Он засмеялся, сотрясая кровать.
– Утоли мое желание, сладкая Персефона. У меня больше нет сил терпеть.
Она растерянно взглянула на него, а он объяснил:
– Я слишком долго не видел тебя.
Он опустился к ее ногам, взял в каждую руку по ступне и принялся массировать сверхчувствительные подушечки, расположенные под самыми пальцами. От удовольствия по спине Персефоны побежали мурашки.
– О-о-о! Не останавливайся! Как приятно… оооооу!
– Знаешь, есть такая теория, – вкрадчиво произнес Гейвин, продолжая ласкать ее ноги, – что при определенных условиях женщина может достичь сексуального удовлетворения от умелого массажа ступней.
– Хорошая теория, – согласилась Персефона на выдохе, выгибая спину.
– Пальцы ног становятся особенно чувствительными, если…
Она вскочила с постели так внезапно, что Гейвин потерял равновесие и свалился на пол. Молчание сменилось дружным хохотом.
Он встал – огромный, взъерошенный, крайне возбужденный, – потер свой зад и с размаху бросился на кровать, подмяв под себя Персефону.
– Если у тебя такие чувствительные ступни, то интересно, как отреагируют на мои ласки те места, которые находятся под твоими коленями.
– Дай мне встать.
– Не дам.
Он повернул ее на живот и сел сверху, чтобы продолжать свои исследования.
Персефона беспомощно стонала, вцепившись руками в подушку. Его язык творил чудеса. Она взмывала к вершинам экстаза, наслаждаясь каждым мгновением, но лежать пассивно, подчиняясь воле Гейвина, становилось невыносимо. Она попыталась перевернуться, но он не позволил, обхватив рукой ее бедра и поставив ее на колени, лицом вниз. Слегка сжав в ладонях ее груди, он вошел в ее лоно. Персефона охнула от удовольствия.
Она не могла до него дотронуться, не могла изменить ритм соития, ей оставалось лишь переживать бурные чувства, которые он в ней вызывал. Они прокатывались по ней горячими волнами, заставляя ее содрогаться в конвульсиях. На пике блаженства – такого острого, что Персефона едва не лишилась сознания, – она услышала, как он выкрикнул ее имя.
Долгое время она пребывала в полной прострации и не воспринимала реальный мир. Немного придя в себя, она поняла, что ее голова покоится на шелковой подушке, а Гейвин по-прежнему лежит на ней, придавив ее своим тяжелым неподвижным телом. Странно, но его тяжесть была ей приятна, и она не хотела менять позу.
В недрах ее естества еще звучали медленно затухающие отголоски страсти. Она с упоением вбирала в себя жар его сильного тела, вдыхая мускусный аромат, которым пропитался воздух.
Ей казалось, что в таком взбудораженном состоянии она не сумеет заснуть, однако усталость дня и сладкое изнеможение после любовной близости в конце концов взяли свое. Когда она проснулась, в окна струился яркий солнечный свет, а Гейвин уже ушел.
Глава 16
Нож соскользнул. Персефона удивленно уставилась на тонкую струйку крови, которая потекла из подушечки ее большого пальца. Секунду спустя появилась слабая боль. Она вздохнула – скорее раздраженно, чем испуганно, – и отложила нож в сторону. Туго обернув палец уголком фартука, она огляделась.
Оливковая роща – одна из многих, посаженных вокруг Илиуса, состояла из большого количества деревьев.
Толстые искривленные стволы поддерживали ветки с кожистыми зеленовато-серебристыми листьями. Большую часть олив уже собрали, но отжим масла только начался. Если процесс прервется больше чем на несколько дней, весь урожай будет потерян.
В худшем случае погибнут сами рощи. Но они опять возродятся, если работа, в которой сейчас принимала участие Персефона, пройдет успешно.
Она размотала палец, увидела, что кровотечение прекратилось, и опять взяла в руку нож. Осторожно срезав с дерева молодой стебель, она завернула его в мокрую тряпку и положила в корзину, уже наполовину заполненную такими же черенками.
Вокруг нее мужчины и женщины делали то же самое, что и она, – срезали черенки с самых сильных олив. В результате у них останется несколько тысяч саженцев, которые они бережно сохранят до того дня, когда возникнет необходимость посадить новые рощи.
Уложив очередной черенок в корзину, Персефона выпрямилась и немного постояла, прижав руку к пояснице, где нарастала тупая боль. Вдалеке, за оливковыми рощами, она различила вереницу людей, шагающих по дороге. Скорее всего они направлялись к лимоновым рощам, которые на протяжении большей части года придавали Акоре ее неповторимый аромат. Сайда сказала, что черенки брали практически у всех растений, которые можно сохранить: у жасмина, роз, дикой лилии и тимьяна, растущего на склонах холмов, у горных маков, цитрусовых и яблонь из маленьких семейных садов.
