– Письменное заявление?
Бенсон минуту подумал, затем вытер салфеткой капельку подливки с нижней губы.
– Да, пожалуй, лучше всего было бы письменное заявление. Так будет меньше шуму, мистер Самуэльсон.

***

Холодный ветер дул над серыми водами Женевского озера. Сэмми Самуэльсон шел по набережной. Он поднял воротник пальто, руки засунул глубоко в карманы. В аэропорту он купил суконную фуражку с пуговкой на макушке. Низко надвинутый козырек защищал лицо от ветра, очки прикрывали глаза.
Он шел уже два часа, а на небе не появилось даже малейшего просвета в плотном облачном покрове. Час пути из города и час обратно – этого достаточно. Уверившись в отсутствии хвоста, Сэмми прошел от озера между серыми зданиями из гранита и подошел к боковому входу в банк. Охранник поинтересовался, назначен ли ему прием. Сэмми поднялся на четвертый этаж на лифте. Секретарша – женщина средних лет в сером костюме – провела его через двойные двери, обитые звуконепроницаемым материалом. Банкир был такой же серый, как само здание банка, и выглядел старше своих лет – серые глаза, седые волосы, серый костюм, серый галстук, серая оправа очков. Даже свет, проникавший через стекла окон, оборудованные защитой от электронного подслушивания, казался серым.
Четвертый этаж предназначался для хранения крупных состояний. Банкир был слишком искушенным человеком, чтобы выразить удивление по поводу аргентинского стиля одежды Сэмми Самуэльсона – его рекомендовал ему коллега из Нассау.
– Мы можем выпить кофе, сеньор Самуэльсон, – обратился он к посетителю. – У меня новая кофеварка.
Новая кофеварка издавала страшный свист. Это был очень надежный и полезный прибор, если, конечно, вы не являетесь ценителем хорошего кофе.
– Замечательно, – сказал банкир. – Вот это современная технология. Итак, что мы можем сделать для вас?
– Доставить золота на пятнадцать миллионов швейцарских франков, – ответил Сэмми.
Банкир на мгновение закрыл глаза.
– Тонна и тринадцать и три четверти унций – по свободному курсу в Цюрихе. – Он улыбнулся. – Это фокусы с расчетами в уме, сэр Самуэльсон. Производит впечатление на пожилых леди и гангстеров. – Это было самое деликатное предупреждение. Он откинулся на спинку своего кожаного кресла и сложил под подбородком кончики пальцев с наманикюрениыми ногтями.
– В этом деле нет ничего незаконного, – возразил Сэмми, – но, возможно, будет оказываться сильное давление в целях раскрытия тайны этой сделки. Мои клиенты не станут возражать против этого, но они желали бы прежде обговорить вопрос о значительном займе.
Блестящая кофеварка энергично засвистела – машина, казалась, была гораздо более темпераментной, чем договаривающиеся стороны. Банкир взглянул на нее, как будто искал подтверждения, и тихо спросил:
– Насколько это срочно?
– Весьма срочно, – ответил Сэмми. – Банк-отправитель выдаст удостоверение о полном весе, подписанное президентом банка, но вы, разумеется, имеете право лично проверить груз. Было бы удобнее, чтобы такая проверка была проведена во время погрузки. Только мы с вами будем знать, что вы представляете принимающий банк. Инструкции по доставке передадут по телефону водителю по пути следования. Разгрузка займет двадцать минут, и в это время будут оглашены подробности операции.
Банкир поднес кончики пальцев к губам и легонько постукивал ими по зубам. Только самые скучные люди не получают удовольствия от созерцания высокоинтеллектуального разбоя. Банкир негромко рассмеялся:
– Мне это, пожалуй, нравится, сеньор Самуэльсон. Очень оригинально, даже, пожалуй, исключительно оригинально. И этот чисто персональный вид обслуживания. Ну что же, скажем, десять процентов комиссионных в нашу пользу? И, сеньор Самуэльсон, посоветуйте вашим клиентами удовлетвориться своей прибылью и не урезать нашей доли.
– Мои клиенты будут вполне удовлетворены, – заверил его Сэмми.
Банкир проводил посетителя к лифту, что было необычным проявлением уважения.
– Сегодня такой холодный ветер, – сказал он, и Сэмми ответил:
– В Москве значительно холоднее. Сэмми выделил банкиру кусок, с тем чтобы было что бросить охотящимся вокруг волкам. Банкир остался доволен его понятливостью.
– Приятно вести с вами дела, сеньор Самуэльсон.

***

Те, кто еще недавно скрывался за непроницаемой стеной секретности и служб безопасности, теперь рекламировали свой товар, как уличные торговцы. Сэмми нашел в справочнике должностных лиц сразу четыре телефона доктора Дмитрия Игнатьева: телефон его офиса в штаб-квартире КГБ на улице Левитана, клиники, квартиры общежития для высших чинов КГБ на Вернадского и его загородной дачи в Мельшино.
