— Что вам нужно от нас? — спросил он проницательно,
Кэкстон поколебался, поразившись тому, что лежало за этим вопросом.
Что беспокоило Кэкстона, так это мысль, что он все ещё мог в чем-то нуждаться. И вот потому он и был здесь. Он медленно сказал:
— Я думаю, все необходимое сделано. Я собрал энергию времени. Это должно было быть подготовительным этапом. Дальше я получил доступ во Дворец. Это было необходимо. Сейчас я слился с тридцатью девятью из ста постулированных Питеров Кэкстонов. Остальные еще там, предположительно, в курсе того, что они должны делать, и охраняют все это положение. Так что, — он пожал плечами, — я думаю, я здесь просто, чтобы забрать тело в этой вероятности.
Он взглянул на девушку.
— Что вы думаете? — спросил он.
На ее лице все это время было выражение растущей тревоги. После его вопроса она повеселела.
— Думаю, нам нужно позавтракать, — сказала она своим звонким голосом. — И если вы потом все еще останетесь здесь, тогда мы сможем обсудить ваше и наше будущее.
Это был молчаливый завтрак. Но когда они после завтрака вышли из трейлера, Клоден Джонс сказал, что считает, что вычислил причину возвращения Кэкстона в эту вероятность семнадцатого века.
— Вы здесь, — сказал он, — чтобы узнать мой метод прохождения в период до 1977 года.
Кэкстон открыл было рот, чтобы отрицать. Но не произнеся ни слова, закрыл его. «Пусть они верят, — решил он, — что в этой ситуации у них есть какая-то сила».
Что он в конце концов сказал, так это:
— Какова ваша цена за метод?
Старик и девушка сделали поразительно простодушную вещь. Они посмотрели друг на друга. Затем, словно по взаимному согласию, Селани сказала:
— Мистер Кэкстон, скажите нам еще раз точно, что вы предполагаете делать.
Кэкстон ответил не сразу.
Он стоял, а над его головой с криком пролетела птица. Легкий ветерок нежно дул ему в лицо, донося запах зелени и травы, и воды. Над головой была синева, широкая, по всему небу и только тут и там виднелись следы облаков. Чудесный невероятный мир, завершенный, очевидно, до мельчайших деталей.
Он вдруг непроизвольно обнаружил, что смотрит на изумительную внешнюю картину бесчисленных миров вероятности, подобных этому. И вспомнил план Обладателей — превратить каждого живущего когда-либо в некий мирный тип, который потом сольется со всеми остальными своими вероятностями. Так, что каждый человек с начала человечества когда-нибудь будет жить вечно.
Еще раз, так же как и утром, тогда, в доме Магольсона, он подумал об этом, как о самой грандиозной и удивительной идее, когда-либо приходившей в голову.
И он вновь подтвердил, что это был его идеал. Так же, как и их.
Его лицо посуровело. «Независимо от последствий, — подумал он мрачно, — никому нельзя позволить встать на пути такой желанной цели. Вся оппозиция должна быть подавлена и отброшена в сторону.
Нельзя позволить глупым людям мешать.
Те, кто сопротивляется или серьезно мешают великой цели, будут единственными, кого не воссоздадут в будущем мире вероятности. И первым будет Бастман».
Не сходя с места, он объяснил Селани и ее отцу прекрасное совершенство своего идеала. И поразился, когда девушка помотала головой и сказала:
— Папа, не давай ему секрета.
— Ха-а! — сверкнул глазами Кэкстон. — Вы что с ума сошли? Это же то, что вы хотите, не так ли?
Она серьезно смотрела на него.
— Нет, мистер Кэкстон, это не то, что мы хотим. Вы просто параноик, извративший хорошую идею. И мы не хотим участвовать в этом.
Кэкстон стал приходить в себя еще когда она говорила. Ему не нужна их помощь. Потому что его теория включала метод проникновения в период до 1977 года. Так что, он мог позволить себе быть терпимым к сопротивлению этой молодой женщины.
Тем не менее, он чувствовал себя невиновным. «Ради бога, — подумал он, — я не стремился быть параноиком. Все произошло само. Я чувствую, словно меня хотят в чем-то убедить».
Он так и сказал Джонсу и продолжил:
— Кажется, мы расходимся лишь в том, как это будет совершено. Миллионы параноиков научились контролировать свое неосознанное желание убивать. Как мы можем убедиться, что я не вернусь к прежнему состоянию в каком-нибудь будущем стрессовом моменте? И ведь это же будет проблемой, не так ли, как с каждым параноиком, достигшим какой-то власти?
