— Я почищу их после обеда.
— Буду рад помочь, — сказал Кэкстон.
Но она отклонила предложение, резко мотнув головой.
Таким был второй день.
На следующее утро, когда Кэкстон проснулся, трейлер был в пути.
22
Когда он одевался, ему все время приходилось держаться, чтобы не потерять равновесие. Наконец, он прошел вперед и нашел отца и дочь в кабине. Управляла машиной Селани.
Трейлер, как он увидел, медленно двигался по относительно — но недостаточно — ровным прериям. Кэкстон неловко уселся на заднее сиденье: прошло несколько минут прежде, чем женщина увидела его. Она тотчас сняла ногу с акселератора и большой трейлер резко остановился.
Селани сказала:
— Вы спрашивали меня как-то, что вы могли бы сделать, мистер Кэкстон. Я бы хотела, что бы вы повели, пока я готовлю завтрак.
Это походило на первый признак улучшения их отношений… Когда она поднималась из своего сиденья, он подхватил ее под локоть, чтобы поддержать… и она ничего не сказала. Как только она поравнялась с ним, он сразу же убрал руку. Затем подошел к месту водителя и скользнул за руль, ища на приборном щите знакомые приборы автомобильной кабины.
Увы, за исключением рулевого колеса, здесь все было по-другому, и им пришлось ему объяснять. Здесь было восемь ножных педалей, но он вскоре смог легко ставить ногу на две главные — тормоз и акселератор. Для чего служили остальные, ему не сказали, и он не экспериментировал. Селани ушла, как только его урок вождения закончился, и Кэкстон остался с ее отцом, сидящим на соседнем сиденье, а перед ним — мир без единой дороги, где каждый раз необходимо было выбирать лучший путь среди бездорожья. Сначала у него была смутная мысль расспросить мистера Джонса, но фактически это было невозможно. Вся его энергия и все внимание были отданы вождению.
Однако ему наконец удалось выдохнуть:
— Куда мы едем?
Худощавый Джонс покачал головой.
— Вам придется спросить у Селани, — сказал он. — Это была ее идея.
Через несколько минут, когда они остановились на завтрак, у Кэкстона появилось время обдумать это. Он решил тогда, что эта девушка принадлежала к доминирующему типу. Что делается — у двух мужчин даже не спрашивали мнения — ни о чем!
Однако за завтраком он задал сначала вопрос, который пришел ему в голову, когда объяснялось назначение педалей.
— Этот трейлер может летать?
— Да.
Кэкстон был поражен.
— Тогда почему мы не летим?
— Потому, что к сожалению, у нас ограничен запас энергии. — Неожиданно она покраснела. — Это единственное, за чем я позволила проследить мужчине — своему отцу, но по какой-то причине он все время не пополнял его, доверялся, я уверена, нашей, как он считал, совершенной оборонительной позиции, не думая, что Бастман убедит кого-нибудь вроде вас действовать против нас. И вот теперь у нас энергии на два дня полета или около года езды.
— Что это за энергия? — спросил Кэкстон.
— Нечто под названием аделедикнандер, — сказала она. — Вам это не известно. Очень мощный источник, но его необходимо постоянно заменять.
Значит, она не знает, что он был в двадцать пятом веке. Сидя здесь, Кэкстон вспомнил, как ему в 2476 году было неинтересно знакомиться с подробностями об аделедикнандере, и сейчас они расплачивались за его невежество и невнимание.
Однако — он просветлел — это давало надежду на улучшение его отношений с Селани. Неизбежно, наступит момент, когда они исчерпают механические ресурсы трейлера. «Чем скорей, тем лучше», — решил он. Имея в виду, подумал он мрачно, чем дольше поездка, тем лучше.
Так что его второй главный вопрос был:
— Куда мы едем?
Они ехали туда, сказала она, где будет легче найти еду.
— К горам, я думаю. Вчера я летала много времени, но увидела очень мало дичи.
Кэкстон молчаливо обрадовался, услышав это. У него было чувство, что поиски дичи будут постоянным движением. Он все еще думал об этом, когда Селани сказала:
— Если вы не возражаете, мистер Кэкстон, я думаю, надо взять отца и отправляться дальше.
Остаток этого дня и в последующие Кэкстон вел машину с довольной улыбкой и легким чувством. Он неизменно выбирал самые окружные пути, всегда обосновывая это необходимостью поиска наиболее ровных участков для маневрирования. Несколько раз Селани сидела рядом с ним. Каждый раз в этих случаях она заставляла его перелетать трудные места, подсказывая, что тем самым они сэкономят топливо. (Как управлять летающим трейлером, она показала в первый же поздний вечер). А однажды она сама забрала у него руль и перелетела через лесную местность, которую он намеревался объехать. Наконец, на тридцать пятый день пути она коротко сообщила ему, что с этого момента вести будет она.
