь поздно; Каунгуак и его жена Нивикингуак вышли первыми, за ними следовали Томас и Макток Кивиок и двоюродный брат Питера Пири. Аллан и я, каждый с нартами, двигались последними – всего было шесть нарт, и через четверть часа все удалились за пределы видимости, а мы с Алленом одни едва ползли. Три эскимоса, присоединившиеся к нам, также собирались пересечь залив Смит для охоты на белых медведей. К наступлению ночи мы удалились всего лишь на 4 мили от поселка Неки. Здесь лед был толщиной несколько дюймов и такой черный, как будто бы он образовался на море чернил. Нарты скользили по нему без малейшей тряски. Пройдя 2 мили от Неки, мы заметили впереди свет электрических фонариков наших эскимосских друзей. Если бы не этот свет, мы, вероятно, двигались бы наугад вдоль берега, пока буквально не наткнулись бы на них. Это были памятный переход и приятная встреча, когда мы наконец добрались до неровного льда на берегу, где теперь сидели на привязи шесть собачьих упряжек, а восемь закутанных в меха фигур резали для них моржовое мясо. На следующее утро, впервые после того как мы шесть дней тому назад покинули Канак, наша партия выступила в путь в полном составе: с нами были еще три дорожных спутника – всего восемь нарт. Через первый залив перебрались быстро, но у следующего мыса лед был недостаточно крепким, чтобы выдержать наш груз, а дальше была видна открытая вода. У нас не оставалось другого выхода, как перебраться через всторошенный лед и затем подняться к подножию прибрежных холмов. Путь был нелегкий, так как покрытый снегом уступ имел наклон в сторону моря и нарты все время кренились на бок. Несколько раз они опрокидывались или ломались, ударяясь о валуны, а в одном месте ширина уступа составляла лишь два фута и шесть дюймов. Трудно было пройти здесь с эскимосскими нартами шириной три фута. По одну сторону уступа нависала высокая скала, по другую – тянулся двадцатифутовый скат к морю, которое обдавало холодными брызгами, перелетавшими через ледяной барьер.
Именно при таких обстоятельствах проявляются выдающиеся качества эскимосов. Техника преодоления препятствий была достаточно проста, и, если бы эскимосов не было с нами, мы справились бы с ними точно таким же способом. Но эскимосы все же отличались от нас в подходе к внезапно возникшей перед нами проблеме: они решали ее с маху. Они, как видно, были довольны одной из операций, которая состояла в том, что мы поочередно перевязывали нарты веревками, а затем почти с полным грузом тащили их сами по опасному уступу. В ближайшие несколько недель нам предстояло многому научиться у эскимосов, и это пригодилось не только в тренировочном походе, но и в более трудном и продолжительном путешествии через Северный Ледовитый океан. Некоторые из их уроков сводились к незначительным техническим советам; гораздо большую роль сыграло то впечатление, какое они в целом произвели на нас в пути. В противоположность большинству европейцев они не считают природу Арктики враждебной – скорее, для них это та среда, в которой проходят их жизненные испытания. Эскимосы прекрасно приспособлены к Арктике, и, действуя в этих суровых условиях, они почти никогда не проявляют излишней торопливости.
Тяжелый санный путь по уступу делал свое дело: время от времени наши нарты, ударяясь о валуны, опрокидывались и ломались, а стефансоновские нарты разбились так, что их нельзя было починить. Сильно пострадали и наши эскимосские нарты. Пришлось вернуться в Сьорапалук, чтобы их заменить. Аллан и я помчались назад за двумя новыми нартами и пятью собаками, а затем вернулись по своим следам вдоль берега, проделав добавочную сотню миль.
Каунгуак и Нивикингуак ожидали нашего возвращения, между тем как остальные спутники продолжали путь на север вдоль берега. Только через четыре дня мы догнали их в покинутом эскимосском поселке Эта. Большую часть пути до Эта мы проделали по суше, так как у берегов тянулась полоса открытой воды. Путешествие было очень тяжелым. В некоторых случаях нам приходилось впрягать всех наших собак в одни нарты, чтобы поочередно тащить их вверх по ледопадам и через участки голых скал. Много раз спуски, которые мы делали в кромешной тьме, заставляли нас содрогаться от ужаса, но техника нартовождения, заимствованная нами у эскимосов, оказалась, как впоследствии выяснилось, бесценной.
Из Эта наша воссоединившаяся партия двинулась к северу вдоль гренландского берега, примерно до 78°34 с. ш., где мы обнаружили ледяной мост, простиравшийся на целых 35 миль через пролив Смит. Ледяной мост представлял собой узкий замерзший оазис среди водной пустыни, имевший в наиболее широкой части около 4 миль в ширину. Это было самое хаотическое нагромождение плавучего льда, какое я когда-либо видел. К счастью, однако, по его южному краю тянулась полоса гладкого льда, которая местами не превышала в ширину нескольких сот ярдов; по ней шел хороший гладкий санный путь через пролив в Канаду. За последние двадцать лет только один раз лед в этом проливе не сохранился в течение февраля, марта и апреля. Каждый год, кроме одного, полярные эскимосы округа Туле пользовались этим ледяным мостом, который вел к их охотничьим местам на восточном берегу острова Элсмира. Эта дорога стала настолько обычной, что канадская конная полиция устроила пост у фьорда Александры, чтобы перехватывать гренландских эскимосов на пути через пролив и выдворять их обратно в Гренландию, так как канадская полиция считала, что белые медведи, разгуливающие вдоль восточных берегов острова Элсмира, предназначены только для канадских эскимосов, хотя и состоявших в родстве с эскимосами из Туле. Наши спутники, видимо, очень боялись канадской конной полиции и, рассказывая о встречах с нею, впадали в чудовищные преувеличения. Вообразите их восторг, когда на гренландской стороне ледяного моста, в морозный совершенно безветренный день мы увидели на фоне голубовато-серых облаков три смутные искаженные желтые фигуры, маячившие на горизонте и медленно двигавшиеся к югу нам наперерез. Прошептав несколько слов друг другу, наши спутники поспешно разгрузили свои пять нарт и, покинув нас, бросились в погоню за медведями. Это были первые белые медведи, которых я увидел в диком, свободном состоянии. В ближайшие годы нам пришлось видеть их в гораздо большем количестве и на более близком расстоянии. Со временем дело дошло до того, что мы стали опасаться их. Но в этот день в проливе Смит белые медведи, двигавшиеся вперевалку у самого горизонта, показались нам такими великолепными, что их можно было счесть лишь за воплощение каких-то божеств.
Днем 18 марта мы добрались до ныне заброшенного поста канадской конной полиции у фьорда Александры. От Канака мы прошли уже около 250 миль, и трое из наших эскимосских друзей покинули нас. Пири и Каунгуак опять уговаривали нас изменить наши планы и не идти через остров Элсмира проходом Свердрупа, представлявшим собой русло реки, по которому Кук без труда прошел от вершины залива Флаглер на противоположную сторону острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31