Я проснулась. Стрелка на светящихся часах показывала полночь. Мне послышалось, что голос Грохотова зовет меня. Я встала и тут только заметила, что спала, не раздеваясь.
Опять кто-то прошел под окном моей комнаты-купе.
Я знала шаги обитателей станции. Эти были мне незнакомы. По территории станции ночью мог ходить только Лука. Остальные спали. Но Лука уехал вниз еще засветло.
Я вспомнила, что собаки увязались за ним. Они иногда провожали его до леса, хотя Лука старался отучить их от этой привычки и даже драл их плеткой. Но это были упрямые псы.
Очень тихо я открыла дверь, чтобы не разбудить Олю. Вторая наружная дверь оказалась незапертой. Я приоткрыла ее. На меня пахнуло густой сыростью ночного тумана. Где-то смутно мелькнул огонек. Я подумала, что Грохотов с Леонидом засиделись в лаборатории. Они иногда сами передавали радиограммы в Москву в институт.
Меня словно кто-то подтолкнул, и я ступила на землю. Сразу же меня поглотил непроницаемый туман. Тьма вокруг была такая, что не описать.
На случай тумана, чтобы не заблудиться, у нас от дома к дому были протянуты веревки с условными узелками. Держась за них, можно было ходить по территории.
Я ухватилась за веревку и пошла. Два узла означали, что веревка приведет меня к лабораторному дому. Расстояние – тридцать шагов. На тридцать первом – приступок и дверь. Шагов я не считала. Шла ощупью, но смело, как ходят в темноте по знакомому коридору.
Двери не было.
Остановилась. Не выпуская веревки, сделала еще шаг.
Под ладонью снова два узла. Следовательно, иду правильно. Двигаюсь дальше, а веревка все тянется и тянется, и, кажется, ей нет конца. Под ногами зашуршали камни. Догадалась, что веревка привела меня на южный скат горы. Остановилась. Тут был обрыв, и скатиться с него – значило разбиться насмерть.
Надо возвращаться обратно к себе. Некогда раздумывать, почему и что такое произошло с веревкой. Только бы вернуться!
Но при повороте я сделала непростительную глупость: выпустила из рук веревку. Оставалось только кричать. Но все равно до утра никто из наших не доберется сюда в этом проклятом тумане.
Значит, выбора нет, надо опуститься на землю и ждать рассвета.
Зубы мои стали стучать от волнения и от холода. Туман пронизывал до костей. Одна защита – хорошая бурка. Но о ней оставалось только мечтать. Я похвалила себя, что догадалась накинуть жакетку. Надела ее в рукава, стала застегивать на пуговицы, и что-то попалось мне под руки. Это был крохотный фотоаппарат, который я не вернула Симону на прогулке.
Было ужасно холодно. Челюсти сводило судорогой.
Невдалеке послышался голос, как будто знакомый, и я услышала звуки шагов.
– Кто это? – спросила я, повернув голову по направлению голоса.
Трудно описать подробности того, что произошло дальше. Чья-то рука дотронулась до моей головы, нащупала мое лицо, потом взяла за руку. Молча прошла я несколько шагов с моим невидимым спутником.
– Садитесь, – прошептал он, и теплый бок лошади толкнул меня в плечо.
Я вскарабкалась, а в следующий миг мой спутник очутился позади меня. Лошадь помчалась.
– Симон, что вы делаете? – крикнула я. – Вы с ума сошли, Симон!..
В это мгновенье наверху, в тумане, вспыхнули три большие луны. Они двигались в разные стороны. Шарили своими лучами, но были бессильны пронзить туман. И я только потом догадалась, что это зажглись прожектора нашей защитной зоны.
– Симон!..
Мягкая рука плотно прикрыла мне рот. Луны погасли.
Под копытами лошади заплескалась вода.
– Не бойтесь, – услышала я за ухом незнакомый шепелявый голос. – С вами ничего не случится. Вот мы и приехали. Слезайте…
– Помогите мне слезть, – ответила я с суховатой грубостью. – Будьте учтивы, если даже вы – разбойник.
Опираясь на невидимую руку, я соскользнула на землю. Ощутила под ногами каменистую почву. Похититель, я слышала, прыгнул рядом со мною.
– Вы стоите на краю пропасти. Осторожнее. Один неверный шаг и… Вы понимаете? – услыхала я снова и теперь по голосу вполне убедилась, что этот человек – не Симон.
Но кто?
– Не собираюсь делать неверного шага, – медленно и сравнительно спокойно произнесла я. – Говорите, что вам надо от меня? Говорите же!
Как бы в нетерпеливом волнении я сделала резкое движение ногами. Из-под моих башмаков в разные стороны разлетелись камешки. Прислушалась – ни один из них не зашуршал так, как шуршит, скатываясь в овраг или в пропасть. На сердце стало легче. Я стояла вовсе не на краю пропасти. А запугать меня не удастся.
– Скажите, каким способом предполагают ионизировать воздух для искусственной трассы? – услышала я вопрос.
– Не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, – обидчиво возразила я.
