мебель для ванной комнаты распродажа
В конце концов, то, что он сделал, поможет и тебе, Часовой, приблизиться к желанному концу. По крайней мере, ваши посты уже не нужны.
– Этот конец может теперь наступить и для всей земли, – ответил Хургин. – Твое колдовство пока что противодействует его черной магии и сдерживает его дьявольскую силу, не давая ей вырваться за пределы города. Но сколько мы еще так продержимся? Не отыщется ли у него что-нибудь посильнее?
– О, несомненно, и очень скоро, – хладнокровно отвечал Саймон. – Мой могущественный учитель может поднять на нас такие силы, которые сметут всех, как мышей сметает метла хозяйки. Но не сейчас… не сейчас. А пока я установил невидимую преграду вокруг стен города. Так что твои всадники и народ моря, с той стороны, могут спокойно увести отсюда все человеческие стада, которыми они кормятся. Сколько могут выдержать вриколы без пищи? День-два… а в городе живых людей уже не осталось. Те дураки, что не ушли оттуда, уже пали жертвой жадности или испуга своих господ. Перепуганные божества! Многое бы я отдал, чтобы посмотреть на них сейчас! – Смех его эхом раскатился по палатке.
– Если даже все вриколы, которые служат ему сегодня, завтра умрут, – безрадостно сказал Хургин, – он одолеет нас и один. К тому же вряд ли он останется один. Не забывай, у него есть ключи от многих миров.
– Мне это известно лучше, чем кому-либо, – Саймон кивнул, по-прежнему невозмутимо, – но я все же знаю, как погубить его. Я уничтожу его с помощью того рыжебородого, которого ты проклинаешь. – Он встал и потянулся. – Ну а сейчас надо отдохнуть. Приведи сюда свои древние машины, магистр Хургин, и скажи повелителям морского народа, чтобы были поближе к гавани и следили за моими огнями: нельзя позволить ни одной из этих теней выскользнуть из города. Завтра в своем знаменитом саду они будут убивать друг друга и познают вечные муки. Они будут биться о мои магические огни, как мотыльки о стекло, и один за одним умирать от голода.
19
Красные лучи утреннего солнца, смешиваясь с черными лентами дыма, расчертили небо яркими полосами. Лагеря осаждающих были рассыпаны по полям вдоль всей огромной стены города. Ночью пришли воины из народов, живших за сотню дней пути: эти кочевники каким-то чудом узнали, что день, которого они ждали, близок, и снялись со своих мест задолго до начала сражения. Люди из множества горных племен все подходили и подходили, верхом и пешком. Часть всадников была призвана старцами из Братства, но большинство пришло по велению собственного сердца.
Явились и одетые в серое рабы из вымирающих деревень, впервые за сотни лет полумертвого существования поднявшись в каком-то подобии жизни. Они больше всех ненавидели своих хозяев-призраков, так долго правивших ими.
Гигантские ворота города были все еще закрыты, но вдоль стен уже не было никаких признаков движения или борьбы. Всадники охраняли подходы к городу, но никто больше не пытался прорваться туда, и никто не бежал оттуда.
Оуэн и Зельза стояли на границе главного лагеря. Они смотрели на море, наблюдая за далекими всплесками воды, которые указывали на то, что там дежурили морские всадники.
– Я, должно быть, крепко наступил на мозоль какому-то божеству в одной из прошлых жизней, – нахмурившись, сказал Оуэн. – Пройти полсвета в поисках женщины-призрака, в то время как такая красотка ходила за мной по пятам…
– Мне дорог твой комплимент, рыжебородый, тем более что я так мало слышала их от тебя, – радостно отозвалась Зельза.
– Сейчас я должен пойти и убить этого дьявола. Честно говоря, я не питаю особого желания, однако придется, раз уж вся эта бесовщина началась отчасти по моей вине. – Оуэн передернул плечами. – Как мне все это осточертело. Мы с тобой, красавица моя… возьмем золото, что я оставил в Мазайне, купим лошадей и хорошую повозку и поедем в богатые земли, где-нибудь на востоке. О пропитании волноваться нечего: будем торговать понемногу, а где надо, и приворуем, верно? Как ты думаешь, могу я сделаться цыганским королем на восточных дорогах?
