– Здесь у нас лифт, – сказал он, открывая дверцу, за которой было темно, – Можно быстро подняться на вершину, особенно в случае… – Леонид вынул ключ из двери и держал его в руках, – в случае аварии.
Перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнулась. Через секунду послышался звук поднимающегося лифта.
Я осталась совершенно одна.

XXIX. Необычное дежурство

Мертвую тишину диспетчерской нарушало лишь размеренное слабое тиканье механизмов. Я огляделась. Позади стояла удобная кушетка с кожаной подушкой. Рядом столик. На нем поднос, графин с водой и два чистых стакана.
Мне очень понравилось, что здесь предусмотрены все удобства для дежурного. Стало хорошо и приятно. Старательно рассмотрела показания приборов. Почти все стрелки дрожали рядом с нулем, отклоняясь иногда чуть вправо. Некоторые совершенно застыли на нуле и не двигались. Тогда я принялась записывать в тетрадь мою первую диспетчерскую вахту.
Стряхивая перо, я измазала палец в чернилах и решила, что надо вымыть руки. Да, пожалуй, и вообще хорошо бы умыться. Холодная вода освежает и прогоняет сон.
Быстро вошла я в комнату с умывальником и была обрадована, найдя душистое мыло и чистое полотенце… Чудесно!
Только что успела снова усесться за стол, как гудок заставил снять телефонную трубку.
– Слушаю.
Голос Леонида отчетливо проговорил:
– Дежурный диспетчер? Как дела?
– Прекрасно, Леонид Михайлович…
– Ничего прекрасного пока не вижу, товарищ дежурный… Вы что там за иллюминацию устроили? Сейчас же извольте выключить свет во всем помещении. Оставьте лишь лампу на столе. Выключатели у вас слева… Ну?
– Выключила, Леонид Михайлович, – сконфуженно ответила я, выполнив приказание.
– Так вам будет удобнее. Кстати, если к утру не пришлю Симона, то с шести можете вздремнуть… – Помолчав, Леонид добавил: – Но до шести часов извольте, как часовой на часах…
В голосе Леонида послышалась легкая усмешка. Я сама улыбнулась его не очень тонкому каламбуру.
Дежурство оказалось скучным и однообразным. Уже через час я привыкла к голубоватому мерцанию шаровых молний. Волшебное зрелище этих таинственных излучений в зале стало казаться мне ничем не примечательным.
Почти равнодушно посматривала я изредка в зал через толстое огромное стекло перед собою. Главное, надо было следить за циферблатами счетчиков. Так же скоро привыкла я и к дрожанию двадцати четырех стрелок. Они, по-видимому, не имели никакого намерения двигаться влево.
Пошарив в ящиках стола, я нашла несколько бисквитов и принялась грызть их.
Стрелка на одном из циферблатов так стремительно скакнула влево от нуля, что сначала я и не осознала этого. Стрелка застыла на девятом делении. Потом закачалась, как бы раздумывая, куда ей деваться, и вдруг мгновенно описала полный круг, подскочила справа к нулю и застыла.
Я поспешила сделать записи в тетради. Но мне показалось этого мало. Мелькнула тревожная мысль:
«Неужели полная утечка?.. Не лучше ли сообщить Леониду?»
Оказалось, что мы с ним взялись за телефонные трубки сразу оба и заговорили тоже сразу:
– Как дела, дежурный?
– Полная утечка из тринадцатого гольдера.
– Не тревожьтесь. Записывайте, выполняя указания.
Я бросила трубку, потому что стрелки еще на двух циферблатах стали вести себя безобразно. Они двигались влево, а потом перебегали через весь циферблат к нулю.
Я еле-еле успевала записывать. Шел третий час. Пальцы и голова моя устали от напряжения.
А потом вообще записывать в тетрадь стало невозможно. Стрелки словно взбесились. Они метались из стороны в сторону.
Мне захотелось доложить об этом наверх. Взяла трубку и стала трясти рычаг. Никто не отзывался. Решила, что никого в кабинете нет и, следовательно, до утра звонить бесполезно. Стрелки, как мертвые, торчали на нулях. Поинтересовалась, что в зале. Выключила свет в диспетчерской. Взглянула в окно гольдера. Ожидала увидеть голубое сияние молний. Но там была полная темнота.
Нащупала случайно какой-то рычажок и повернула. Вздрогнула: передо мной на оконном стекле, как на экране кино, показались лица Грохотова и какой-то женщины, не похожей на Олю.
Я остолбенела. И сейчас же где-то под потолком послышался резкий голос Леонида:
– Не включайте телевизор! Мешаете нам!
Лица на экране исчезли.
Шел пятый час.
Вскоре, к моему удивлению, стрелки некоторых циферблатов начали медленно двигаться направо.
Мне захотелось доложить об этом. Взяла трубку и тщетно звала Леонида. Никто не отзывался. Выждала пять минут. Опять попыталась связаться. Но опять никто не ответил. Значит, наверху, в кабинете, нет никого.
Нетерпеливо поглядывала я на часы. Вот придет Симон, и можно будет подышать свежим воздухом.
Без пяти шесть. Показалось, что кто-то идет от лестницы по залу. Торопливо передвинула я рычаг освещения на столе слева. Но за стеклянным окном в зале было по-прежнему темно, и лишь из некоторых гольдеров начинало лучиться нежное голубоватое сияние.
Вскочив со стула, я прильнула к стеклу, но никого не увидела. Подбежала к двери в зал, но она оказалась запертой. Повернулась к запасному выходу и вспомнила, что ключ Леонид взял с собою.
Схватила трубку.
– Леонид Михайлович! – кричала я.
И вдруг меня поразила мысль, простая и ужасная: «Заперта нарочно…»