На четвертое утро после этого, трейлер не возобновил путешествие. За завтраком Селани заявила: — Мы побудем здесь немного.
«Здесь», как обнаружил Кэкстон, выйдя наружу, оказалось предгорьями Скалистых гор — где-то, решил он, неподалеку от того места, где когда-то будет Колорадо Спрингс или Денвер, или, возможно даже, Пуэбло. Трейлер стоял у горного потока, ярко сверкающего на солнце. Стоя здесь и оглядывая гористую местность, Кэкстон внезапно увидел, что девушка вышла из трейлера и стоит поблизости.
Он обернулся, и она сказала, избегая прямого взгляда: — Мистер Кэкстон, я все думала о нашем положении здесь, в этой эре. И мне кажется неправильным, что нам с отцом приходится так близко общаться с человеком, который оказался причиной такого несчастья, и чье вождение — позвольте сказать откровенно — вдруг навело на мысль, что он пытался истратить наше топливо.
Выражение ее лица, когда она говорила все это, не было враждебным. На ней были широкие брюки и кофта. Брюки были красными, кофта белая — очень славно. Хотя и не враждебные, слова ее явились для Кэкстона страшным ударом.
Прежде чем он нашелся, что сказать, она закончила:
— Так вот, я думаю, а что если мы снабдим вас каким-то оружием, каким-то подобием палатки… и вы уйдете. И не имею в виду сегодня, а как только вы укрепитесь настолько, что сможете стать настоящим мужчиной.
Через довольно продолжительную минуту Кэкстон осознал, что главное чувство, владевшее им сейчас, было изумление. Куда он мог пойти?
Мысль эта была столь сильной, что он даже отвернулся от Селани и вновь уставился в этот отдаленный мир, словно ища подтверждения, что это действительно была необитаемая дикость. Девушка и он стояли возле стремительного потока, и все было диким и нетронутым, и самое убедительное — он помнил про все пройденные ими мили, про леса и реки, которые они пролетели. И, еще раз, какие могут быть сомнения: это была западная Америка перед приходом цивилизации.
Медленно он вновь повернулся к Селани. Интересно, ее отец был того же мнения? Он сомневался. Улыбка тронула его губы, когда ему в голову пришла неожиданная мысль: «Далеко не каждая женщина может сказать мужчине „убирайся“ при таких обстоятельствах».
И он высказал эту мысль вслух. Девушка чуть вспыхнула, но когда она заговорила, голос ее был ровным.
— У меня очень большой опыт, мистер Кэкстон, и потому, увы, мне слишком хорошо известно, какие мысли приходят в голову мужчине, склонному к паранойе. Так что, — она пожала плечами, — мне бы не хотелось снова оказаться в такой ситуации когда-нибудь в будущем.
У него перехватило дыхание так, что он не мог вымолвить ни слова. Он-то думал, что барьеры подняты, но был поражен жестоким значением приговора. Параноик!.. Она и правда решила расправиться с ним.
Тем не менее он наконец смог запротестовать.
— Послушайте! То, что я сделал, должно было доставить меня во Дворец Бессмертия. Я не вижу в этом, честно говоря, ничего плохого. По правде, это у вас не было права не пускать меня туда, когда я обнаружил его. Так что злодей — это вы, а не я. Но, — он почувствовал себя значительно лучше к тому времени, когда у него появилась эта мысль, — я не ощущаю в себе никакого беспокойства от вашей близости. Девушка холодно сказала:
— Ваши чувства сейчас не обсуждаются. Вас сюда не звали.
Это было все еще нападение и все еще безжалостное. Однако, он всегда умел сохранять самообладание с женщинами и каким-то образом оставаться спокойным, когда они совершали свои возмутительные поступки.
В данном случае это женское безумство вызвало в нем некоторое веселье. Как только это произошло, он снова почувствовал уверенность. Он сказал:
— В любое время, как только вы найдете способ, чтобы я смог отправиться в будущее, я буду рад уйти.
— Боюсь, — сказала она холодно, — такое решение будет невозможно — благодаря вам. Так что теперь, когда вам известно мое мнение, что вы предлагаете?
Он слишком долго обходился без женщин в 2476 году н. э. А теперь еще более месяца здесь. Так что он был готов. Он сказал:
— Есть два способа встретить будущее, и я могу заверить вас, что ваш — неверен.
— Мистер Кэкстон, — резко сказала Селани, — я не желаю выслушивать ваше решение.
Он не мог остановиться. Он сказал просто:
— Если с этого момента мы находимся в таком затруднении, вы становитесь моей женой. И я делаю всю тяжелую работу, что и должен делать мужчина.