Зельза рассмеялась, но в голосе ее зазвенела дрожь:
– Я припомню тебе эти слова, когда ты вернешься оттуда.
– Если я вернусь оттуда. – Оуэн обернулся к городской стене. – Волшебник Саймон мне кое-что рассказал. Он говорит, что ни сам Мирдин, ни вриколы не посмеют убить меня: им это запрещает какой-то закон чародеев. Однако он сказал, что сейчас по городу рыщут такие существа, которые не признают никаких законов, кроме убийства. Это что-то наподобие тех мертвых стражников, но гораздо страшнее: больше похожи на чудовищ, что гонялись за людьми вчера ночью.
– Хургин говорил о таких, – тихо сказала Зельза. – Он рассказывал, что в давние времена, когда велись великие войны, и маги города, и восставшие использовали такие создания друг против друга.
– Все они прокляты богом, – проворчал Оуэн. – Чем им не нравится чистая сталь, меч и секира, или почему не пустить в дело лук со стрелами? Кто заставляет их применять грязные средства? Не удивительно, что боги отвернулись от них и оставили править дьяволов.
– Уже пора, – сказала Зельза. – Морские всадники будут ждать тебя у берега. Им известен потайной ход, и ты сразу попадешь в пещеры под городом.
– Я знаю, – ответил Оуэн. – Мне придется отыскать нашего приятеля, который сидел в ящике, и разбить его зеленую колонну, а если выживу, то разнести в куски и его проклятый череп. Саймон говорил, что при этом ему наступит конец. Ну, и мне, наверное, тоже.
Зельза молча кусала губы.
Морские всадники ждали его на берегу, в одной лиге от города. Пять рослых жителей моря стояли по пояс в воде, а существа, на которых они приехали, покачивались на волнах чуть дальше от берега. Подойдя ближе, Оуэн задумчиво оглядел всю компанию, предвкушая мало удовольствия от этого путешествия.
Оказалось, они только издали похожи на людей. Их кожа была блекло-синей, а высокий открытый лоб был скошен назад так круто, как не бывает у человека. Острые лица обрамляла странная кожаная складка. Они холодно оглядели Оуэна круглыми немигающими глазами и знаками перепончатых рук попросили следовать за ними. Он вошел в воду, а Зельза стояла на берегу и смотрела ему вслед.
Оказалось, что морские всадники ездят на оседланных и с уздой дельфинах. Оуэн скоро понял, что ездить на них весьма нелегко. Эти мощные морские животные выскакивали из воды и, описав дугу, падали снова, головой вниз, так что Оуэну приходилось держаться изо всех сил, чтобы не соскользнуть зверю на нос. Ехавшие за ним морские жители, видя его страдания, не сдерживали улыбок, но так и не издали ни звука.
Они сделали широкий круг и теперь приближались к городской гавани. Сквозь поднимаемые дельфином брызги Оуэну все же удалось кое-что разглядеть со стороны моря: длинные пустые причалы и что-то, напоминавшее огромный корабль, полузатонувший и заржавевший. Все было неподвижно, не считая черного дыма, все еще клубившегося по пустым улицам.
Один из всадников подъехал к Оуэну и стал жестикулировать, закрывая рукой свой приплюснутый нос и указывая на Оуэна. Оуэн все понял. Он глубоко вдохнул, зажал ладонью нос и рот, и в то же мгновение его дельфин нырнул в толщу зеленой воды.
Вокруг, над черневшей внизу бездной, Оуэн видел размытые очертания каких-то башен, арки, образованные переплетениями водорослей, и яркие вспышки бледно-сиреневых огней, которые, должно быть, служили для освещения в городах морского народа. Дельфин опустился глубже, и легкие Оуэна едва не разорвались.
Они проскочили какой-то тоннель и вылетели наверх, в зеленый бассейн, освещенный слепяще-ярким сиреневатым светом. Оуэн, задыхаясь, стал жадно хватать ртом воздух.
Сопровождавшие его всадники вынырнули рядом с ним и помогли ему выбраться на скользкую мокрую платформу: они улыбались и молча одобрительно кивали друг другу. Выжимая из бороды воду, Оуэн огляделся вокруг.