Однако сколько будет потеряно! Такая мысль сводила ее с ума, поэтому она вернулась к работе, ровный ритм которой изгонял из головы тяжелые размышления. Наполнив корзину доверху, она понесла ее к дороге – там стояли фургоны, которые отвезут драгоценные черенки в доки.
Мужчина, управлявший фургоном, приветливо улыбнулся:
– Добрый день, леди Персефона. Все идет как надо? Леди Персефона! Ее назвали так уже во второй раз.
Обращение резало ей слух, но мужчина выглядел таким же усталым, как и все остальные, и она не видела смысла его поправлять.
– Мы сделали много работы. Вы не подвезете меня в Илиус?
Она обещала Сайде, что найдет ее и позаботится об остальных делах.
Мужчина улыбнулся шире:
– Почту за честь. Разрешите вас подсадить. Персефона не нуждалась в помощи, но отказываться не стала. Сняв фартук, она устроилась на сиденье рядом с возничим и расправила складки своей туники. Фургон тронулся в путь. Он несколько раз останавливался, чтобы взять новые черенки у тех, кто работал в роще. Почти все встречные тоже приветствовали «леди Персефону».
Оставив рощу позади, они выехали на дорогу, ведущую к Илиусу. Мужчина, назвавшийся Маркусом, явно хотел с ней побеседовать.
– Знаете, леди, моя жена очень расстроена возникшими событиями. Нет, она держится молодцом, но я вижу, как ей тяжело.
Персефона заметила, что акоранские женщины поразительно хорошо справлялись с ситуацией. Раньше она всерьез полагала, что они задавлены мужчинами, полностью подчинены их воле. К счастью, она ошибалась. Впрочем, она поняла еще одну вещь: мужчины старательно скрывали свою тревогу, делая вид, что только представительницы слабого пола обеспокоены создавшимся в стране положением.
– Ваша жена наверняка высоко оценивает все то, что вы делаете, – ласково заверила его Персефона.
Он кивнул:
– Она сказала мне об этом вчера вечером, когда уложила детей спать.
– Сколько же у вас детей?
– Две дочки и сын. – Он усмехнулся. – Страшные озорники! – Посерьезнев, он добавил: – Я всегда думал, что здесь им не грозит никакая опасность. Каждый раз, когда я слышал о неприятностях в других странах мира – войнах и прочих бедствиях, – я жалел людей, на долю которых выпали испытания, но не тревожился за свою семью. Мне казалось, что беды обойдут нашу родину стороной, а если не ровен час беда все же случится, мы сумеем с ней справиться.
Персефона прекрасно понимала опасения Маркуса.
– Мы выстоим, как бы тяжело нам ни было, – твердо произнесла она. – Может быть, ваши дети будут жить в другой, изменившейся Акоре, но они все равно останутся акоранцами.
Немного помолчав, мужчина ответил:
– Мы вряд ли выжили бы, если бы нас заранее не предупредили об опасности. Люди говорят, что принц Гейвин вот уже несколько месяцев озабочен сложившимся положением. Вот почему он разъезжал по стране, измерял местность и все такое. А вы… – Он осекся и взглянул на Персефону.
– Что – я?
– Вы ему помогали. Все знают. Что касается остального…
– Чего остального? – тихо спросила она.
– Да так. Просто люди строят предположения.
– О чем?
– О вас и принце Гейвине. Женщины говорят, что вы появились ниоткуда. – Он слегка смущенно улыбнулся. – По их мнению, это романтично.
Персефона не знала, как относиться к его словам. Она привыкла жить незаметно и вдруг в одночасье стала объектом самого пристального внимания!
– Ваши отношения отвлекают их от мрачных мыслей. – Маркус пожал плечами.
– Наверное…
– Хотите, я подвезу вас к дворцу?
Она только сейчас заметила, что они почти подъехали к Илиусу. Город расстилался перед ними, сияя на солнце. При виде такого великолепия у Персефоны сжалось сердце.
– Нет, спасибо. Я не хочу отнимать у вас время, поэтому выйду на пристани.
– Как скажете, – бросил Маркус и подстегнул лошадь.
Персефона миновала скопище ожидавших разгрузки фургонов и торопливо зашагала по дороге, лавируя в толпе увешанных вещами людей.
Пройдя ворота со львами, она увидела Сайду, которая отдавала распоряжения нескольким дюжинам дворцовых слуг. Когда они разошлись, чтобы приступить к работе, Сайда отрывисто кивнула Персефоне.
– Работа в садах продолжается, леди?
– На мой взгляд, она почти закончена. А как идут дела здесь?
Сайда выглядела усталой и расстроенной.
– Неважно. Похоже, библиотекари поняли, что им не удастся спасти все. Сейчас они пытаются отобрать самое ценное. Очень трудная задача! Помимо книг, нам придется оставить еще много всего: красивые фрески на стенах, мебель, стеклянную посуду – слишком хрупкую, чтобы ее везти, работы самого ванакса.
– Принц Гейвин знает? Сайда кивнула.