Сэмми представился по телефону журналистом и сослался на одного эксперта КГБ по Латинской Америке – майора, который когда-то спас ему жизнь. Благодаря этому, а также обязательству уплатить приличную сумму в долларах США в качестве гонорара за консультацию он получил приглашение на дачу доктора. Сэмми взял левую машину у гостиницы «Белград». Водитель все время ворчал по поводу отвратительной дороги и наконец остановил машину за полкилометра от дачи, отказавшись ехать дальше.
Комары и мошки были единственными представителями фауны в березовой роще. Сэмми натянул рукава, поднял воротник рубашки и надвинул до ушей фуражку, купленную в женевском аэропорту.
На травянистой лужайке в две сотки, около большого бревенчатого дома паслись три козы. Под деревом стояла «Лада» неопределенного возраста и цвета с поднятым капотом. Из-под капота виднелись женские ягодицы в облегающей синей юбке. Их обладательница расчесывала комариный укус на сильной белой ноге вымазанным машинным маслом ногтем. Послышался грохот упавшего гаечного ключа, а затем град отборных ругательств. Одновременно из-за капота выглянуло лицо молодой женщины с блестящими голубыми глазами.
Увидев Сэмми, она спросила:
– Это вы папин иностранный некто?
– Журналист, – ответил Сэмми.
– Некто, – поправила она и позвала отца, а сама полезла под машину за ключом.
Высокий и тощий доктор Игнатьев в пятидесятые годы был чемпионом института по прыжкам в высоту и до сих пор сохранил хорошую форму. Первым делом Сэмми вручил ему обещанный конверт. Доктор кивнул и провел гостя по ступенькам широкой лестницы в дом.
– Папа, если он сможет исправить карбюратор, пусть остается ночевать! – крикнула вдогонку дочь Игнатьева.
В кабинете, уставленном книжными полками, было два кресла и письменный стол со стулом, два груботканных туркменских ковра ярких расцветок и дровяная печка. За окном, на лужайке, паслись козы, стояла «Лада», и в ней, засунув голову под капот, копалась дочь доктора; вдали виднелись кусты роз в цвету, березы и одинокая сосна. Из-за пыли на оконных стеклах комаров не было видно. Не просматривалась явно и связь доктора с КГБ. Профессор Дмитрий Игнатьев являлся международным авторитетом по вопросам травм от пыток.
Он посмотрел на Сэмми – доктор, было видно, нервничал и, пожалуй, был даже испуган.
– Для аргентинца вы удивительно хорошо говорите по-русски, мистер Самуэльсон. Я бы сказал, что вы уроженец Кавказа. Кто же вы такой?
– Сочинитель, – ответил Сэмми. – Я не собираюсь разоблачать вас перед мировой прессой. Мне хотелось бы рассказать вам одну историю про молодую девушку, а потом я отвечу на все ваши вопросы. А пока вы будете размышлять, я посмотрю карбюратор машины вашей дочери. И мы можем выпить. Как только вы дадите мне свои рекомендации, ваша дочь сможет отвезти меня в город.
Порывшись в своей сумке, он извлек бутылку солодового виски пятнадцатилетней выдержки – сухого и чистого на вкус, ничем не уступающего лучшим сортам марочного коньяка.
Они расположились друг против друга в глубоких удобных креслах с потертой кожей, и Сэмми поведал все, что знал о Джей Ли. Психолог выслушал, не делая никаких замечаний, и выражение его лица ни разу не изменилось. В завершение своего повествования Сэмми привел слова Джей, которые она сказала там, стоя возле него на берегу: «Я хочу присутствовать, я хочу все видеть».
Доктор на несколько секунд задержал дыхание и, снова выдохнув, кивнул:
– О да, я понимаю, она действительно могла это сказать. «Я хочу все видеть». Вполне понимаю это, мистер Самуэльсон. Но расскажите мне немного о себе. Вы, конечно, никакой не журналист. И я знаю, кем вы были в прошлом. Но сейчас нас с вами интересует настоящее, не так ли, мистер Самуэльсон? – Он неожиданно улыбнулся. – Вы можете обдумать свой ответ, пока будете помогать моей дочери, мистер Самуэльсон. Она не одобряет меня, и это можно понять, даже при том, что она очень многого не знает. Но в прошлом году умерла моя жена, и теперь дочь относится ко мне, как человек, ненавидящий заниматься домашним хозяйством, или как к полученной в наследство скверно пахнущей собаке с плохим характером. Конечно, проще всего было бы пристрелить эту собаку, но не получается. Не осталось никого, кто мог бы нас попрекать за состояние дома. Я говорю вам это, мистер Самуэльсон, потому что дочь обычно нетерпима к моим посетителям и мне не хотелось бы, чтобы вы восприняли ее настроение в личном плане и обиделись.
