Здоровье брата казалось наоборот, хрупким, вялая кровь текла в его жи
лах, в нем сквозило равнодушие к показной славе державного венца. И сравн
ивая с ним себя, она в самолюбовании возлагала на себя венец и с повелител
ьной осанкой, подобная Августе, выступала с Евангелием, писаным киноварь
ю. Брат ее будет, конечно, Базилевсом, а она лишь сестрою Базилевса, обрече
нной на уединение гинекея. У брата родится потомство, которое унаследует
ему, тогда как у ее детей не будет никаких прав на державу и венец.
Управда сочетается, несомненно, брачным союзом с девушкой царственной к
рови, которая принесет в приданое ему провинции, войско, народы. А она? Что
суждено ей? И перед ней отчетливее обрисовывались образы трех мужей, кот
орые совокупно с Гибреасом ковали заговор Добра. Ей нравились и Гараиви
и Солибас. Изборожденное лицо первого, оттененное плотно надвинутой на л
об скуфьей, узловатые плечи, очерченные под складками его колыхавшейся,
заплатанной далматики, свирепые жесты Ц все это так отвечало ее собстве
нному мощному укладу. Иногда ее чаровали лихорадочное спокойствие втор
ого, его толстое красное лицо, черная борода, плащ возницы и главное, осеня
вший чело его серебряный венец, когда его на плечах несли Зеленые. И, након
ец, Сепеос волновал ее тонкими очертаниями своего лица, дерзкими усами, п
ылкими взглядами, своим стройным телом, благозвучным голосом. Если степе
нь великого Логофета больше соответствовала Солибасу, а Гараиви Ц Вели
кого Друнгария, то Сепеосу скорее шли хламида, алая тога и головной убор в
еликого Кравчего. Он был моложе их, почти ее сверстник, смуглый, черноволо
сый, красивый.
Так раздумывала в своем простом покое, на другой день после бегов в Иппод
роме Виглиница и вспоминала Гараиви, Солибаса и брата своего Управду, ко
торый между тем расхаживал по городу, сживаясь с Византией, почтительно
приветствуемый Зелеными и Православными, угадывавшими в нем будущего Б
азилевса, каковым суждено ему было, несомненно, стать.

III

У подножья стен Золотого Рога, под выступом Гебдомонова дворца из светло
-желтого мрамора, Ц дворца, по имени которого назывался квартал, над кот
орым он господствовал Ц сидел на корточках Сабаттий, выставив вперед св
ой остроконечный череп. Темно-зеленые и светло-зеленые дыни лежали пере
д ним в радуге причудливых оттенков, и ленивый, неподвижный ждал он здесь
покупателей еще с зари. Он не зазывал никого, ни лодочников, дремавших на д
не своих ладей, Ц монокилон Ц ни редких прохожих, скользивших в тени укр
еплений перерезанных круглыми или четырехугольными башнями, и окаймле
нных листвой смоковниц, платанов, фисташковых деревьев, укоренившихся в
кремнистой почве Золотого Рога.
Иногда солнце как бы окропляло клочок стены, и тогда Сабаттий со своими д
ынями перебирался дальше. Упрямое отступление повторялось ежедневно с
такой непоколебимой точностью, что зевакам, растянувшимся на берегу про
лива, стоило взглянуть только на торговца дынями, чтобы знать, который ча
с.
Золотой Рог переливался, волнуемый кораблями, и, выбивая узоры пены, двиг
ались взад и вперед триеры, подобные исполинским мириаподам, плоскодонн
ые суда с очень высокими палубами, барки, которые плыли под парусами, силь
но натянутыми, развевавшимися или висевшими, образуя смешение алых и жел
тых тканей. Обтачивались мачты, выведенные на берег из какой-нибудь изви
лины пролива. Горделиво скользили носы судов, украшенные ликами Пречист
ой, сверкавшими под блестящими кливерами. Реяли вереницы лодок-монокило
н, и крики матросов смешивались с треском поднимаемых и опускаемых парус
ов, бывших двоякого вида: эллинского и латинского.