От бассейна во все стороны вели узкие коридоры, освещавшиеся бледно-сиреневыми огнями. Вокруг собралось много морского народа, и один из них, с медным ожерельем на шее, улыбаясь, приблизился к Оуэну. В руке он держал большую гладкую пластинку и какой-то предмет наподобие мелка. Приподняв доску, он начал быстро чертить фигурки, пользуясь безошибочным языком рисунков.
Вглядываясь в его письмо, Оуэн понял, что все эти существа вообще не могут говорить.
Было ясно, что их мало волнуют проблемы земных людей. Но смысл сообщения Оуэн понял сразу. Он должен был проникнуть в подземный ход, который приведет его в сад вриколов, крепко закрыть за собой ворота, чтобы не выпустить кого-нибудь из его призрачных обитателей, и, если ему случится возвращаться тем же путем, он обязуется, что с ним в ворота не пройдет ни одна из теней, населяющих сад.
Оуэн кивнул в знак того, что он понял. Мужчина с медным ожерельем поклонился в ответ, и они пошли по освещенным переходам.
Оуэну подумалось, что, может быть, он – первый обитатель суши за долгие века, который видит город морского народа, и, вполне вероятно, – последний. Но, быстро следуя за провожатым, Оуэн едва успевал рассмотреть все, что открывалось ему: необыкновенные мастерские, где в кузнице горел холодный огонь, группы синеватых морских жителей, глядевших на него круглыми глазами без век, странные росписи по стенам, содержание которых не поймет ни один земной житель.
И вот в мрачной комнате они увидели медную дверь с непонятными надписями. Здесь изображения на стенах были непохожи на произведения морского народа. На них Оуэн узнал людей с теми же гордыми лицами, которые он хорошо запомнил, – правители города. Их руки лежали на каких-то удивительных сосудах и испускавших лучи устройствах. То там то здесь из-под этих предметов появлялся ребенок. Сначала обычный ребенок… а потом блекло-синий, с кожистой складкой вокруг головы. Смысл изображений был ясен: сотворение морского народа.
И вот наконец древняя медная дверь дождалась, чтобы ее открыли: ее вековая ржавчина отпадала кусками, когда морские жители отодвигали засовы. Потайной ход не использовался уже многие века, но в нем горел все тот же сиреневатый холодный свет.
Оуэн пробрался внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась за ним. Безо всякого воодушевления двигался он вперед по узкому извивавшемуся проходу, скользя размокшими ботинками по мягкой слизи на полу.
Проход спирально изогнулся и вывел в другую мрачную комнату, без росписей на мокрых стенах, освещенную всего одним сиреневым огоньком. На одной из стен выделялось огромное медное колесо, с которого свисал обрывок толстой цепи. Рядом виднелась труба, круглая и такая широкая, что в ней спокойно мог поместиться человек. Тут же была и еще одна дверь, которая вела дальше, в глубь потайного хода.
Здесь Оуэн задержался, чтобы обследовать громадное колесо. Прислонившись к краю трубы, он прислушался. Оттуда шел глухой мягкий гул – ровное биение моря.
Он понял, что это шлюз. Если сейчас открыть его, разве море не затопит их подземный сад? Ведь наверняка шлюз установили здесь именно для этого. Но, подумалось ему, вряд ли удастся одолеть Мирдина Велиса столь простым способом. Да и наверняка невозможно было так легко решить ту задачу, которую ему предстояло выполнить.
И он пошел дальше по новому, теперь уже ставшему прямым, тоннелю. Появился знакомый, непрозрачный белесый туман.
20
Народ, собравшийся за стенами города, находился в напряженном ожидании. Под чахлыми низкорослыми деревцами ждали и их вожди: Хургин, с блуждающим взглядом и сжатыми губами, и Саймон, спокойный и хладнокровный.
– Если понадобится, мы пробьемся и войдем туда, – сказал Хургин и поглядел на дорогу, ведущую на восток.
Оттуда медленно двигалось что-то громадное, устрашающее. Это была древняя военная машина, простоявшая без дела сотни лет и теперь приведенная в действие людьми Хургина по его приказу. За ней шла другая, а за той – еще и еще.
– К чему прорываться? – спросил Саймон. – Он дойдет, если поставит это себе целью. Возможно, нам придется поддержать его, чуть позже. Кто знает?