Сэмми нашел девушку возле «Лады». Она провела тыльной стороной ладони по лицу, чтобы утереть пот, и на лице осталась полоса черной смазки, которая еще сильнее подчеркивала голубизну ее глаз. У нее были широкие скулы, короткий курносый нос и полные губы. В ее лице была свежесть, которая так гармонично сочеталась со всем окружающим – солнечными лучами, пробивающимися через ветви деревьев, гудением пчел и запахом травы. «Она не похожа на отца, – подумал Сэмми. – Это новая Россия. Улыбка украсила бы ее».
– Ну как, не получается? – спросил он.
– Тут не хватает какой-то детали, – ответила девушка.
Сэмми вспомнил свои мальчишеские годы, когда он разбирал всякие механизмы, и всегда это заканчивалось тем, что либо чего-то не хватало, либо, наоборот, обнаруживалась лишняя деталь. Он вынул из бумажника и отсчитал двадцать долларовых бумажек.
– Я тут повожусь, а вы расплатитесь с такси, – сказал он. – О плате я договорился, включая простой. И не говорите мне, что это слишком много. Такси всегда слишком дороги – по всему миру. Одно из извечных правил – вроде закона движения планет или смены прилива и отлива, или того, что ваши родители становятся глупыми, как только вам исполняется десять лет.
Он нашел деталь в траве, разобрал и снова собрал карбюратор и отрегулировал жиклеры и опережение зажигания. Умению ремонтировать «Ладу» он выучился в Отделе – во время «холодной» войны это была единственная машина, которую мог украсть тайный агент в пределах советской зоны. Теперь здесь можно было найти «Мерседесы» и БМВ, принадлежащие различным криминальным группировкам.
Дочь доктора вернулась и теперь наблюдала за ним. Вероятно, он выглядел подавленным, потому что она вдруг сказала:
– Если хотите покончить с собой, делайте это где-нибудь в другом месте.
– Я как-то не задумывался об этом, – засмеялся он.
Сэмми умылся в рукомойнике на кухне и вернулся в кабинет. Доктор налил себе еще виски, вытер губы платком и улыбнулся кривой улыбкой. Затем поднял стакан:
– За смелого мистера Самуэльсона. Нет, совсем не невинного – среди нас нет невинных. Однако дело в степени виновности – я, например, ни разу не нажал курок и не прописал больному лекарство, которое не отвечало бы профессиональным требованиям. – Он отхлебнул и покрутил стакан. – Превосходное виски, поистине исключительное. Они говорили вам, мистер Самуэльсон, – те, кто направил вас ко мне на консультацию, что я никогда не делал грязной работы?
Доктор был слишком умен и слишком хорошо разбирался в людях, чтобы ожидать прощения или выражения симпатии. Он сразу же поправился, возможно из-за того, что его могла слышать из-за двери дочь.
– Нет, мистер Самуэльсон, среди нас нет невиновных. Ну а что же вы? Вылетели из кокона и превратились в странствующего рыцаря? Или просто в бабочку, порхающую по свету? – Он снова пригубил виски, всего несколько капель, пытливо глядя на Сэмми поверх края стакана. – О, да, я еще могу быть жестоким – это все осталось при мне. И мой опыт, разумеется. Так как же – вы странствующий рыцарь или бабочка? И есть ли здесь разница, мистер Самуэльсон? Но я совсем забыл, что вы пришли ко мне за клиническим заключением о состоянии молодой леди, а совсем не о вашем собственном здоровье.
Рассмотрим вначале состояние женщины, изнасилованной в Боснии. Представьте ее унижение, когда она смотрит телевизор и каждый вечер видит людей, которые возвели насилие в ранг политики, приобретающей силу и законность благодаря телевизионным интервьюерам и дипломатам, ведущим переговоры в Женеве.
Ваш случай очень похож на этот. Молодая женщина пережила страшное унижение – ее насиловали даже не ради удовольствия, не ради политических целей, делая из этого театральное представление. И вы, мистер Самуэльсон, независимо от того, какую роль вы в этом играли, – были одним из зрителей. Бабочка должна улететь прочь или же странствующий рыцарь должен ускакать в степь. Да, мистер Самуэльсон, завершайте то, что вы обязаны сделать, и уходите из ее жизни.
Он сделал перерыв, наполнил свой стакан и погрузился в раздумье. Комар запищал и полетел к окну. Сэмми видел, как он сел на занавеску. На веранде раздались шаги, и девушка потащила складное кресло на солнце. Сэмми позавидовал ее молодости и тому, что она никак не замешана в прошлых делах.
Доктор постучал длинным костлявым пальцем по ручке своего кресла, чтобы отвлечь внимание Сэмми от внешнего мира – мира солнечных лучей и летних ароматов. Мысли доктора пришли в порядок. Он выпрямился в кресле, откинулся назад и заговорил, глядя в упор на своего гостя. Он говорил быстро, но четко:
– Мои наблюдения как психолога-клинициста привели меня к убеждению, мистер Самуэльсон, что единственный способ освобождения человека, подвергшегося унижению, состоит в публичном унижении тех, кто его мучил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41