Она засмеялась. Этот звенящий смех был бы музыкален, если бы не его язвительный, насмешливый тон, и он прекратился только, когда она сказала:
— Невероятно. Очевидно вы не знаете, мистер Кэкстон, что у вас постоянный неприятный запах,
Кэкстон почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Шок был тем сильней, что он совсем забыл. С его возвращением в двадцатый век, а затем в семнадцатый, воспоминание об этом печальном опыте двадцать пятого века ушло куда-то на дно его мира.
В таком тяжелом состоянии он словно в тумане видел, что она отвернулась от него и стала забираться на холм, возвышавшийся над стремительным потоком. Ее уход снял с него ужасное давление. Наконец он посмотрел на нее и подумал: «Она живой человек, со своими собственными потребностями. Поэтому, должно прийти время, когда даже я — с запахом и все такое — покажусь ей привлекательным».
Стоя здесь и наблюдая за тем, как она достигла вершины холма, он подумал, примет ли он — когда наступит это время, и она перестанет вдруг сопротивляться и изъявит желание, — примет ли он спокойно то, что она предложит. Будет ли он вести себя так, чтобы не направить все эти минуты, часы и месяцы ожидания, пока природа не образумит ее, против нее? Он мрачно подумал, что сможет. Но останется, с горечью понимал он, какая-то мысленная сдержанность. Вот поэтому-то женщина часто теряет уважение мужчины: потому что никогда не пользуется своими богом данными мозгами.
Горькие размышления прервались. Потому, что Селани поспешно бежала с холма назад. Скорость ее возвращения встревожила его… что-то случилось! Непроизвольно Кэкстон кинулся к ней. Она махнула ему, что бы он стоял. Через минуту она была рядом, задыхаясь.
— Индейцы, — сказала она. — Несколько десятков.
— Они видели вас?
— Думаю, да.
23
Когда они оказались в трейлере и закрыли дверь, Кэкстон язвительно подумал: «Как странно, что она убежала, как любой обычный человек… А где же эта высокомерная уверенность, с которой она так пренебрежительно говорила ему о миролюбии индейцев?»
Он дипломатично не высказал эти мысли вслух, а молча прошел вместе с ней к окну кабины — и сел рядом, когда около сотни индейцев бегом обогнули излучину ручья и остановились в смятении, бежавшие сзади почти свалились на своих товарищей. Некоторые даже упали, а нескольких столкнули вниз.
Прошло около десяти секунд. Кэкстон с легким потрясением обнаружил, что он перестал дышать. Ему понадобилось усилие, чтобы выдохнуть и вдохнуть. Наконец, он подумал: «Они выглядят точно так же как на картине Джорджа Кэтлина. Там за двести лет до времени знаменитого художника, одежда не изменилась… трудно себе представить такое в обществе, в котором нет научных и философских корней потенциального прогресса».
В этот момент мистер Джонс устроился на заднем сиденье. Он усмехнулся.
— Я включил мозговой звук. В конце концов, не хотим же мы, чтобы они тут рыскали или следили за нами.
«Мозговой звук», как он объяснил, создавал гул в голове, на которую он был направлен, что на самом деле означало, что он расстраивал внутреннее ухо ненаправленным действием.
Воздействие его можно было видеть за окном. Индейцы отступали. Сначала они повернули и медленно пошли прочь, словно стараясь сохранить свое мужское достоинство. Затем ускорили шаг, словно по общему согласию сохранение достоинства было заменено сильным стремлением выжить. И вдруг они резко бросились бежать и исчезли за излучиной. Через некоторое время Кэкстон вышел наружу. Он нервничал, но чувствовал, что это должен сделать он. Он забрался на холм и с его вышины заметил вдали нескольких отставших. К его облегчению, они все еще бежали.
Когда он спустился, Селани ушла к себе в комнату, Джонс все еще был в кабине. Кэкстон опустился рядом и спросил:
— На какое расстояние действует, э-э, мозговой звук? Джонс пожал плечами.
— В пределах видимости. Пока мы их видим. В конце концов мы же не хотим причинять вреда этим людям.
Впервые он показался дружелюбным. И Кэкстон, в голову которому неожиданно пришла идея, воспользовался такой возможностью и спросил про этот прибор.
— Можно уменьшить эту штуку, которая производит этот звук, до размеров ручного оружия?
Вместо ответа Джонс сунул руку в карман и осторожно вытащил оттуда крошечный металлический предмет. Другой рукой он схватил ладонь Кэкстона, разжал ему пальцы и положил туда этот предмет.
— Не направляйте его на собственную голову, — посоветовал он. Предмет был немногим меньше полудюйма в диаметре, и было немного трудно определить, какую часть можно «направлять». Но Кэкстон держал его на ладони точно так, как его положили, а затем осторожно нагнулся и внимательно его рассмотрел. При близком рассмотрении оказалось, что у него очень сложная конструкция, каждый выступ которой, по просьбе Кэкстона, Джонс ему разъяснил.
Устройство, казалось, было постоянно включено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25