– Ты слышишь? Под землей… шум?
Саймон кивнул:
– Вопли. – Он зло засмеялся. – Да, да, они проголодались! – Он посмотрел на Хургина: – Магистр Хургин, как вы думаете, я стар или молод?
– Ты стар, как и я, – отвечал тот.
– Ого, – усмехнулся Саймон. – Я недооценивал вас из-за вашей мягкости в подходах к лечению людей и их защите. А вы посвящены больше, чем я думал. Значит – ваш ровесник? Но почему?
– Ты служил у своего учителя с дней своей молодости, – сказал Хургин. – Я тоже был юношей, когда он покинул наше царство. Отчего же ты так ненавидишь его, ведь вы с ним во многом очень похожи?
– Я хочу быть таким же могущественным, как он, – отвечал Саймон. – Вдвоем нам не ужиться. Только в отношении питания я не столь требователен. Он уже очень давно питается человеческими жизнями… а мне нужна такая же пища, как и вам. Вот и вся разница.
– Нет, – возразил Хургин. – Я чувствую твою ненависть. А ведь тебе наверняка известно, что мудрый не должен ненавидеть или быть пленником ненависти. И ты все-таки позволил этому зерну прорасти в тайных глубинах сердца. Все это время, что ты служил ему… ты прятал свою ненависть. Это тоже своего рода чародейство.
Саймон улыбнулся:
– Это было мастерское чародейство. Ведь стоило ему уловить легчайший намек на то, что ты сейчас заметил без труда… ах, сегодня я выражаю это открыто. Да, я ненавижу. И хоть моя ненависть велика, я позволил другому увидеть его последний час. Я – почти святой, как и ты, не правда ли?
Хургин пристально взглянул на него из-под бровей:
– Можно нескромный вопрос? Черты твоего лица мне кажутся знакомыми с очень давних времен. Тебе ничего не говорит имя Ринель?..
Саймон широко улыбнулся:
– Верно! Ты угадал, во мне течет ее кровь. Теперь я – последний в роде. Больше никого в живых не осталось. Ведь ты знаешь, такие люди, как я, обычно не заводят ни семьи, ни детей. Там, впереди, – мой город и мой народ.
– Теперь я все понял, – сказал Хургин и замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Этот конец может теперь наступить и для всей земли, – ответил Хургин. – Твое колдовство пока что противодействует его черной магии и сдерживает его дьявольскую силу, не давая ей вырваться за пределы города. Но сколько мы еще так продержимся? Не отыщется ли у него что-нибудь посильнее?
– О, несомненно, и очень скоро, – хладнокровно отвечал Саймон. – Мой могущественный учитель может поднять на нас такие силы, которые сметут всех, как мышей сметает метла хозяйки. Но не сейчас… не сейчас. А пока я установил невидимую преграду вокруг стен города. Так что твои всадники и народ моря, с той стороны, могут спокойно увести отсюда все человеческие стада, которыми они кормятся. Сколько могут выдержать вриколы без пищи? День-два… а в городе живых людей уже не осталось. Те дураки, что не ушли оттуда, уже пали жертвой жадности или испуга своих господ. Перепуганные божества! Многое бы я отдал, чтобы посмотреть на них сейчас! – Смех его эхом раскатился по палатке.
– Если даже все вриколы, которые служат ему сегодня, завтра умрут, – безрадостно сказал Хургин, – он одолеет нас и один. К тому же вряд ли он останется один. Не забывай, у него есть ключи от многих миров.
– Мне это известно лучше, чем кому-либо, – Саймон кивнул, по-прежнему невозмутимо, – но я все же знаю, как погубить его. Я уничтожу его с помощью того рыжебородого, которого ты проклинаешь. – Он встал и потянулся. – Ну а сейчас надо отдохнуть. Приведи сюда свои древние машины, магистр Хургин, и скажи повелителям морского народа, чтобы были поближе к гавани и следили за моими огнями: нельзя позволить ни одной из этих теней выскользнуть из города. Завтра в своем знаменитом саду они будут убивать друг друга и познают вечные муки. Они будут биться о мои магические огни, как мотыльки о стекло, и один за одним умирать от голода.
