– Ну и наломали же вы дров! – заявил он. – Кажется, не осталось ни одной мало-мальски возможной ошибки, которой бы вы не совершили.
С того времени я только и поджидал подходящего случая, чтобы как-нибудь оправдать себя в глазах Холмса.
– Мне необходимо иметь своего человека в Мейзвуде, – продолжил Холмс.
– Но ведь Гиллиган и Стайлс…
– Телеграмма от Тощего у меня на столе. Но, повторяю, мне нужен свой человек в доме. События развиваются гораздо быстрее, чем я предполагал: вы еще можете успеть на дневной поезд в Суррей.
– А какова моя задача?
– Сообщите Клайду Дитсу, что я иду по горячему следу преступника. И запомните, старина, это чистая правда. Конечно, мы не раскроем все наши карты, но это, пожалуй, и ни к чему. – Холмс задержал на мне пристальный взгляд. – Вы не очень-то сильны в искусстве притворяться, и я хочу, чтобы вы были в ладу со своей совестью…
– Скажите прямо…
Категорический жест отмел мои возражения, честно говоря, для меня это было благом, ибо я вступил на зыбкую почву.
– Скажите Дитсу, что хотите навести кое-какие справки в Литчфилде и окрестностях. При этом постарайтесь напустить на себя таинственный вид, это интригует клиентов. Он предложит вам коляску, но вы откажетесь, ссылаясь на то, что предпочитаете ездить верхом.
– Вы предлагаете мне разъезжать на скаковой лошади, Холмс?
– Ну что вы! Вам это не грозит. Я уверен, что он подберет вам подходящую охотничью лошадь.
– Я уже довольно давно не практиковался в верховой езде, но, думаю, справлюсь.
– Надеюсь, в данном случае мы преуспеем. Скажите, что направляетесь в Литчфилд. Как только отъедете достаточно далеко от дома, поезжайте по кругу, тщательно отмечая все дороги и выясняя, куда они ведут. Придется заехать и в сам Литчфилд, дабы ваша версия о проведении расследования выглядела достаточно убедительно. Обратите особое внимание на железную дорогу, Ватсон.
– Стало быть, я должен произвести рекогносцировку. Как на войне.
– Верно, – отозвался Холмс с одобрительной улыбкой, рассеяв таким образом некоторые мои сомнения. – Я также хочу, чтобы вы осмотрели мейзвудские конюшни, в особенности для верховых лошадей. Запомните, где хранятся принадлежности для верховой езды, как бы невзначай обмолвитесь, что любите гулять после ужина. Я хочу, чтобы вы осматривали конюшни в темноте. Если Дитс вызовется вас сопровождать, тем лучше. Он любит лошадей, поэтому с удовольствием покажет вам свой завод. И еще одно: оказавшись на племенной ферме, встаньте у окна отведенного вам для осмотра помещения между девятью и девятью тридцатью вечера. Погасите лампу и зажгите свечу. Три раза проведите ею перед окном из стороны в сторону. В ответ увидите три вспышки фонаря. Повторяйте эту процедуру, пока не получите ответа.
Я смотрел на Холмса с некоторым изумлением.
– К чему такие ухищрения? Что-то похожее было в истории с баскервильской собакой.
Все это время серьезный и озабоченный Холмс вдруг рассмеялся.
– И в самом деле! Мне это даже в голову не приходило. Но ради собственного спокойствия я должен точно знать ваше местонахождение. Вам отводится важная роль в затеваемом нами деле.
Слова его наполнили меня гордостью от одной только мысли о том, что на меня возлагаются такие надежды, настроение мое резко поднялось. Позднее, уже в поезде, осознав, что Холмс мастерски скрыл от меня свои истинные планы, я почувствовал безотчетный страх. Его поручение, казалось, не содержит ничего особенного. А дурные предчувствия я подавил, решив, что мое дело – только следить затем, как разворачивается драма. Да, в сущности, у меня не было почти никакого выбора.
Холмс заблаговременно известил Дитса о моем приезде, и на станции в Литчфилде меня ожидал тот же экипаж и тот же кучер – Альфред. Хозяин устроил для меня довольно роскошный обед и несказанно обрадовался, когда я сообщил ему, что Холмс «кое-что раскопал». Разумеется, все это были лишь домыслы. Но я воспользовался умолчаниями и многозначительными взглядами, и он с готовностью клюнул на эту приманку.
Лишь тогда я понял, что Холмс намеренно снабдил меня скудной информацией: это отнюдь не было упущением с его стороны. В подробных объяснениях не было никакой необходимости, и я полагал, что заслужил – пусть жидкие – аплодисменты и несколько негромких «браво». Не потому, что я очень успешно играл роль человека, которому поручено провести расследование, а потому, что мои слова не подвергались никаким сомнениям. Слава моего друга в этот период была, безусловно, в зените, а имя – на слуху, не в последнюю очередь благодаря опубликованным мною очеркам, где раскрывались некоторые его секреты. Когда Холмс принимался за расследование, его методы не подлежали никакой критике, считалось, что успех заранее обеспечен. Вокруг него сиял ореол непогрешимости, и неудивительно, что даже такой умудренный жизненным опытом человек, как Дитс, не сомневался в конечном торжестве великого сыщика с Бейкер-стрит.