– Нет, вы отлично понимаете.
Я перебила неизвестного:
– Ничего не знаю.
Тут я сочла нужным заплакать. Слезы мне прекрасно удавались, и я очень естественно всхлипнула.
– Не хнычьте, отвечайте, – послышался из темноты голос. – Я не хочу знать технических подробностей. Мне достаточно даже слабого намека.
Я продолжала делать вид, что не могу прийти в себя и всхлипнула еще раз.
– Вы будете говорить?
В ответ я переменила тон:
– Что вы ко мне пристали? Это смешно. Каждый мелкий воришка, украв, спешит сначала удостовериться, то ли самое он украл, что хотел… А вы…
Свет от сильного фонаря ударил мне в лицо.
– Черт! – выругался голос. Мне послышалась в нем нотка удивления. – Вы и тут очутились?
– Ведите себя вежливее, – прервала я незнакомца.
– Извините, – пробормотал торопливо голос. – Но время дорого. В моем распоряжении две минуты…
«И в моем!» – остро подумала я.
Снова на мгновенье вспыхнул фонарь. Я увидела опушку леса, неоседланную лошадь и приземистую фигуру человека в низкой круглой шапке.
Свет погас. Фонарь полетел вверх, вышибленный мною из рук человека.
Я очень точно рассчитала все движения. Вскочила на лошадь, держась за ее гриву. Не было стремян, и пришпоривать лошадь было нечем. Но я знала от отца способ заставить даже уставшую лошадь мчаться вскачь.
Нащупав уздечку, я резко дернула ее, и лошадь рванула вперед, как угорелая. Пригнулась к лошадиной шее. Над моим левым ухом пронеслась тонкая огненная струйка, опалив волосы. Ветви деревьев исступленно хлестали меня по лицу.
О, это была прекрасная бешеная скачка! Я снова почувствовала себя озорной девчонкой. Казалось, лошадь мчит меня в бездну. Это было жутко и хорошо…
Я понимаю лошадей. Дала своему скакуну свободу.
Лошадь перешла на мелкую рысь. Но вот она оступилась, и я полетела через ее голову на землю.
«Только бы не камни!» – подумала я, падая. И тотчас же очутилась на траве. Больно ушиблась. Слышала, как испуганная лошадь быстрым аллюром, галопируя, убежала от меня. Я осталась лежать в мокрой траве. Встать и идти было бы с моей стороны неосторожностью. Потом услышала, как очень далеко лошадь заржала тонким нетерпеливым ржанием…
Наступало утро. Туман исчезал. Где-то лаяли чужие собаки. А я надеялась на своих, что они найдут меня. Все равно мне было трудно идти. Туман промочил платье до нитки. И оно плотно облепило меня.
Утомленная, закрыла глаза. Разбудил меня влажный поцелуй в щеку. Это милый Анод нашел меня и, нежно повизгивая, лизал мое лицо.

XXVI. Скучно быть улиткой!

Не знаю, какое поручение дал Леонид Грохотову и о чем просил его. Но вскоре после завтрака Грохотов в сопровождении Луки отправился на лошадях в Саялы.
Леонид вызвал меня к себе.
На столе перед ним лежали большой фотоснимок и маленькая овальная коробочка, похожая по форме на разрисованную пудреницу или табакерку, какие делают под Москвой, в Федоскинской артели.
Леонид протянул мне фотографию. Я слышала, как он пробормотал:
– Лучше и нельзя… Портрет хорош.
Такое начало разговора мне не понравилось. У Леонида взгляд был жестокий, острый и чужой. Но я успокоила себя тем, что Леонид сейчас раздумывает над новыми затруднениями, которые возникли в связи с ночным происшествием.
С фотографии на меня смотрело лицо человека, который тогда (помните?) обмахивался парусиновой кепкой, потом обрывал лепестки роз на пароме и ехал со мной через Зеленое озеро.
– Видели вы когда-нибудь этого человека раньше? До того, как он похитил вас? – спросил Леонид.
Мне показалось, что лучше не быть уверенной настолько, чтобы сказать твердое «да». Подумала и решила – пусть сначала Леонид узнает меня. Успею еще заняться узнаваниями малознакомых мне людей.
– Нет, – ответила я, глядя прямо в лицо Леониду.
Тот кивнул головой.
– Вполне вероятно.
Леонид отобрал у меня фото и показал пальцем на овальную коробочку.
– А это видали когда-нибудь?
– Нет.
– До настоящего момента не видали?
– Да, не видала до настоящего момента.
– Тогда возьмите в руки и внимательно рассмотрите.
Я взяла коробочку. Она раздвигалась, как пенал. Две крошечные кнопки на поверхности делали ее похожей на карманный фонарь.
– Обратите внимание на отверстие сбоку, – сухо выговорил Леонид. – С виду очень невинная, хотя и странная вещица. Ее вчера принес мне Анод.
– Что это? – спросила я.
Леонид насупился. Никогда раньше не замечала я, чтобы он мог смотреть таким, почти злым, взглядом. И голос его показался неприятным и чужим.