19
Красные лучи утреннего солнца, смешиваясь с черными лентами дыма, расчертили небо яркими полосами. Лагеря осаждающих были рассыпаны по полям вдоль всей огромной стены города. Ночью пришли воины из народов, живших за сотню дней пути: эти кочевники каким-то чудом узнали, что день, которого они ждали, близок, и снялись со своих мест задолго до начала сражения. Люди из множества горных племен все подходили и подходили, верхом и пешком. Часть всадников была призвана старцами из Братства, но большинство пришло по велению собственного сердца.
Явились и одетые в серое рабы из вымирающих деревень, впервые за сотни лет полумертвого существования поднявшись в каком-то подобии жизни. Они больше всех ненавидели своих хозяев-призраков, так долго правивших ими.
Гигантские ворота города были все еще закрыты, но вдоль стен уже не было никаких признаков движения или борьбы. Всадники охраняли подходы к городу, но никто больше не пытался прорваться туда, и никто не бежал оттуда.
Оуэн и Зельза стояли на границе главного лагеря. Они смотрели на море, наблюдая за далекими всплесками воды, которые указывали на то, что там дежурили морские всадники.
– Я, должно быть, крепко наступил на мозоль какому-то божеству в одной из прошлых жизней, – нахмурившись, сказал Оуэн. – Пройти полсвета в поисках женщины-призрака, в то время как такая красотка ходила за мной по пятам…
– Мне дорог твой комплимент, рыжебородый, тем более что я так мало слышала их от тебя, – радостно отозвалась Зельза.
– Сейчас я должен пойти и убить этого дьявола. Честно говоря, я не питаю особого желания, однако придется, раз уж вся эта бесовщина началась отчасти по моей вине. – Оуэн передернул плечами. – Как мне все это осточертело. Мы с тобой, красавица моя… возьмем золото, что я оставил в Мазайне, купим лошадей и хорошую повозку и поедем в богатые земли, где-нибудь на востоке. О пропитании волноваться нечего: будем торговать понемногу, а где надо, и приворуем, верно? Как ты думаешь, могу я сделаться цыганским королем на восточных дорогах?
Зельза рассмеялась, но в голосе ее зазвенела дрожь:
– Я припомню тебе эти слова, когда ты вернешься оттуда.
– Если я вернусь оттуда. – Оуэн обернулся к городской стене. – Волшебник Саймон мне кое-что рассказал. Он говорит, что ни сам Мирдин, ни вриколы не посмеют убить меня: им это запрещает какой-то закон чародеев. Однако он сказал, что сейчас по городу рыщут такие существа, которые не признают никаких законов, кроме убийства. Это что-то наподобие тех мертвых стражников, но гораздо страшнее: больше похожи на чудовищ, что гонялись за людьми вчера ночью.
– Хургин говорил о таких, – тихо сказала Зельза. – Он рассказывал, что в давние времена, когда велись великие войны, и маги города, и восставшие использовали такие создания друг против друга.
– Все они прокляты богом, – проворчал Оуэн. – Чем им не нравится чистая сталь, меч и секира, или почему не пустить в дело лук со стрелами? Кто заставляет их применять грязные средства? Не удивительно, что боги отвернулись от них и оставили править дьяволов.
– Уже пора, – сказала Зельза. – Морские всадники будут ждать тебя у берега. Им известен потайной ход, и ты сразу попадешь в пещеры под городом.
– Я знаю, – ответил Оуэн. – Мне придется отыскать нашего приятеля, который сидел в ящике, и разбить его зеленую колонну, а если выживу, то разнести в куски и его проклятый череп. Саймон говорил, что при этом ему наступит конец. Ну, и мне, наверное, тоже.
Зельза молча кусала губы.
Морские всадники ждали его на берегу, в одной лиге от города. Пять рослых жителей моря стояли по пояс в воде, а существа, на которых они приехали, покачивались на волнах чуть дальше от берега. Подойдя ближе, Оуэн задумчиво оглядел всю компанию, предвкушая мало удовольствия от этого путешествия.
Оказалось, они только издали похожи на людей. Их кожа была блекло-синей, а высокий открытый лоб был скошен назад так круто, как не бывает у человека. Острые лица обрамляла странная кожаная складка. Они холодно оглядели Оуэна круглыми немигающими глазами и знаками перепончатых рук попросили следовать за ними. Он вошел в воду, а Зельза стояла на берегу и смотрела ему вслед.
