Установка ванны
Приходят вслед за ним разгром и смуты.
В. Шекспир. Генрих IV.
Известный революционер еврей Лев Дейч в книге "Роль евреев в русском
революционном движении" оправдывает "закономерность" борьбы "прогрессивных" и
революционных кругов с царской властью следующим доводом:
"Антиправительственные действия ни в какой стране и никогда не возникали
без достаточных, точнее без сильнейших к тому оснований, потому уже, что
насильственные приемы, какие только что указал, связаны для лиц, прибегающим к
ним, со всевозможными страданиями, чего, естественно каждый человек старается
избегнуть. Поэтому, лица, желавшие так или иначе содействовать прогрессу, всегда
начинали с мирных приемов и, только убедившись в невозможности достигнуть ими
чего-нибудь, наталкиваясь на запрещения и преследования со стороны предержащих
властей, переходили на насильственный путь борьбы. То же произошло и у нас." (т.
I, стр. 48).
Нет, в России происходило совсем не так, как утверждает Лев Дейч. Начиная
с Павла I и кончая Николаем II у нас происходило совершенно обратное явление. В
России само общество (мы говорим о высших европеизировавшихся слоях его), когда
цари начинали осуществление различных реформ, облегчающих положение широких
слоев народа всегда развивало такую вызывающую антиправительственную
деятельность, что правительство принуждено было всякий раз прибегать к разного
рода запретам и ограничениям. В рецензии на недавно вышедшую книгу В. В.
Леонтовича "История либерализма в России" помещенной на страницах газеты
"Русская мысль" М. Торнаков упрекает автора за то, что он "старается снять с ее
внука (то есть внука Екатерины II. — Б. Б.) упрек в измене либеральным
убеждениям, окрасившим "прекрасное начало" его царствования. По его мнению,
Александр до конца остался верен своим идеалам, но вынужден был взять
реакционный курс в виду революционных замыслов тайных обществ — замыслов,
которые не мирились с идеей либеральных реформ" (Р. М. №1212).
М. Торнаков неправ, а прав В. В. Леонтович. Александр I, как известно, по
своим убеждениям был более республиканцем, чем монархом и если последний период
его деятельности считать, согласно взгляда членов Ордена Русской Интеллигенции
реакцией, то в возникновении этой реакции виноваты предки русской интеллигенции
— вольтерьянцы и масоны, которых не устраивал даже весьма широкий либерализм
царя-республиканца.
И в том, что Николай I был принужден опереться на бюрократию, а не на
общество, виновато современное ему общество. Пока преемники Петра I
выкорчевывали остатки русских исторических традиций, европеизировавшееся
общество поддерживало их. Но стоило только Павлу I, а затем Николаю I выявить
свое желание возобновить русские политические и социальные традиции, как это
общество первого убило, а от второго отвернулось, заклеймило его именем деспота,
реакционера, а те, кто хотел окончательно убить эти традиции — декабристов,
объявило мучениками свободы и национальными героями.
В таком парадоксальном и трагическом положении оказался Имп. Николай
Первый, когда он, как и его отец, решил вернуться на исторический путь. Все
живые силы народа, были скованы крепостным правом или бюрократической системой
управления, созданной Сперанским. Всю вину за то, что Имп. Николай I решил
опереться на бюрократию С. Платонов, как и большинство других историков,
взваливает на одного Имп. Николая. На самом деле на это решение (единственно
возможное в тогдашних условиях) Николая I толкнуло само общество, отказавшееся
помогать ему вытаскивать Россию из той ямы в которую она попала в результате
революции Петра I.
В том "замораживании" общественной жизни, которое наступило после
восстания декабристов, после убийства сына Николая I — Имп. Александра II
виноваты не цари, а общество, толкавшее царей на этот путь своим политическим
фанатизмом, своим слепым сопротивлением всем начинаниям правительства.
Задачи всякой контрреволюции стремящейся восстановить уничтоженные
исторические традиции, всегда несравненно труднее задач всякой революции.
Природа революции и природа контрреволюции совершенно различны. Основной и
решающей силой всякой революции является насилие во всех его формах. Возможности
же применения насилия во время контрреволюции неизмеримо меньше) чем во время
революции. Задачи же восстановления уничтоженного революцией в духе национальных
традиций, на руинах оставшихся после революции, неизмеримо труднее, чем задачи
революционного разрушения жизни, с помощью насилия.