Противоположный берег Ц фракийский Ц усеян был отдельными зданиями и
увенчан монастырем, а на монастырской симандре Ц железном диске, подвеш
енном к станку Ц ежечасно отбивал молоток, возвещавший ударами часы. Фр
акийский берег уходил в глубину залива и тонул, сливаясь с Босфором, стре
мительно, как река, катившим меж берегов Азии и Европы свои синие волны, ко
торые день золотил лентами сверкающей чешуи.
Византия расстилалась за Сабаттием, оттененная Святой Премудростью и В
еликим Дворцом Самодержавных Базилевсов. Безумная роскошь дворцовых с
адов разодела первый холм убором роз, гелиотропов, кипарисов, мальвий, во
локнянок, ив и дубов. Немного пониже вырезалась овальная терраса Ипподро
ма, украшенная кольцом статуй, в мертвом бесстрастии созерцавших землю и
море, весь европейский берег до самого Киклобиона, пригороды, тянувшиес
я за предместьями, весь Золотой Рог, Босфор, Хризополис и Халкедон, Ц на А
зиатском берегу.
Приближались трое бедняков: один, очень дородный с волосами, как-то одере
венело ниспадавшими ему на спину. Другой Ц худой, с кожей, плотно сжимавш
ей его костлявое лицо, слабо оттененное плоскими бакенбардами. Третий Ц
со взглядом, в котором сквозили порочные вожделения, с приплюснутым нос
ом, иссиня красным пятном на щеке и жидкой бородой. Он был костлявый, высок
ий, почти исполинского роста. Они окликнули Сабаттия, и тот поднялся, но за
тем снова сел на корточки, крича им:
Ц Бесполезно тревожить меня! Вы узнали тайну Базилевса Византийского,
но Базилевс этот не нуждается в вас, и вы бродите теперь в муках. Свой дост
аток я хочу иметь не от высоких степеней, которых не будет никогда у вас, и
до которых нет мне никакого дела, но от продажи дынь!
Трое прохожих остановились перед Сабаттием, и он как в бреду, весь во влас
ти своих рассуждений, в которых проглядывал здравый смысл Ц продолжал:

Ц Ты продаешь ослов, Палладий, а ты, Гераиск, водишь ученых медведей и соб
ак, и ты, Пампрепий Ц ты носильщик. Не заботьтесь ни о чем другом и богатей
те! Я не брошу продажи моих дынь и не пойду за вами. Я знаю, что Базилевс, о ко
тором вы часто говорите мне, пойдет не с вами, но с Гараиви. Зеленые привет
ствуют его. Православные молятся за него. У вас нет ни могущества Зеленых,
ни благочестия православных, посвятивших себя Святой Пречистой. Оставь
те меня! Я не хочу ничего умышлять против Константина V.
Тогда трое прохожих с жестами, выражавшими разочарование, оставили его.
Едва они скрылись, как продавец дынь воскликнул:
Ц Великий Иисусе! Пресвятая Богоматерь!
Медленно подплывала ладья, а в ней двигалась чья-то спина, показывая прич
удливый узор: торжествующего единорога, чудовище с когтистыми лапами, ко
торые красовались в неискусном сочетании с бородатой головою патриарх
а. Опустились весла, спина откинулась и выпрямилась. Гараиви привязал св
ою ладью у берега и, выйдя, быстро подошел к Сабаттию, сидевшему по-прежне
му на корточках:
Ц Великий Боже! Всемогущий! Я говорил о тебе с Гераиском, Палладием и Пам
препием; они сулили мне высокие степени, если я присоединюсь к заговору п
ротив Константина V в пользу Базилевса, который показывается с тобой, кот
орого приветствуют Зеленые и за которого молятся православные, вверивш
ие себя попечению Святой Пречистой!