Оказалось, что морские всадники ездят на оседланных и с уздой дельфинах. Оуэн скоро понял, что ездить на них весьма нелегко. Эти мощные морские животные выскакивали из воды и, описав дугу, падали снова, головой вниз, так что Оуэну приходилось держаться изо всех сил, чтобы не соскользнуть зверю на нос. Ехавшие за ним морские жители, видя его страдания, не сдерживали улыбок, но так и не издали ни звука.
Они сделали широкий круг и теперь приближались к городской гавани. Сквозь поднимаемые дельфином брызги Оуэну все же удалось кое-что разглядеть со стороны моря: длинные пустые причалы и что-то, напоминавшее огромный корабль, полузатонувший и заржавевший. Все было неподвижно, не считая черного дыма, все еще клубившегося по пустым улицам.
Один из всадников подъехал к Оуэну и стал жестикулировать, закрывая рукой свой приплюснутый нос и указывая на Оуэна. Оуэн все понял. Он глубоко вдохнул, зажал ладонью нос и рот, и в то же мгновение его дельфин нырнул в толщу зеленой воды.
Вокруг, над черневшей внизу бездной, Оуэн видел размытые очертания каких-то башен, арки, образованные переплетениями водорослей, и яркие вспышки бледно-сиреневых огней, которые, должно быть, служили для освещения в городах морского народа. Дельфин опустился глубже, и легкие Оуэна едва не разорвались.
Они проскочили какой-то тоннель и вылетели наверх, в зеленый бассейн, освещенный слепяще-ярким сиреневатым светом. Оуэн, задыхаясь, стал жадно хватать ртом воздух.
Сопровождавшие его всадники вынырнули рядом с ним и помогли ему выбраться на скользкую мокрую платформу: они улыбались и молча одобрительно кивали друг другу. Выжимая из бороды воду, Оуэн огляделся вокруг.
От бассейна во все стороны вели узкие коридоры, освещавшиеся бледно-сиреневыми огнями. Вокруг собралось много морского народа, и один из них, с медным ожерельем на шее, улыбаясь, приблизился к Оуэну. В руке он держал большую гладкую пластинку и какой-то предмет наподобие мелка. Приподняв доску, он начал быстро чертить фигурки, пользуясь безошибочным языком рисунков.
Вглядываясь в его письмо, Оуэн понял, что все эти существа вообще не могут говорить.
Было ясно, что их мало волнуют проблемы земных людей. Но смысл сообщения Оуэн понял сразу. Он должен был проникнуть в подземный ход, который приведет его в сад вриколов, крепко закрыть за собой ворота, чтобы не выпустить кого-нибудь из его призрачных обитателей, и, если ему случится возвращаться тем же путем, он обязуется, что с ним в ворота не пройдет ни одна из теней, населяющих сад.
Оуэн кивнул в знак того, что он понял. Мужчина с медным ожерельем поклонился в ответ, и они пошли по освещенным переходам.
Оуэну подумалось, что, может быть, он – первый обитатель суши за долгие века, который видит город морского народа, и, вполне вероятно, – последний. Но, быстро следуя за провожатым, Оуэн едва успевал рассмотреть все, что открывалось ему: необыкновенные мастерские, где в кузнице горел холодный огонь, группы синеватых морских жителей, глядевших на него круглыми глазами без век, странные росписи по стенам, содержание которых не поймет ни один земной житель.
И вот в мрачной комнате они увидели медную дверь с непонятными надписями. Здесь изображения на стенах были непохожи на произведения морского народа. На них Оуэн узнал людей с теми же гордыми лицами, которые он хорошо запомнил, – правители города. Их руки лежали на каких-то удивительных сосудах и испускавших лучи устройствах. То там то здесь из-под этих предметов появлялся ребенок. Сначала обычный ребенок… а потом блекло-синий, с кожистой складкой вокруг головы. Смысл изображений был ясен: сотворение морского народа.
И вот наконец древняя медная дверь дождалась, чтобы ее открыли: ее вековая ржавчина отпадала кусками, когда морские жители отодвигали засовы. Потайной ход не использовался уже многие века, но в нем горел все тот же сиреневатый холодный свет.