Нет, это не он! Это не прежний мой знакомый незнакомец!
Леонид ответил на мой вопрос очень официально, как обвинитель или следователь:
– Из этой маленькой вещицы в вас стреляли…
– Кто стрелял? – прошептала я, вздрогнув, будто от неожиданности.
– Тот, кто напал на вас вчера ночью. Тот, чью фотографию вы сейчас видели.
– Как стрелял? – невольно еще раз спросила я, хотя и знала, что огненная струйка, просвистевшая ночью мимо моего уха, вряд ли была игрушечным фейерверком.
– Очень просто, – произнес Леонид уже спокойнее. Аппарат примитивен, но не безопасен. Электронный разрядник, – так можно бы, пожалуй, назвать эту вещь.
Леонид не вдавался в подробности, а я считала излишним добавлять что-либо к тому, что уже было мною рассказано о похищении. Леонид не спросил даже, как это я ухитрилась сделать фотоснимок нападавшего. По-видимому, Леонид считал это вполне естественным даже в том положении, в каком я тогда очутилась. Втайне я гордилась, что сумела использовать маленький фотоаппарат Симона.
Но Симон, не говоря ни слова, отобрал его у меня, лишь только я вернулась из невольного ночного путешествия.
В ту минуту я внезапно осознала, что события, происшедшие со мною и описанные выше, тесно связаны между собою. А человек, которого я впервые увидела в Светлом, владеющий, как я теперь узнала, оружием нового типа, играл во всей этой истории не последнюю роль.
Незаряженный или, вернее, разряженный странный пистолет я держала сейчас в руках. Вероятно, из этого самого электронного пистолета человек убил там, на скамье, моего знакомого незнакомца. Может быть, незнакомец и Леонид – близнецы? Здесь начиналась тайна, в которую ввязываться было для меня, как мне тогда показалось, излишним.
Человек в кепке пытался застрелить меня!
Вдруг я вспомнила смерть Альфы.
Ведь у меня тогда создалось впечатление, что Альфа убита. А она умерла только на некоторое время и затем воскресла. Значит, и я могла очутиться в положении временно умершей.
– Вы не слушаете? – прервал мои размышления голос Леонида. – Очень жаль. Я надеялся, что это должно было бы заинтересовать вас…
– Простите, – пробормотала я. – События вчерашней ночи взволновали меня…
– Отлично понимаю, – тихо, как бы стараясь излишне не беспокоить меня и смягчаясь, произнес Леонид. Мы с Симоном подняли вас внизу и принесли сюда в очень плохом состоянии. Как вы чувствуете себя сейчас?
Мне хотелось скривить губы в озорной усмешке.
– Прекрасно, – пробормотала я. – Совершенно замечательно. Безумно заинтересована нашим разговором.
Леонид не обратил внимания на иронический тон моих слов. А я скрыла улыбку и, придавая голосу серьезность, добавила:
– Но в таком важном деле, по-моему, не следует уделять особого внимания деталям личного порядка. Если все существенное для вас ясно…
– Что вы предлагаете? – договорил за меня Леонид.
– Задержать человека, – самыми естественным тоном ответила я. – Потом поговорить с ним начистоту.
Леонид постучал карандашом по столу.
– Это было бы слишком просто и не очень дальновидно. Представьте себе, что этот субъект, – Леонид при этом показал на фото, – может быть, только и мечтает, как бы встретиться со мной и поговорить начистоту. А разговор этот пока преждевременный.
Он задумался, не обращая больше на меня никакого внимания. С моей стороны было бы бестактностью прерывать его и высказывать свое мнение. Я не смела сказать ему, что мне хочется знать все о взаимоотношениях этих людей. Становилось очевидным, что я уже не должна произносить более ни одного слова о человеке в парусиновой кепке и о тех обстоятельствах, при которых увидала его впервые. Это надо было со всей искренностью рассказать раньше. Момент упущен, и я кляла себя за наивную скрытность. Теперь, казалось мне, надо было продолжать молчать. Молчать еще упорнее и настойчивее.
Леонид посмотрел на меня.
– Скрытность хороша до поры до времени, – неожиданно выговорил он тоном, в котором я уловила мягкие нотки дружеского участия.
Я вздрогнула: Леонид совершенно точно отвечал на мои мысли.
– Искренность прекрасна всегда, – добавил он.
Я молчала. И тогда он сказал еще так:
– Но все-таки хорошо, что вы не знаете многих деталей нашей работы, планов и возможностей…
Я вскочила с табурета и воскликнула:
– Если б и знала, то смолчала бы!
Мне хотелось сказать Леониду, что я знаю гораздо больше, чем он полагает.
– Неужели вы сомневались? – вырвалось у меня.
И я укоризненно покачала головой.
Мне показалось в этот момент, что Леонид имел какие-то свои особые соображения, которыми не считал возможным делиться со мной. И мой похититель, человек в парусиновой кепке, тоже представился мне вдруг как некоторый объект эксперимента, который проводил Леонид.
Леонид посмотрел на меня снизу вверх:
– Вы сделали снимок в совершенно невероятных условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20