– Эти… – он махнул в сторону стражников, – они как машины, созданные мудростью вриколов из мертвых тел. Они слушаются приказаний, но мертвы, как куклы. Даже мертвее кукол, так как через некоторое время распадаются и их кости и прах приходится выбрасывать. В этих великолепных зданиях огромного города осталось в живых всего несколько сотен человек. Они живут в окружении своих рабов и… таких вот кукол. Еще кое-кто, как я например, оставлены в живых, потому что мы служим. Если чья-нибудь прихоть… или голод… – Он содрогнулся и умолк.
– Мне кажется, таким количеством жизней не прокормишь слишком много ваших хозяев-волшебников, – задумчиво сказал Оуэн.
– А их не так много, – отозвался Ялкан. – Но иногда они бывают вынуждены брать жизни даже у тех, в ком они нуждаются, как я например, если у кого-то из них голод становится непереносимым. Так случилось со всеми нашими покойными стражниками. – Его снова передернуло. – Но они тоже умирают: все чаще и чаще звонит Черный Колокол, возвещая, что снова кто-то из них погрузился в… то, что является их смертью.
– Что это еще за смерть для бессмертных?
– Смерть не в том смысле, что знаем мы, – сказал Ялкан. – Много хуже.
– Неужели они умирают от голода, потому что не могут вовремя найти, у кого взять жизнь? – громко удивился Оуэн. – Но почему? Здесь ведь еще есть живые люди, и за городом тоже.
– Вриколы – владетельные господа, все до единого, – отвечал Ялкан. – У каждого свое человеческое стадо, охраняемое их законом и обычаями. Врикол не может взять жизнь у того, кто предназначен для другого врикола, но только у… своих рабов. Хотя иногда они берут. А после воюют между собой, используя такие магические средства, о которых даже говорить небезопасно. Часто бывает, что жадный врикол убьет слишком многих или его стадо не множится, и тогда приходит голод и… бешенство.
– Вот он – рай из твоих сновидений, – вдруг из-за спины Оуэна раздался голос Кайтая. Он все слышал.
– Помолчи, друг, – сдавленно произнес Оуэн, – они… они достойны только сочувствия.
– Сочувствовать им не надо, Оуэн из Маррдейла, – угрюмо возразил Ялкан. – Теперь они вновь обретут величие и могущество. Ты несешь им это.
– Я?
– Когда-то, в древние времена, это предрек величайший из их магов. Он был не просто чародей… он был властитель. Мощь его превосходила все в государстве… Но он покинул город, ища большего могущества, и ушел в чужие страны. Он был самым великим чародеем. Единственный из вриколов, он мог быть под лучами солнца и не погибнуть: он умел соединять свое тело и призрачного двойника в одно целое.
– А имя… как его имя? – хрипло спросил Оуэн.
– Оно тебе известно, – ответил Ялкан, – ведь ты служишь ему.
– Мирдин Велис, – пробормотал Оуэн. А в мешке у седла вдруг что-то зашелестело, будто туда забралась змея. Тихо прозвучал и другой звук: он был похож на сдавленный смешок.
– Я не осмеливаюсь вслух называть его имя, – сказал Ялкан, – но это был именно он. Теперь он снова станет правителем, как только будет выполнено все, что нужно. И тогда он призовет колдовство, которое будет сильнее всего, что было прежде. Эти немые создания… – он указал на шагающих мертвых стражников, – по сравнению с тем, что будет, – ничто. Все умершие, их призраки, восстанут и будут служить ему. Больше того, древние великие военные машины, которые когда-то выкатились из города, чтобы стереть в порошок всех его врагов… он восстановит их своим умением и магией. И они выйдут снова, машины, которые убивают и не требуют ни единого воина, чтобы управлять ими, и которые жгут неприятеля огнем… Будут у него и другие слуги, существа, которых боятся все владетельные вриколы, лежащие в своих ямах под землей.
Глаза Ялкана дико горели. Оуэн взглянул на него и похолодел.
– А зачем? – спросил он. – Такому могущественному властителю… для чего ему так вооружаться?
– Зачем? – Ялкан сверкнул глазами. – Да потому что только целый мир людей и может прокормить голодных вриколов, беспомощно лежащих сейчас под землей. Потому что там, за горами, много двуногого скота, которым они будут кормиться вечно!