— Без сомнения, — ответил Джонс, — вы поставили проблему, — он улыбнулся. — Однако, так как вы очевидно в самом деле создали все это и в самом деле построили Дворец…
— Построю, — поправил Кэкстон.
В глазах старика вдруг что-то промелькнуло. Каким-то образом он должно быть пропустил эту мысль, в том что Кэкстон прежде описывал ему.
— Боже мой, — он больше выдохнул слова, нежели произнес их, — вы хотите сказать, что вы этого еще не сделали?
Это был великий момент. Потому что это была его величественная идея.
— Я еще ничего не сделал, — сказал Кэкстон. Он добавил небрежно. — Когда-нибудь у меня будет время, необходимое для создания этих ста Питеров Кэкстонов.
Он внезапно замолчал.
— А пока я должен вести точную регистрацию.
Клоден Джонс сказал после долгой паузы:
— Очевидно, я должен рассказать свою тайну человеку, который решил такую проблему.
Кэкстон взглянул на девушку. Она была бледна, но покорна. Она поймала его взгляд.
— Я доверяю мнению папы, — сказала она приглушенным голосом. — В некоторых вещах он никогда не ошибается.
От ее слов у него потеплело на душе.
— Я понял, почему я здесь на самом деле, — сказал Кэкстон.
— Вы здесь, чтобы заполучить секрет моего отца, — ответила она.
— Нет-нет. Я его знаю.
Он был в нетерпении. Выхватив записную книжку из внутреннего кармана, он что-то написал, вырвал страницу и передал ее, сложенную, девушке.
Джонсу он сказал:
— В чем секрет? Старик не колебался.
— Я посчитал, что кто бы ни построил все это вместилище времени, он оставил по крайней мере один путь вероятности к прошлому. Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти его, и в конце концов он нашелся.
Кэкстон повернулся к девушке.
— Прочтите записку, — сказал он.
Она развернула бумагу, которую он дал ей, и прочла вслух.
— Так как я рано или поздно подойду к строительству всего этого, я оставлю один проход в прошлое открытым.
— А почему еще и не в будущее? — спросил Джонс заинтересовавшись.
— Это уже сделано, — сказал Кэкстон. Он пояснил. — Мой сон после того, как Бастман захватил меня, и мы подошли к краю времени. И вдруг я снова оказался в аэропорту. Я понял, что я мог бы в любое время слиться с самим собой, вышедшим за барьер. Но не хочу, остерегаюсь. Может быть, мы все видим сон о том, как и что происходит там, за барьером. Однако, большинство из нас не спешит туда отправляться.
Он пожал плечами.
— Работа, которую надо делать здесь, достаточно большая.
— Вы сказали, — подсказал Джонс, — что вы только сейчас поняли, почему вы здесь.
Кэкстон улыбнулся. Он чувствовал себя удивительно расслабленным. Он не смотрел на девушку, когда говорил.
— То, что только что сказала ваша дочь, что в некоторых вещах вы никогда не ошибаетесь, напомнило мне, что ваш обширный опыт наблюдателя и экспериментатора делает вас, образно говоря, королем Обладателей. Я столько раз думал, что рано или поздно я должен помириться с вами, добиться того, чтобы воспользоваться вашими знаниями. Так что, моя цель до некоторой степени соответствует — то есть эгоистична. Но это традиционный вид эгоизма, что, как я чувствую, может решить все проблемы, которые мы обсудили.
Он закончил просто:
— Ясно, я здесь для того, чтобы жениться на дочери короля, пока она находится в затруднительном положении и не может отказать мне.
Сказав, он взглянул на девушку. Щеки ее внезапно покраснели. «Значит, где-то внутри нее гормоны все еще пляшут, — радостно думал он, — несмотря на ее истинный возраст».
Женщина мотала головой.
— То, что я предлагала вам раньше, мистер Кэкстон, было временным средством. Но прежде, чем принять решение о замужестве, я должна быть свободной.
Она замолчала.
— Каким образом мы с папой вышли из другого мира вероятности семнадцатого века?
Вот так стремительно и естественно надвинулся перелом. Это должно случиться без давления. Кэкстон стоял здесь, на траве, потом взглянул на прекрасное небо, наконец, он сказал:
— Мне кажется, мне придется рискнуть так же и с этим, не так ли? — он вздохнул. — Хорошо…
Он рассказал им, что произошло. Описал, как та Селани слилась с Селани постарше, которую Прайс создал во Дворце Бессмертия.