Посыпались камешки, засверкал конический шлем без забрала, к ним направл
ялся спафарий, как бы исшедший из самых недр стены, имевшей здесь потайно
й ход. Он выползал из подземного хода: сперва показалась юная, энергичная,
черноволосая голова, потом грудь, наконец, все тело, облеченное в чеканну
ю кольчугу, голые ноги, обутые в черные башмаки, о которые колотился длинн
ый меч. Не отвечая ничего Сабаттию, Гараиви повел нового пришельца Ц Сеп
еоса Ц к своей ладье, которая сейчас же отплыла, преследуемая взорами пр
одавца дынь.
Ц К Золотым Вратам!
Ц Да, к Золотым Вратам!
Сепеос молчал, растянувшись на дне лодки, нехотя прикрывая лицо локтем, а
Гараиви ударял веслами по воде, вспенивая ее белоснежной накипью, и изви
листо подвигался к далекому желтому берегу, одетому зеленью деревьев, ро
нявших ползучие тени.
Залив уходил в Пропонтиду, которая синела, усеянная остроконечными пару
сами. Справа городские стены отражались в водах каналов, протянувшись до
Киклобиона у Золотых Врат. Немного за Буколеоном, одним из зданий Велико
го Дворца, который высился многими куполами, середина стен перерезалась
вратами Феодосия и Юлиана. Медленно вращались солнечные часы Буколеона
над передним его алым портиком, у входа в который бились бронзовые лев и б
ык, причем в шею быка лев вонзил зубы и свирепо охватил сверкающими лапам
и его рога.
Иногда панцири переливались под стенами, блестели на головах шлемы, таки
е же, как на спафарий, мелькали очертания луков, сверкали мечи. Гараиви гре
б тогда быстрее, и его тяжелое хрипение мешалось с ударами весел. Наконец,
Сепеос медленно выпрямился. Ладья скользила перед воротами Феодосия, не
вдалеке от Золотых Врат, скрытых пока от глаз цепью укрепленных зубчатых
стен, четырехгранные кирпичные зубцы которых пожелтели, выжженные солн
цем.
Гараиви тихо затянул песенку, довольный, что без происшествий проплыл ми
мо крутых стен этой части города, с которых стражи изучали горизонт. Опас
ения спафария тоже рассеялись, и он без предосторожностей выпрямился по
удобнее, поднял мужественную голову, расправил мягкие усы, тряхнул муску
листыми плечами. Стражи на стенах по-прежнему стояли неподвижно, отмече
нные очертаниями копий, увенчанных вьющимися султанами. Жалобная песен
ка Гараиви гармонично сочеталась с ударами весел, плашмя ударявшихся о в
оду, переливавшуюся струями. Сепеос начал:
Ц Те не заметили меня, а эти совсем не знают меня. Я избегал их взглядов, ко
торые искали меня. Но я не боюсь ничего. Я странствовал по Армении, Понту, К
апподокии, видел Аравию, в которой ты рожден, видел Сирию, видел море Эгейс
кое, острова Эллинские, Сицилию, Италию. Повсюду, где только есть земля, ст
упал я на землю, склонял голову под всеми небесами, и видишь Ц я не мертв, д
а, я не мертв! И теперь не надо мне ни сна, ни отдыха, когда мы плывем, замысли
в воздвигнуть торжество Добра в лице славянина Управды, который сочетае
тся едиными узами с эллинкой Евстахией, чтобы сокрушить преследование п
равославия, гонимого мерзостным и нечестивым Константином V.