– Когда я в последний раз его видела, он направлялся в пещеры. Но он в курсе происходящего.
Женщина поспешно ушла. Персефона продолжала путь во дворец. Она шла по дворцовым помещениям и не узнавала их. В последние дни они претерпели необратимые изменения. Здесь больше не собирались разбившиеся на кучки праздные собеседники. Просторные залы для приемов и длинные коридоры опустели. Жизнь кипела лишь в библиотеке и еще в нескольких помещениях.
Персефона поборола в себе тягостное чувство пустоты, понимая, что сейчас не время думать о неминуемых потерях, и отыскала лестницу, ведущую в пещеры. Спустившись в комнату со статуями, она увидела, что оттуда ничего не взято. Ну конечно, статуи слишком большие, их очень трудно перетащить в доки, но мысль о том, что памятники великим акоранцам обречены на уничтожение, казалась особенно пугающей.
Она нашла Гейвина в пещере, где находился маленький храм. Он как раз выходил из коридора, ведущего к лавовым потокам. Лицо его помрачнело, белый килт местами почернел.
– Что происходит? – встревоженно спросила Персефона, кинувшись к нему.
Когда он ее увидел, его взгляд немного смягчился, но остался серьезным.
– Лава захлестнула выступ и продолжает подниматься. В полу коридора имеется несколько трещин. Из них валит пар. – Он глубоко вздохнул и на какую-то долю секунды прижался к ней своим крупным крепким телом. – Я думаю, землетрясение произойдет очень скоро, – выпрямился он.
Персефона молча кивнула, боясь выдать голосом всю глубину своего страха, но тут ее мысли обратились на Гейвина. Она увидела на его правой руке длинный уродливый ожог.
– Ты обжегся, – произнесла она почти осуждающе. Как он посмел прийти в пещеры без нее и подвергнуть себя опасности?
Гейвин взглянул на свою руку.
– Пустяки! – бросил он. – Пойдем отсюда.
– Ожоги надо сразу же обрабатывать. Давай я хотя бы смочу больное место водой, чтобы охладить его и предотвратить лишние повреждения кожи.
Не дожидаясь разрешения Гейвина, она схватила его за руку л потащила к храму. Возможно, светящаяся вода в озере вполне безопасна, но Персефона не хотела рисковать.
Гейвин покорно шел за ней, понимая, что спорить бесполезно. В храме Персефона сложила руки горсточкой, набрала воды и полила ее на ожог. Она знала, что ее заботы чрезмерны, но, ухаживая за ним, она успокаивалась и забывала обо всем остальном.
– Нам нельзя здесь задерживаться, – предупредил Гейвин, вернув ее к реальности.
Он прав, но ей не хотелось уходить. В храме с ней произошло слишком много важного.
– Я видела статуи, – проговорила она, продолжая поливать водой его руку. – Неужели нет возможности взять хотя бы одну из них?
– Какую именно? Мы с Еленой обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что лучше оставить их там, где они всегда стояли.
– Наверное… – Она взглянула на каменный лик, изображенный на замшелой стене. – А как насчет него?
Гейвин помолчал.
– Чтобы его взять, пришлось бы вырезать часть стены пещеры. Вряд ли разумно так поступать.
Персефона мысленно согласилась с Гейвином. Резать стену пещеры – значит совершать насилие над самой природой.
Гейвин устало откинулся назад, опершись спиной о камень, и как бы между прочим обронил:
– Здесь проходит испытание перед выбором ванакса.
Она удивленно подняла брови:
– Неужели прямо здесь? Он кивнул.
– Я понятия не имею, в чем состоит оно, но его устраивают именно здесь.
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказал Атреус.
– Кажется, ты говорил, что тебе не представилось повода обсуждать с ним подобные вещи.
– Мы их и не обсуждали. Он просто упомянул об этом как-то раз, когда мы с ним находились здесь.
– А что еще он сказал?
– Ритуал выборов как-то связан с храмом.
– И ты не проявил любопытство? Не захотел узнать больше?
Он переступил с ноги на ногу.
– Мне как-то ни к чему.
– А вот Атреус, видимо, рассудил по-другому, иначе он не сказал бы тебе про испытание.
– Ты придаешь его словам слишком большое значение. Мы просто разговаривали.
– Атреус любит болтать попусту?
Все знали, что за ванаксом такого не водилось.
– Конечно, нет, но у нас происходила самая обычная беседа.
– И он сказал тебе, где проходит испытание перед выбором ванакса. О таком факте знают многие?
– Нет, – нехотя ответил Гейвин, – вряд ли. О нем не принято говорить.
– Однако тебе рассказал сам ванакс.
– Ну и что?
Он встал и подал ей руку.
Она тоже встала, воспользовавшись его помощью, но не захотела ставить точку в начатом разговоре и спросила нарочито небрежным тоном:
– Тебе известно, что некоторые ванаксы заранее знали, кто станет их преемником?
Он остановился и уставился на нее:
– Что ты сказала?
Она сделала невинное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30