Если это правда, ему нечего боятся. Однако он понимал, что его порывало сказать им обо всем своем замысле по существу. И сразу же узнать, могли ли они остановить его.
Если могли, тогда ему лучше принять то, что они предлагали.
Вслух он упрямо сказал:
— Я не пойму, какая разница.
Магольсон сказал:
— Мы соединим вас, как только Клоден Джонс откроет способ прохождения в период до 1977 года. Не забывайте, что вам было четырнадцать — когда? До 1977, так?
— Все равно, — настаивал Кэкстон, — то, что с Питером Кэкстоном был контакт в каком-то будущем мы с вами можем и не знать. Но начиная со времени, предшествовавшему его четырнадцатилетию, он существует в своей собственной вероятности. Значит он где-то есть. Не так ли?
Магольсон улыбнулся своей мягкой улыбкой.
— Верно. Но, — он покачал головой, — это значит только, что где-то в будущем какой-то Обладатель знает, в каком мире вероятности находится Питер Кэкстон, и где это. Однако, — продолжал он, — здесь и сейчас не знает никто.
— Мы согласны, — сказал Магольсон, — что, весьма возможно, существуют все ваши потенциальные вероятности. Но мы не можем связаться с ними для вас.
И все равно это был недостаток понимания.
— Послушайте, — вяло сказал Кэкстон, — все это уже должно произойти. В какой-то вселенной бесконечных вероятностей они уже слились. Почему же этот полностью слившийся Питер Кэкстон где-то там, — он неопределенно махнул рукой на север, — не вернется сюда и не уберет мою паранойю?
Улыбка Магольсона вдруг стала мрачной.
— Да, — сказал он, — почему вы этого не сделали? Он не ждал, пока Кэкстон ответит, и серьезно продолжал.
— Ваш вопрос — это одна причина того, почему Клоден Джонс так упорствует в своих экспериментах. Он задал этот же самый вопрос.
— Это все, что вы можете сказать? — спросил Кэкстон.
— Я не могу придумать лучшего, — был ответ. Кэкстон больше ничего не говорил. Ему приходилось надеяться, что этот неучаствующий экспериментатор Джонс и добросердечные Обладатели действительно не смогли проанализировать то, что параноику казалось таким очевидным.
Он увидел, что Магольсон отвернулся от него к Ренфрю и Блейку.
— Хорошо, джентльмены, — сказал он. Они поднялись. Магольсон через плечо взглянул на Кэкстона.
— Я беру их во Дворец, — объяснил он. — Они вернутся через несколько дней. И с этого момента будут регулярно отправляться туда и возвращаться снова.
Из кармана он достал ключи и положил их на столик возле дверей.
— Это от входных дверей и от апартаментов западного крыла, — он показал жестом, — которые мы передали вам.
Кэкстон подошел к столу и взял ключи. Он уже подумал, что вход в это здание — это одно из тех предварительных условий подготовки, которые он должен полностью иметь под своим управлением. Затем он поднялся с ними троими на второй этаж в комнату, где одна стена была странно туманной. Сквозь туман была видна гигантская лестница. Он пожал руки своим друзьям и Магольсону и, глядя им вслед, когда они проходили сквозь туман вверх по лестнице, подумал: «Значит, они не знают о том, что случилось после 1653 года. Они не знают про Бастмана и меня там, в 9812».
Лениво, почти не соображая, он смотрел, как они трое прошли к огромным дверям Дворца Бессмертия, открыли одну из них и прошли внутрь. Когда они скрылись из вида, и когда за ними закрылась дверь, Кэкстон отвернулся и подумал: «Вот победа, которую они мне желают».
Он осмотрел дом — внутри здесь все было так же красиво, как и снаружи. Западное крыло было прекрасной отдельной квартирой. Наконец, он сделал себе ленч и сел на кухне в углу с книгой из 2863 года.
Английский язык, на котором она была напечатана, был точно таким же, как американский двадцатого века. Значит он должен быть из мира вероятности, в котором тот был сохранен. Это был роман, изображавший людей в сексуально свободном обществе, где каждая женщина спала с каждым мужчиной, который желал ее, при условии, что она могла включить его в свое расписание. И если нет — если у нее просто не было времени — мужчина все прекрасно понимал и сильно не огорчался, потому что его расписание было так же очень плотным. Во всем остальном люди делали все то же самое, что всегда делал Кэкстон. Они ели, они работали, они учились, они спали, они играли в игры.
«Это — победа. Это — то, что будет у меня. Это — то, за что я сражался».
Победа, то есть, если он принял бы их предложение.
Это было хоть что-то, он ведь любил читать, всегда любил. И потому прочитал этот роман до конца. А затем он прочитал второй, сюжет которого заключался в том, что одна прекрасная девушка была поражена недугом, о чем никто, включая ее саму, не знал. Она стала отказывать всем своим возлюбленным и вскоре ушла в уединение, чтобы поразмышлять о жизни и ее истинном значении. В конце недуг был обнаружен. Медицинская наука бросилась на помощь, и вскоре она снова была со своими приятелями, улыбалась сквозь слезы сожаления по поводу всех волнений, причиной которых она была, и снова вела нормальный образ жизни.