Раскинулось море, необозримо синевшее неясными призрачными волнами. Ис
тома сковала его до самого горизонта, где земля рдела золотистыми тенями
стен. Иногда скользили очертания судов: сначала обрисовывались вершины
мачт, потом вздувшийся парус, потом нос, красная или зеленая полоса киля, г
рузная корма. Слышался треск снастей, неслись раздиравшие слух песни мат
росов. Издали незнакомые приветствовали Гараиви и Сепеоса. Рыбаки в пляш
ущих челнах держались у концов раскинутых сетей и кричали, чтобы к ним не
подплывали. Перекатывались шумы, доносившиеся из города, перелетавшие ч
ерез стены, проникавшие в разрезы ворот. А в городе кишел народ, и растекал
ся людской поток по семи его холмам, покрытым дворцами, монастырями, храм
ами, садами и домами.
Ц О, Город! Город! Город! Мы предадим тебя Добру, чтобы воздвиглось поклон
ение иконам, восславление Иисуса и восторжествовало племя славянское, с
очетавшись с племенем эллинским!
Так воскликнул пылко спафарий и замолчал, сдерживая слишком жаркое плам
я своих чувств. Лицо его задвигалось, закрыв глаза, крутил он усы, вытягива
л, покусывал их, пока говорил Гараиви, который тоже, как Сепеос, отдался по
току собственных дум.
Ц О, да, мы свергнем надменного Самодержца и вручим силу его и могущество
Управде, который будет Базилевсом. И племя его мы соединим с племенем элл
инским, и воздвигнет оно на земле поклонение иконам, которое стремится р
азрушить Империя. Добро одолеет Зло, как хочет этого Гибреас. И ради укреп
ления власти Управды будешь ты Великим Кравчим, Солибас Ц Великим Логоф
етом, а я Ц Великим Друнгарием. А Виглиница! О, Виглиница…
Естественно, что Гараиви заговорил о сестре Управды. Он не знал, каким сан
ом возвеличить ее. Она не могла стать Августой, она сестра Базилевса. Удел
ее Ц быть лишь супругой Сановника. И он подумал, что это унизит ее. Но пока
он подыскивал ей степень, которая вознесла бы ее над человечеством, Сепе
ос, стряхнув мечты, сказал весело и задорно:
Ц Хе! Виглиница будет супругой Великого Кравчего Сепеоса, и это не унизи
т ее! Во мне благородная кровь, и мы знаем людей ниже Сепеоса по крови, кото
рые были, однако, Базилевсами!
Черная борода Гараиви затряслась, и к превеликому удовольствию Сепеоса,
он ответил:
Ц Если только не сделается она супругой Великого Друнгария Гараиви, кр
овь которого не уступит крови Великого Кравчего Сепеоса!
Они засмеялись, полные взаимного доверия и не вмешивали больше особы Виг
линицы в излюбленную беседу, которая скоро поглотила их. Перебирая причи
ны, побудившие их отправиться в эту часть города, они заговорили о Гибреа
се, вспомнили неизменное учение Гибреаса, сочетающее Зеленых с народом,
который был всегда во вражде со знатными, пользующимися помощью Голубых
, воздвигающими ложных властителей и порождающими ереси. О да! Благодаря
Солибасу, с давних уже пор убеждающему Зеленых, они на стороне Управды. Но
не все. Многие из них преданы пяти братьям, ослепленным когда-то тираном Ф
илиппиком, и домогаются во главе с подкупленными вождями возвести одног
о из них на престол Базилевса. Пять братьев эти Ц потомки Базилевса Феод
осия, но в Управде течет кровь Юстиниана. В братьях Ц кровь эллинская, а в
нем Ц славянская. А разве не говорил многократно Гибреас, что эти именно
племена должны властвовать над Византией, но не племя исаврийское, не пл
емя Константина V, мерзостного и нечестивого Базилевса, наследника отца
своего Льва Исаврийского. Разве не должна покориться славянам и эллинам
, народам европейским, Империя Востока, омытая морями Черным, Пропонтидо
й и Эгейским, и разве пристало Империи быть под властью народа исаврийск
ого, Ц народа полусемитического, полутуранского, Ц племени холодного,
жестокого, неспособного к возвышенной мысли, враждебного искусству и пр
авославию.
1 2 3 4 5 6 7 8