XXX. Утро

Как очутилась я на кушетке, не помню. Очень хотелось плакать, но слезы куда-то пропали, и глаза мои были сухи. По-новому отчетливо стала я воспринимать окружающее. Часы на столе показались самым обыкновенным плохоньким будильником. Перспектива за окном выглядела уродливой. Голубые цилиндры искривились. Силуэты столов вдали приняли странные очертания. Сделалось страшно, как никогда в жизни. Хотелось оттолкнуть от себя этот кошмар. Протянула вперед руки, защищаясь. И вдруг то, что я видела, закачалось и запрыгало передо мною.
Я засмеялась, и раскатистые звуки смеха в этом изоляторе вернули меня к действительности.
Какая глупая!.. Сидела на кушетке и, оказывается, в упор смотрела на графин с водой. В нем все предметы, отражаясь, представлялись мне искаженными. А когда толкнула столик, то вода в графине закачалась и…
Показалось, что звонит телефон. Быстро подняла трубку и поднесла к уху:
– Алло!
В трубке щелкнуло, и снова наступило молчание – то характерное молчание, когда в аппарате нет тока.
Я опустила голову на стол и застыла. Сколько так просидела – не знаю. Помню, одна мысль сверлила меня:
«Наверху авария. Может быть, шаровые, вырвавшись на свободу, разрушили все… И Леонид с Симоном погибли…»
«Какая ты дура, Татьяна, – думала я о себе. -Почему сразу не рассказала все, что произошло с тобой?» Вероятно, вдали хлопнула дверь. Я еле приподняла усталую голову и увидела…
По ярко освещенному залу, прямо от лестницы, сюда, к диспетчерской, шел Леонид. Но я не поднялась со стула. Я была зла, как черт.
«Все расскажу, только не этому человеку, – подумала я почему-то. – Лишь бы мне выбраться из этого проклятого помещения…» Взяла ручку, начала выводить в тетради, предварительно посмотрев на часы.
«7 часов 38 минут. Телефон без тока. Освещение в зале стало работать. Вошел товарищ Леон…» Не успела записать. Сам Леонид стоял рядом теперь и заглядывал через мое плечо в тетрадку.
– Дописывайте: «Вошел и сказал, что дежурство закончено». Устали?
– Наоборот, готова просидеть здесь еще несколько суток, – смягчая сухость тона, ответила я и постаралась изобразить подобие любезной улыбки.
– В этом нет необходимости, – почти весело сказал Леонид. – Встряхнитесь – и скорей на воздух. Тут такая жара… Разве казалось холодно? Испортился вентилятор?
– Было испорчено освещение…
Леонид взглянул на выключатели.
– Вы, по-видимому, больше интересовались электроотоплением? Смотрите…
Мне оставалось только хлопать глазами. Действительно, я орудовала на столе не теми выключателями, какими нужно. Снова в уме я назвала себя дурой и выругала за невнимательность: «Какая ты никудышная девчонка!» Леонид что-то оживленно объяснял мне. Но я плохо понимала его. Мне было все равно, что вчерашние шаровые куда-то умчались из гольдеров и что теперь стеколевые цилиндры заряжаются снова. И никакой аварии наверху не произошло.
Самое главное – он жив!
Я стеснялась смотреть на него и задавать вопросы. Только бы он не заметил, что у меня пылают щеки. И совсем не от жары.
Но он не заметил.
Отпер дверцу, предложил:
– Прошу…
Лифт начал поднимать нас.