Кэкстон предположил, что описанное было лишь одной вероятностью, и что другие вероятности двадцать девятого века показали бы и другие взаимоотношения людей.
Но сколько же основных поворотов могло быть?
Был уже первый час ночи, когда у него возникло это безрезультатное соображение, и он отложил вторую книгу. Но, раздевшись, он тем не менее вновь подтвердил себе: «О'кей. Значит все это может быть просто повтором. Но все же лучше быть живым и делать одно и то же, чем быть мертвым и ничего не делать».
Он лег в постель. Затем поставил странного вида, но узнаваемый будильник, чтобы встать в половине четвертого утра.
Это было решение.
Это было отклонение от маленького решения, сделанного Обладателями.
Потом он лежал, вполне очнувшись ото сна, и думал: «Несколько смешно, если сейчас я не смогу уснуть…»
Он проснулся от звука будильника, похожего на звон маленьких колокольчиков.
Часы показывали 3:42 утра. Хорошее время для начала… «Пусть, — подумал он, — это и будет моментом». Следующие слова он произнес вслух:
— Все мое будущее исчисляется от 3:42 утра 10 августа 1981 года.
Очевидно, что для Большой Мысли всего времени и пространства должен быть какой-то точный момент, из которого не было поворота назад. Призыв он тоже выкрикнул вслух:
— О'кей, хорошо. Эй, там, Питер Кэкстон. Давай, соединяй.
30
В 10:28 на следующее утро Питер Кэкстон сидел на кухне западного крыла и ел завтрак. Сзади него послышался звук открывающейся двери. Не поворачиваясь, он сказал:
— Доброе утро, мистер Джонс. Молчание.
«Он думает о том, откуда мне известно, кто он», — подумал самодовольно Кэкстон.
Вслух, все еще не поворачиваясь, он сказал:
— У меня здесь тарелка для вас. Почему бы вам не присоединиться ко мне?
Нет ответа.
— Может быть, вам будет интересно узнать, — продолжал Кэкстон, — что я принял истинность ваших утверждений, буквально принял слова, о том, что прошлое ждет вечно. И будущее, разумеется, тоже.
Он поднял руку и махнул в неопределенном направлении.
— Я предполагаю, что я был там в каждом временном измерении, в каждой эре между этим временем и 9812 годом нашей эры, я был умножен, — он сделал паузу, — так как каждому где-то понадобится время, и каждый должен создаваться определенным усилием — и что более важно — так как мне надо будет записывать и вести учет, где они все были, я ограничил учет до ста.
— Так что, как я представляю, — небрежно продолжал Кэкстон, — в один из этих веков я начну строительство Дворца Бессмертия. Вы можете спросить, действительно ли я построил его? И мой ответ — кто еще это мог быть или будет?
По-прежнему ни одного звука от человека, который открыл заднюю дверь и вошел в квартиру. Это вдруг стало раздражать Кэкстона. В его голосе звучало раздражение, когда он сказал:
— Возникает вопрос, кто-нибудь может меня сейчас остановить? Насколько я могу судить об этом, мой ответ — нет. Какие-нибудь замечания?
Так как ответа опять не было, у него появилось первое крошечное сомнение… «В конце концов, — подумал он, — трудно уследить. Так что, может быть, я все перепутал. Может быть это не Джонс».
После чего он повернулся на стуле, намереваясь посмотреть…
Кэкстон проснулся от смеха Селани. Он открыл глаза и посмотрел на потолок трейлера, когда раздался задыхающийся голос мужчины. Кэкстон с удивлением подумал о том, что здесь могло происходить. Он предположил, что мужчина был ее отцом, так как кто еще это мог быть в этот второй день после их пребывания в 1653 год н. э.?
Что было странным в этом голосе — это то, что мужчина, казалось, задыхался. И раз, таким вот образом, сказал:
— Заканчивай, Селани. Достаточно на первый раз.
— Нет, сэр, — раздался голос девушки. — Сорок минут, — и она опять весело засмеялась.
Это пожалуй казалось забавным и было невероятно таинственным. Кэкстон поспешно оделся и вышел наружу и застал неожиданную картину.
Джонс, раздетый до пояса, медленно бежал мимо дверей трейлера. Девушка бежала рядом и однажды, когда он запнулся, она подхватила его и поддержала. Они свернули за трейлер, и Кэкстон мог слышать с той стороны их топот. Наконец, они снова показались из-за трейлера. Девушка увидела Кэкстона и весело позвала его:
— Присоединяйтесь, мистер Кэкстон!
Идея показалась слишком нелепой Кэкстону, который никогда не занимался физическими упражнениями. Он помотал головой.