Дворецкий Дули провел меня в отведенную мне комнату: чемодан мой был уже распакован, а вся одежда висела в шкафу. Должно быть, пожилой слуга, который подавал обед, слышал мои пожелания насчет конной прогулки, ибо в шкафу я увидел бриджи и подходящего размера сапоги. Дворецкий был явно староват, чтобы заниматься шпионским ремеслом, но вполне бы подошел Майкрофту Холмсу, который людей такого возраста держал «в запасе».
Дитс сам отвел меня в конюшню и велел груму оседлать для меня гнедую кобылу, заверив, что она довольно кроткого нрава. Как и велел Холмс, я приметил место, где находятся седла, потники, упряжь и попоны, намереваясь заглянуть сюда еще раз с наступлением темноты. Дитс объяснил, как проехать к Литчфилду, упомянув, что, если я заблужусь, достаточно лишь отпустить поводья и кобыла сама доставит меня в Мейзвуд. Видимо, своим опытным глазом он приметил, что наездник я не слишком-то хороший.
Все же я умудрился достаточно ловко вскочить на кобылу и, отъезжая, как бывший кавалерийский офицер постарался блеснуть искусством верховой езды, воскрешая в памяти офицеров-кавалеристов, своих бывших сослуживцев по пятому нортумберлендскому полку.
Я, видимо, слишком натягивал поводья, ибо моя кобыла по кличке Фанданго шла коротким нервным шагом, на морде выступила пена. На мне был коричневатый костюм, и, если бы я съехал с дороги и спрятался в лесу, меня не так-то легко было бы заметить. Выбранный мной проулок вывел на вершину холма, откуда открывался вид на живописную долину. Слева посверкивали рельсы, и, провожая их взглядом, я увидел товарный полустанок со множеством товарных вагонов и платформ, некоторые из них пустовали. Это вызвало у меня некоторое недоумение, ведь я был довольно далеко от Литчфилда! Впрочем, я скоро разобрался, что рельсы, которые я видел, вероятно, какая-то боковая ветка; здесь, видимо, составляются товарные поезда, которые затем отправляются в Лондон.
Обычный сельский полустанок. Но так как Холмс просил обратить особое внимание на железную дорогу, я решил отложить на время объезд Мейзвуда и спустился по тропе в долину. Я постарался запомнить окружающую местность на случай, если тропинка вдруг оборвется и мне придется возвратиться. Однако, спустившись вниз, я направился вдоль рельсов к Литчфилду. Когда я отвернул в сторону от Мейзвуда, Фанданго сначала выказала явное недовольство, но затем смирилась и пошла неторопливой иноходью. Трясло меня не так уж сильно, но тем не менее я оказался явно изнеженным даже для такой езды.
Фанданго перешла на кентер, и, судя по тому, как быстро она пожирала пространство, я сделал вывод, что лошадь у меня довольно рысистая. Кобыла, как и Дитс, видимо, чувствовала, что наездник неважный, и старалась не подвергать меня лишним испытаниям, а может быть, она просто торопилась в стойло к своему мешку с овсом.
На окраине Литчфилда Фанданго вновь перешла на иноходь – наиболее впечатляющий свой аллюр, и я, точно настоящий спортсмен, гордо въехал в поселок, который состоял из одной-единственной улицы, длиной не более чем в два городских квартала, упирающейся в местный вокзал.
Как я и предполагал, почта находилась рядом со станцией: осадив кобылу, я медленно и осторожно слез, постанывая с непривычки. Затем с достоинством подвел Фанданго к кормушке и привязал поводья к врытому в землю рельсу, рядом со ступенью для посадки. Оставалось только надеяться, что и во второй раз я оседлаю лошадь также успешно.
Войдя в помещение, я сделал вид, что интересуюсь корреспонденцией на свое имя. Для начала, как бы изнывая от скуки, поговорил с телеграфистом о погоде. Потом, уже на улице, заметил небольшую гостиницу под вывеской «Рыжий лев». Получай я по фунту с каждой гостиницы с таким же названием, я, вероятно, мог бы абонировать ложу на скачках рядом с лордом Балморалом. Можно было не сомневаться, что «Рыжий лев» – центр общественной жизни Литчфилда, если таковая здесь имелась. Я решительно направился к входным дверям и внезапно увидел их! Навстречу мне, с противоположной стороны улицы, двигались два китайца. Я достаточно долго был другом и биографом Шерлока Холмса, чтобы не сообразить, что замышляется какой-то хитрый ход. Китайцы не так уж часто попадаются в таких вот глухих местечках. Вопреки обычаям наших американских кузенов, английскую одежду гладят английские руки, большинство наших железных дорог построено при активном содействии валлийцев и корнуолльцев. Китайцы наверняка здесь люди чужие и потому должны жить и гостинице.