Для успешного развития революции часто достаточно твердой воли одного
человека и незначительной группы готовых на все фанатиков и беспринципных
личностей. Для успешного осуществления контрреволюции этого не достаточно. Для
успешного развития контрреволюции всегда необходима готовность значительных
слоев населения добровольно участвовать в борьбе против идейного и политического
наследства революции и добровольно отказываться от идейных заблуждений и
политических и материальных привилегий унаследованных от революции. А последнее,
как известно, люди всегда делают крайне неохотно.
"Событие 14 декабря имело великое значение в истории русского дворянства:
это было последнее военно-дворянское движение. До тех пор дворянство было
правящим классом, значение которого создали гвардейские перевороты XVIII века;
теперь оно становится простым орудием правительства, каким было в XVII веке; 14
декабря кончилась политическая роль дворянства" (Ключевский. Курс Русской
истории. 1922 г. ч. V. Стр. 215)
"...14 декабря 1825 года, — пишет А. А. Керсновский в "Истории Русской
Армии" — печальная дата в русской истории — явилось днем открытого разрыва
российского правительства с русским обществом — первым днем их жестокой
столетней войны, где дальнейшими траурными вехами служат 1-е марта 1881 года, 17
октября 1905, 2-е марта 1917 года, а всеобщим эпилогом — 25 октября. Война эта,
ведшаяся с обеих сторон с невероятной озлобленностью и с еще более невероятным
непониманием, нежеланием понять друг друга, окончилась так, как никто из них не
ожидал — гибелью обоих противников, погубивших своей распрей величайшую Империю
и великую страну..."
Какая же из сторон виновата больше? Керсновский неправильно считает, что
виновато больше правительство. Его точка зрения — типично интеллигентская точка
зрения, согласно которой в происшедшей распре виновато правительство. "Мы не
собираемся здесь оправдывать декабристов, — пишет Керсновский, — ни тем более
русское общество XIX и начала XX столетия, воспитанное на их культе. Вина
русского общества — точнее "передовой" его части — перед Россией огромна и
неискупима, но виновато и правительство. Пусть на стороне общества и львиная
доля — три четверти вины, а на стороне правительства только одна четверть — но
эта четверть явилась первой — без нее не было бы тех "общественных" трех
четвертей". "С этой поры произошел трагический разнобой между правительством и
обществом. При Александре I и Николае I правительство космополитично, общество
национально. Затем при Александре II и особенно при Александре III и Николае II
правительство решительно сворачивает на национальную дорогу, но слишком поздно:
общество уже космополитично и антинационально" (Часть I, стр. 284).
Эта цитата очень яркое свидетельство того идеологического ералаша,
который царит в голове у так называемых представителей "Национального лагеря".
Керсновский в этом случае, так же как и во многих других, только повторяет зады
интеллигентской историографии. Правительство Николая I никогда не было
космополитичным. Именно благодаря Николаю I правительство сворачивает на
национальную дорогу. Александр II и все остальные цари идут по дороге
проложенной Николаем I. Общество проявило свою антинациональность, не при
Александре III и Николае II, а уже задолго до восшествия на престол Николая I.
Убийство Павла I, заговор декабристов — доказательства этой антинациональности.
Керсновский, как все люди не имеющие цельного политического
мировоззрения, вскоре же опровергает сам себя. Заявив на 284-85 страницах, что
правительство виновато больше, чем "передовое общество", на следующей, 286
странице он утверждает, что все царствование Николая I "было расплатой за ошибки
предыдущего. Тяжелое наследство принял молодой Император от своего брата.
Гвардия была охвачена брожением, не замедлившим вылиться в открытый бунт.
Поселенная армия глухо роптала. Общество резко осуждало существовавшие порядки.
Крестьянство волновалось. Бумажный рубль стоил 25 копеек серебром... При таких
условиях разразилось восстание декабристов. Оно имело печальные для России
последствия и оказало на политику Николая I то же влияние, что оказала
пугачевщина на политику Екатерины и что окажет впоследствии выстрел Каракозова
на политику Александра II. Трудно сказать, что произошло бы с Россией в случае
удачи этого восстания. Обезглавленная, она погрузилась бы в хаос, перед которым
побледнели бы и ужасы пугачевщины. Вызвав бурю заговорщики, конечно, уже не
смогли бы совладать с нею. Волна двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся
крепостных рабов и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и все,
и декабристов в 1825 г. очень скоро постигла бы участь, уготованная
"февралистам" 1917 года. Картечь на Сенатской площади отдалила от России эти
ужасы почти на целое столетие".