Оуэн пробрался внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась за ним. Безо всякого воодушевления двигался он вперед по узкому извивавшемуся проходу, скользя размокшими ботинками по мягкой слизи на полу.
Проход спирально изогнулся и вывел в другую мрачную комнату, без росписей на мокрых стенах, освещенную всего одним сиреневым огоньком. На одной из стен выделялось огромное медное колесо, с которого свисал обрывок толстой цепи. Рядом виднелась труба, круглая и такая широкая, что в ней спокойно мог поместиться человек. Тут же была и еще одна дверь, которая вела дальше, в глубь потайного хода.
Здесь Оуэн задержался, чтобы обследовать громадное колесо. Прислонившись к краю трубы, он прислушался. Оттуда шел глухой мягкий гул – ровное биение моря.
Он понял, что это шлюз. Если сейчас открыть его, разве море не затопит их подземный сад? Ведь наверняка шлюз установили здесь именно для этого. Но, подумалось ему, вряд ли удастся одолеть Мирдина Велиса столь простым способом. Да и наверняка невозможно было так легко решить ту задачу, которую ему предстояло выполнить.
И он пошел дальше по новому, теперь уже ставшему прямым, тоннелю. Появился знакомый, непрозрачный белесый туман.
20
Народ, собравшийся за стенами города, находился в напряженном ожидании. Под чахлыми низкорослыми деревцами ждали и их вожди: Хургин, с блуждающим взглядом и сжатыми губами, и Саймон, спокойный и хладнокровный.
– Если понадобится, мы пробьемся и войдем туда, – сказал Хургин и поглядел на дорогу, ведущую на восток.
Оттуда медленно двигалось что-то громадное, устрашающее. Это была древняя военная машина, простоявшая без дела сотни лет и теперь приведенная в действие людьми Хургина по его приказу. За ней шла другая, а за той – еще и еще.
– К чему прорываться? – спросил Саймон. – Он дойдет, если поставит это себе целью. Возможно, нам придется поддержать его, чуть позже. Кто знает?
– Ты слышишь? Под землей… шум?
Саймон кивнул:
– Вопли. – Он зло засмеялся. – Да, да, они проголодались! – Он посмотрел на Хургина: – Магистр Хургин, как вы думаете, я стар или молод?
– Ты стар, как и я, – отвечал тот.
– Ого, – усмехнулся Саймон. – Я недооценивал вас из-за вашей мягкости в подходах к лечению людей и их защите. А вы посвящены больше, чем я думал. Значит – ваш ровесник? Но почему?
– Ты служил у своего учителя с дней своей молодости, – сказал Хургин. – Я тоже был юношей, когда он покинул наше царство. Отчего же ты так ненавидишь его, ведь вы с ним во многом очень похожи?
– Я хочу быть таким же могущественным, как он, – отвечал Саймон. – Вдвоем нам не ужиться. Только в отношении питания я не столь требователен. Он уже очень давно питается человеческими жизнями… а мне нужна такая же пища, как и вам. Вот и вся разница.
– Нет, – возразил Хургин. – Я чувствую твою ненависть. А ведь тебе наверняка известно, что мудрый не должен ненавидеть или быть пленником ненависти. И ты все-таки позволил этому зерну прорасти в тайных глубинах сердца. Все это время, что ты служил ему… ты прятал свою ненависть. Это тоже своего рода чародейство.
Саймон улыбнулся:
– Это было мастерское чародейство. Ведь стоило ему уловить легчайший намек на то, что ты сейчас заметил без труда… ах, сегодня я выражаю это открыто. Да, я ненавижу. И хоть моя ненависть велика, я позволил другому увидеть его последний час. Я – почти святой, как и ты, не правда ли?
Хургин пристально взглянул на него из-под бровей:
– Можно нескромный вопрос? Черты твоего лица мне кажутся знакомыми с очень давних времен. Тебе ничего не говорит имя Ринель?..
Саймон широко улыбнулся:
– Верно! Ты угадал, во мне течет ее кровь. Теперь я – последний в роде. Больше никого в живых не осталось. Ведь ты знаешь, такие люди, как я, обычно не заводят ни семьи, ни детей. Там, впереди, – мой город и мой народ.
– Теперь я все понял, – сказал Хургин и замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21