Ускорив шаг, я опередил их и распахнул дверь гостиничного трактира. Незачем давать им повод думать, что я их преследую. Присутствие китайцев наводило на мысль, что за их спиной стоит Чу Санфу: хотя влияние главаря преступников на Лаймхаус и подорвано, есть все основания полагать, что многие люди той же национальности все еще ему подчиняются. Опершись о пустую трактирную стойку, я заказал портер, жалея о том, что у меня нет хлыста, дабы изображать пижонское пощелкивание по сапогам.
Трактирщик, будучи человеком немногословным, выполнив мой заказ, все же удостоил меня короткой фразой, обнаружив при этом свое шотландское происхождение:
– Я вижу, вы не из наших краев.
– Да, я приезжий, как вы верно заметили.
Я думал, что наблюдательный шотландец выкажет ко мне некоторый интерес, но он не полюбопытствовал, долго ли я намерен пробыть в их краях, откуда приехал и так далее.
Небрежно протерев тряпкой полированную поверхность стойки, он удалился в глубь зала, чтобы поупражняться в метании дартов. Готовится поиграть на деньги с вечерними посетителями, подумал я. Однако это его занятие, к моей радости, было прервано появлением китайцев. Что-то неразборчиво буркнув по-английски, они заказали чай, уселись за боковым столиком и стали тихо о чем-то беседовать на родном языке. Трактирщик выполнил заказ и вернулся к своему занятию.
Заказывая еще кружку портера, я подумывал, как бы поближе подобраться к китайцам, хотя не отдавал себе отчета, чего ради – ведь я ни слова бы не разобрал из их разговора. Но тут, пошатываясь, вошел еще один посетитель – к явной досаде трактирщика, который только что всадил два дарта прямо в яблочко и намеревался закрепить это достижение. Впрочем, его услуги не понадобились, ибо худой человечек в неописуемого вида одежде одной рукой держался за горло, другой – показывал на рот.
– Тут нет доктора? – прохрипел он с некоторым усилием.
Занимаясь медициной в течение многих лет жизни, я не мог не откликнуться на этот вопрос-просьбу.
– Что-то застряло у меня в горле, – сипя, выдавил он.
Я убрал его руку с горла, раздвинул пальцами рот и постарался заглянуть к нему в глотку, но в трактире было слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. Хорошенькое дело, подумал я и попробовал пошуровать внутри пальцем, но он начал задыхаться и я сразу же вытащил палец.
Человечек показал на дверь. Правильно истолковав этот жест, я схватил его за руку и вывел на улицу, на пополуденное солнце. Когда он остановился, спиной к двери, я вновь попробовал заняться его горлом, как вдруг события приняли неожиданный оборот.
– Не волнуйтесь, делайте только вид, будто хотите что-то вытащить, доктор Ватсон. С горлом у меня все в порядке, это всего лишь уловка. – Пораженный, я невольно отодвинулся, в ушах тревожно зазвенело.
– Продолжайте свой осмотр, док, – тихо проговорил он, поднимая подбородок, чтобы облегчить мне задачу.
Пока я притворялся, будто осматриваю его горло, он тихо и отчетливо заговорил с открытым ртом, что, несомненно, требовало изрядной сноровки.
– Не обращайте внимания на китаезов, док. Мистер Холмс не хочет, чтобы эти парни что-нибудь заподозрили. Возвращайтесь в Мейзвуд, вечером мы будем ждать вашего сигнала.
– Кто вы?..
– Скользкий Стайлс, док.
Боже, подумал я, так это он, человеческая тень! Когда Холмс хочет установить слежку за кем-нибудь, он неизменно призывает к себе Стайлса. Мой друг уверяет, что Скользкий при необходимости мог бы забраться даже в ад, не опалив своей одежды.
По внезапному наитию я извлек свой носовой платок, прижал его к губам Стайлса и принялся хлопать его по спине. Человек очень правдоподобно изобразил, что старается извергнуть куриную косточку или что там у него застряло в горле. В каждом из нас живет желание лицедействовать, даже в пустом театре. Меня неожиданно осенило.
– Моя комната в передней части Мейзвуда. – Я произнес это таким же тоном, как если бы уверял моего уличного пациента, что с ним все в порядке.
– Понял, док. До вечера.
Итак, все идет как надо. Я возвратился в трактир, заплатил за выпитое пиво и ушел, весьма довольный собою, ибо даже не взглянул в сторону таинственных китайцев.
Когда я уселся на Фанданго и вдел ноги в стремена, мне пришла в голову мысль, что Холмс, должно быть, уже предупрежден о китайцах телеграммой Гиллигана.
На улице Фанданго изъявила очевидное желание бежать какой-то другой, ведомой одной лишь ей дорогой. Я рассудил, что, если дать ей полную волю, она сама доставит меня на конный завод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31