XXXI. «Эпсилон-4»

И вот мы вышли на террасу. Передо мною раскрылась незабываемая, освещенная солнцем картина. Слева величественно поднималась могучая вершина Чип-Тау. Прямо, как башни громадного города, возвышались острые, стройные пики Киндар-горы. А справа сиял ледниками угрюмый Ор-Баш. Внизу, на площадке, кипела работа. По дорогам непрестанно шли мощные тягачи с прицепами. Большие краны на автоплатформах поднимали готовые железобетонные блоки и складывали из них дома. Белые стены возвышались на склоне к югу.
– Главное здание, где мы сейчас с вами, вполне готово и оборудовано, – пояснил Леонид. – А там достраивают жилые дома для персонала станции…
Еще ниже, в долине, увидела я, как бесконечной лентой по шоссе движутся грузовики.
– А вон где, смотрите, наша старая станция, – мягко вымолвил Леонид. – Глядите в просвет между двух массивов. Возьмите бинокль… Не туда. Чуть левее. Там, где сосны…
Совсем ясно увидела я в бинокль: на скамейке под антенной сидит Лука, покуривает трубку. У ног его нежится на солнце лохматый Катод. Незнакомые люди стояли около домиков. Может быть, тоже искали в бинокль нашу новую станцию.
Кажется, Леонид хотел показать мне устройство станции, но я так непритворно зевнула от усталости, что он спохватился.
– Какой я неисправимый эгоист! – воскликнул он.– Ведь вам же нужен отдых. Великодушно простите…
И я отдыхала. После завтрака заперлась в предоставленной мне комнате. Растянувшись на походной узкой кровати, с непонятным для меня волнением думала, почему Леонид не интересуется моим дежурством. Пришла мысль, которую я постаралась отогнать:
«Дежурить тебе совсем было и не надо. Просто ты была удалена, как ненужный свидетель».
Чтоб отвязаться от этого назойливого впечатления, стала повторять в уме:
«Отдыхать… Спать… Отдыхать…»
И не заметила, как крепко заснула.

* * *

Разбудил меня Симон. Постучался. Когда вошел, показался уставшим и осунувшимся. Но говорил он бодро и ласково:
– Мы с Леонидом ждем вас. Решили разбудить.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Но мы хотели бы еще до темноты показать вам интересную вещь.
Я умела уже не надоедать расспросами и покорно пошла за Симоном.
Такой лаборатории я еще не видывала. Кроме знакомой уже мне аппаратуры, здесь были еще какие-то приборы, о назначении которых я могла только догадываться.
Я узнала телевизор. Рядом с ним было расположено еще какое-то сложное радиоустройство, очень мощное, судя по внешнему виду.
Леонид протянул мне руки навстречу. После обычных вопросов, как отдохнула, он сказал:
– Симон настаивает, чтобы мы показали вам то, над чем работали здесь сегодня ночью в то время, когда вы дежурили в диспетчерской.
Мне хотелось спросить, почему Симон, а не он, Леонид, додумался до такой простой вещи? Но в тот миг я снова почувствовала себя улиткой и только вопросительно посмотрела на обоих товарищей.
– Мы с Симоном пробовали, как происходит разрядка энергии из гольдеров, – пояснил Леонид. – Вы помните разговор о предложении Симона, как лучше ионизировать воздушную трассу для молний?
– Да, – коротко ответила я.
– Симон предложил направленный ультракоротковолновый радиолуч.
Это не вызвало во мне никаких особенно знакомых ассоциаций, но я постаралась сделать вид, что страшно заинтересована.
– Попробуем еще раз, – кивнул Леонид Симону. – Но направим энергию на объект… Да, на тот самый.
Симон сел за аппарат.
– Пока Симон готовится, посмотрите в стереотрубу, – предложил мне Леонид.
Приложив глаз к окулярам, я увидела величественный ледник Ор-Баш и посредине снежного ската темно-серую скалу.
– Луч, которым мы пользуемся, имеет некоторые особенности и преимущества, – говорил между тем Леонид. – Радисты называют его «Эпсилон-4». Сейчас Симон проверит, правильно ли работает «Эпсилон-4». Мы попробуем дать крошечную порцию энергии на скалу, которую вы видите.
Послышался голос Симона:
– У меня готово!
Мне показалось, что невидимая когтистая лапа начала царапать гранитную поверхность скалы.
– «Эпсилон-4» работает, – услышала я голос Симона. – Трасса готова. Даю чуточку…
Я ждала увидеть полет шаровой молнии. Но ничего подобного не увидала. Просто в скале стало просверливаться небольшое, но хорошо заметное отверстие. А снег вокруг начал исчезать.
– Ледник тает! – крикнула я.
– Зачем кричать? – отозвался Симон. – Ясно, если стало теплей, тает! Холодней – замерзает…
– А хорошенькое отверстие получилось, – заметил Леонид, глядя в стереотрубу. Он даже не попросил уступить ему окуляры, а просто наклонился и головой своей отодвинул мою.
На мгновенье я почувствовала мягкость его волос на моем виске.
Помню, вечером в тот день я вышла на террасу, прислонилась к мраморной колонне и любовалась ущербной луной, разливавшей вокруг свое чарующее сияние.
Из двери на террасу, мягко ступая, вышел Леонид. Он не заметил меня. Подошел к другому пролету террасы и так стоял, задумавшись.
При отсвете луны я отлично видела его лицо. На нем было выражение спокойствия и непоколебимой воли. И еще что-то светлое, одухотворенное… Так, по-моему, бывает у людей, которые работают и думают только радостно, думают не только о себе, но о всей стране, о всем народе, для которого они трудятся. И вот они уже накануне достижения своей цели, того дела, которому посвятили свою жизнь. Завтра наступит день окончательного торжества и заслуженной славы.
Ничем, никогда, ни одним неосторожным движением, ни лишним словом нельзя мешать человеку, когда он, вот так же, как Леонид, думает молча, думает о лучшем, о будущем…
Мне не хотелось уходить, хотя я и продрогла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20