Отец и дочь два раза обежали трейлер, пока он стоял там. «Думаю мне следует пойти побриться и привести себя в порядок», — подумал Кэкстон. Но он взглянул на солнце, которое было удивительно высоко. «Около девяти часов, — решил он. — Или даже позже».
Забравшись на холм, он окинул взглядом те же пустые мили, которые помнил из предыдущей вероятности. «Это настоящее, — подумал он. — Потому как я тут и не знаю, как я пришел, или, кто был этот человек у дверей, в доме Магольсона». Он посмотрел вниз на трейлер и на двух человек, все еще медленно — мужчина неуклюже — бегавших вокруг. А потом еще раз осмотрел дальние горизонты безвременного дня, и реальность помрачнела.
В неуверенности он спустился с холма. Другие слияния, казалось, находились где-то под контролем какого-то Питера Кэкстона. Но это слияние было тайной.
Он все же заметил, что у него не было обычного психического порыва прореагировать на беспокойство. Так что это было изменение.
Не обращая внимания на отца и дочь, он вошел в трейлер, нашел туалет, оправился, а затем, поискав, нашел ту же самую мазь для бритья, которой он пользовался в свой первый визит во Дворец Бессмертия. Как и тогда, необходимо было нанести мазь, а затем стереть бороду. Затем карманной расческой он пригладил волосы. Почувствовав, что выглядит вполне прилично, вышел во второй раз и присел, дожидаясь конца пробежки.
Кэкстон наблюдал за ними прищурившись, оценивающим взглядом. Он понимал, что оценивая девушку, он мог не видеть ее привлекательности в сексуальном плане, и тем не менее сейчас он видел, что ее лицо, хотя и девятнадцатилетнее во многих отношениях — чистота кожи, молодость — еще имело и другие, более зрелые черты. Не останавливаясь ни на одной цифре, он с интересом подумал о том, сколько ей могло быть лет? Несколько раз, пробегая мимо, она бросала на него взгляд, который оценивал его совершенно не по-девичьи. А когда же, наконец, утренняя пробежка закончилась, отец и дочь подошли к тому месту, где он сидел, и дочь сказала:
— Прошлой ночью я обнаружила, что перчатка повредила отца больше, чем я думала вначале. Все его тело пострадало от потери энергии: он вдруг начал поддерживать свое чувство собственного достоинства какой-то странной мистической идеей, будто он человек, особенно любимый Богом.
Откуда-то до Кэкстона мгновенно пришло понимание этого состояния.
— Ах, вот что, — сказал он. Даже когда он заговорил, у него не было интереса к этому делу, так как он не желал вникать в этот похожий на сновидение мир сливающихся воспоминаний. Почему его снова слили здесь, не предупредив? Вот на что надо направить свое внимание.
Девушка смотрела на него с каким-то странным выражением.
— Мистер Кэкстон, мы с отцом обсуждали наше положение, и так как он кажется в ослабленном состоянии — хотя ему уже лучше — похоже, мужские обязанности придется выполнять вам. Если вы хотите, я готова играть свою роль, — она дружески улыбнулась, — в некотором роде в отношениях между мужем и женой, что вы скажете?
Впоследствии Кэкстон никак не мог вспомнить все чувства, возникшие у него, когда он понял смысл слов Селани. То, что в этой второй вероятности взаимоотношения, которых он так сильно желал в первой, станут такими легкими, было оскорбительно, еще и по ее предложению, «если хотите».
Отчасти его негодование объяснялось тем, что его вырождающиеся клетки в этих обстоятельствах, очевидно, ничего не значили. Запах времени сейчас был отброшен, словно бы и не имел значения. Причина этого была в ситуации, которую он в тот раз не прочувствовал: потребность женщины в защите, тогда, конечно же, удовлетворенная ее настоящим отцом. Так что замена тогда была не нужна, спасибо. Ей-богу!
Эмоции улеглись. Осталось слабое сожаление, что он, вероятно, не сможет остаться и воспользоваться этим предложением.
Должно быть, она заметила его колебания, потому что сказала:
— Конечно, если вам не интересно… — Она отвернулась.
— Подождите! — настоятельно сказал он. — Я хочу рассказать вам обоим правду о создавшемся положении.
Девушка снова повернулась к нему. Старик с интересом уставился на Кэкстона.
Кэкстон рассказал им, что с ним произошло.
Он не упомянул, как они выбрались из другой вероятности. Это должно быть его властью над ними, в случае, если ему понадобиться рычаг.
Клоден Джонс сказал:
— Я прихожу сейчас к выводу, что перчатка, которую дал вам Бастман, была заряжена сильнее, чем это требовалось для того, что он хотел. В результате получилось две, возможно и больше вероятностей.
Его собственные слова, казалось, подстегивали его. Неожиданно проявилось что-то от того, прежнего Джонса, которого помнил Кэкстон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25