Если восстание декабристов оказало на последующую внутреннюю политику
Николая I такое же отрицательное влияние, то есть заставило быть крайне
осторожным в деле проведения различных реформ, как позже выстрел Каракозова на
Александра II, и убийство Александра II на Александра III, тогда значит в
"реакционности" направления Николая I, после июльской революции во Франции и
восстания в Польше, виновато не правительство, а продолжавшее фрондировать и
после восстания декабристов дворянское общество.
Главная причина враждебного отношения членов Ордена Русской Интеллигенции
к царской власти заключается вовсе не в том, что цари не давали им работать на
благо народа, а в том, что члены Ордена решившие идти по пути революции, вслед
за декабристами, сами хотели встать во главе России и калечить ее согласно своих
масонско-социалистических рецептов. Эту цель ясно и недвусмысленно высказывал
один из создателей Ордена А. Герцен. Приписывая русскому народу политические
замыслы Ордена он писал, что Россия никогда "не восстанет только для того, чтоб
отделаться от Царя Николая и получить в награду представителей-царей,
судей-императоров, полицию-деспотов." (А. И. Герцен. Полн. собр. соч. под ред.
М. К. Лемке, том VIII, стр. 26).
Имп. Николай I хотел освободиться от посягательства европеизировавшихся
слоев общества на независимость царской власти, от его желания продолжать
европеизаторскую политику Петра, но он хотел работать вместе с теми слоями
общества, которое осталось верно русским историческим традициям. В начале
царствования такое желание Имп. Николая I определенно было.
XXVIII
"Знакомясь с правительственной деятельностью Николая Первого, — пишет С.
Платонов, — ...мы приходим к заключению, что первые десятилетия царствования
Императора Николая I были временем доброй работы, поступательный характер
которой, по сравнению с концом предшествующего царствования, очевиден. Однако
позднейший наблюдатель с удивлением убеждается что эта добрая деятельность не
привлекала к себе ни участия ни сочувствия лучших интеллигентных сил тогдашнего
общества и не создала Императору Николаю I той популярности, которою пользовался
в свои, лучшие годы его предшественник Александр".
Намеченные реформы, которые Пушкин характеризует как контрреволюцию
против революции Петра, Николай I не смог провести из-за целого ряда возникших
внутри государства и вне государства явлений. С. Платонов пишет, что
"...настроения различных кругов дворянства было различным... и далеко не вся
интеллигенция сочувствовала бурным планам декабристов... но разгром декабристов
болезненно отразился не на одном их круге, а на всей той среде, которая
образовала свои взгляды и симпатии под влиянием западно-европейских идей.
Единство культурного корня живо чувствовалось не только всеми ветвями данного
умственного направления, но даже самим правительством, подозрение последнего
направлялось далее пределов уличенной среды; а страх перед этим подозрением и
отчуждением от карающей силы охватывали не только причастных к 14 декабря, но и
не причастных к нему сторонников западной культуры и последователей европейской
философии." (стр.691).
Ловим тут С. Платонова на слове. Да, суть конфликта между правительством
Императора Николая I и просвещенным дворянством состояла в столкновении царя,
который так же, как и его отец, хотел быть русским царем, со сторонниками
западной культуры и последователями европейской философии. Опять, как во времена
Петра I, сошлись две непримиримые, взаимно исключающие друг друга силы, две
культуры, породившие совершенно различное понимание христианства,
государственности и т.д.
И поэтому положение, в смысле примирения было совершенно безнадежным.
Кто-то из противников должен был или уступить или начать борьбу за окончательную
победу. Или царская власть должна была окончательно из национальной власти
выродиться в дворянскую, или дворянство должно из псевдо-европейского слоя стать
снова русским слоем — носителем русской православной культуры.
Но этого не случилось, ибо верхние европеизировавшиеся слои дворянства не
захотели, или не смогли, стать русскими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18