Довольно долгое время после того, как он закончил, девушка стояла со слабой улыбкой на лице. Потом она сказала:
— При этих обстоятельствах мне будет немного трудно выйти за вас замуж.
— Что вы имеете в виду? — спросил мгновенно разочарованный Кэкстон.
— Папа, — сказала девушка, быстро взглянув на отца, стоящего рядом с Кэкстоном, — ты делаешь то, что ты должен делать?
— Делаю, — последовал загадочный ответ. Она исчезла.
Кэкстон лишь моргнул, а в это мгновение она пропала, Кэкстон сглотнул. Затем, повернувшись, он уставился на старика. Когда он спросил, в голосе его звучала горечь:
— Опять слияние?
— Опять, — лаконично. — А теперь, — продолжал Клоден Джонс, — я бы хотел слить вас с Питером Кэкстоном, который сидит на кухне Магольсона.
— Но тот слился здесь, — напомнил Кэкстон.
— Что же, — старик улыбнулся, — эти штуки с вероятностями иногда несколько запутаны. Я думаю, что раз вы считали, что там у дверей стоял я, то в другой вероятности этой сцены это действительно был я.
Кэкстон взмолился:
— О, ради Бога!
Морщинистое лицо, которое, казалось, вновь стало совершенно нормальным, все еще улыбалось. Глаза горели ярко.
— Люди, совершившие это слияние, имеют обыкновение защищать себя, используя несколько вероятностей. Или это происходит автоматически.
— Что вы предлагаете?
— То, что вы, который пришел сюда, это несомненно тот в той вероятности, где я буду человеком у двери. Ясно, что вам придется вернуться туда первым. Возможно, это я слил вас здесь. Так что…
— Так этот другой я все еще сижу на кухне, все еще поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто там у дверей.
— Верно. И когда вы повернетесь, я соединю этого Питера Кэкстона, — он вытащил руку из кармана, и там оказался какой-то крошечный приборчик, который он направил на Кэкстона, — с тем. И вот теперь, когда повернетесь, вы вдруг вспомните об этом…
… Сидя на кухне в тот августовский день 1981 года, Кэкстон оглянулся. Увидев, кто стоял в дверях, он вспомнил те ночи.
Селани медленно подошла к нему. Она была несколько старше той девушки, которую он оставил несколько минут назад. Но улыбка, которую она подарила ему, была ее.
Она казалась такой дружелюбной, такой теплой, что Кэкстон неуверенно сказал:
— Ваши последние слова были, что вам было бы трудно выйти за меня замуж. Хотелось бы знать, почему?
Она помолчала.
— Подумайте теперь, — сказала она. Он не знал, что думать. Но опять ее манера была поразительно открыта. Что-то внутри Кэкстона, почти забытое, начало расправляться.
Селани сказала легко:
— Я не могу выйти за вас замуж, потому что та, с которой я слилась, уже замужем за вас, помните?
Ощущение чего-то расправлявшегося внутри него становилось все более определенным. Он чувствовал, словно тот, другой, молодой Питер Кэкстон, с которым его давно слил Прайс (и тогда это не получилось), вдруг смог выбраться из темной психической дыры, где его держали до этого момента. И на самом деле мог слиться с тем, что до этого мгновения было упорно отталкиваемой индивидуальностью подлинного Кэкстона.
Женщина закончила несколько излишним:
— Я буду жить здесь с тобой… в дальнейшем.
Эпилог
Синьор Педро дель Кортейя собрал проектор. Отчего-то был недоволен и грустен. Плохая посещаемость всегда так действовала на него. Когда он вышел на улицу, было уже поздно, но он на минуту задержался у машины, задумчиво посмотрев вверх, в звездную ночь. Небо над ним было полно тайны огромной Вселенной. На что Кортейя едва обратил внимание. Он подумал: «Им наскучили эти фильмы про новинки. Я показал их слишком много. Все, хватит».
Ему стало немного легче, как будто с души упал камень. Он забрался в машину и направился домой. Когда он ехал, в его голове какой-то голос произнес:
— Все в порядке, настройщик, дело сделано. Единственный, кого мы не смогли спасти — это Бастман. Но барьер удержался.
Голос пропал, совершенно не произведя на Кортейя никакого впечатления. Он был сугубо практическим человеком и не обращал внимания на бессвязные мысли, беспрестанно шумевшие в его голове.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25