А перед ними, поднимаясь на высоких сваях, уходила вверх широкая лестница, ведущая к обрамленному колоннами зданию, напоминавшему пирамиду. На ступенях в молчаливом ожидании стояли люди в темных одеждах, и бледные, изможденные лица их были обращены к Оуэну. Люди ждали.
Ялкан поднялся на ступеньку, повернулся и обратился к путникам:
– Войти можешь только ты сам, Оуэн из Маррдейла. Твои спутники останутся здесь, как и я. Наш закон запрещает простым людям входить в храм. Ты один имеешь право внести… то, что у тебя в мешке. Вынь его и внеси туда открыто, – Ялкан замолчал, и губы его крепко сжались, – или возьми этот прекрасный топор, который у тебя на плече, и покончи с двойной жизнью этого древнего ужаса прямо сейчас, если у тебя хватит мужества. Если бы я смел или если бы мог, я сейчас сделал бы это. То, что ты сейчас собираешься сделать, обречет человечество на неизбывную смерть и рабство.
Ялкан стоял с белым лицом, высоко подняв голову и держась за рукоять меча, будто ожидая… что его что-то поразит.
И удар не заставил себя ждать. Глаза воина широко раскрылись, он покачнулся, колени его медленно подогнулись. Брякнув оружием, он упал к ногам путников мертвым.
– Похоже, в этом городе нельзя высказывать подобные мысли, – заметил Кайтай, глядя на лежащее у ног тело.
Звонкий женский смех раздался неожиданно, как бы из пустоты.
– Старина Ялкан будет отлично смотреться в рядах стражи, которой он раньше командовал, – послышался серебристый ласковый голос. – Поднимись, Ялкан, и иди к тем, кто поможет твоей болтливой голове сохраниться подольше.
Тело медленно зашевелилось и село. Затем встало на ноги, поглядело пустыми глазами и тихо двинулось прочь, шагая так же окостенело, как и другие мертвые воины. Оно подошло к какому-то зданию в конце улицы и исчезло в нем.
– Я всегда боялась, что мой Ялкан держит про себя эти мысли, – вновь послышался голос. – Я выпила его жизнь, и теперь тело его еще долго будет охранять меня, прежде чем распадется в прах. А твою жизнь я не смею тронуть, рыжебородый с топором, хотя твоя жизненная сила возбуждает во мне большую жажду. – Переливчатый смех раздался снова, и Оуэн ощутил как бы легкое прикосновение холодных пальцев к лицу.
Он сжал челюсти и вгляделся в прозрачный воздух.
– Я узнал этот голос, – сказал он. – Скажи, невидимка, не называют ли тебя иногда Ринель?
– Ого, это существо меня знает! – воскликнул голос. – Послушай, умник, как ты узнал мое имя? Мы ведь никогда не встречались.
– Просто знаю, – коротко отвечал Оуэн.
– Ну что ж… мы скоро встретимся снова. До свидания и спасибо за Ялкана… – Голос стал тише и исчез.
– Я думала, эти создания не убивают при дневном свете, – задумчиво сказала Зельза.
– Похоже, нет правила без исключений, – ответил Оуэн. – К тому же мы ведь в их царстве.
– Тогда иди и делай, что обязался, – оборвала его Зельза, потемнев лицом, – даже если этот несчастный глупец был прав и ты принесешь этим проклятие всему человеческому роду.
– Я дал слово, – упрямо повторил Оуэн. – К тому же… хоть он и великий волшебник, но я не думаю, что дело тут в нем одном. В древние времена существовали великие тираны, но человечество пережило их. Человек свободен, пока готов сражаться, и становится рабом, если сложит оружие при жизни. Мне не верится, что это приведет к столь жутким последствиям, но… если все это правда, нам останется только сражаться.
Кайтай содрогнулся.
– Ты уже говорил… у нас нет выбора. Иди, друг, и постарайся вернуться живым.
Оуэн осторожно снял мешок с седла и вытащил квадратную черную шкатулку, держа ее двумя руками. Сейчас она была намного тяжелее прежнего и стала горячей. Казалось, в ней бурлит какая-то новая, удивительная жизнь. Оуэн поглядел на нее и легонько постучал по крышке.
– Не забудь свое обещание, чародей, – сказал он. – Пошли.
И Оуэн пошел по длинной лестнице к храму, неся череп колдуна к его дому.


16


Изнутри огромное здание представляло собой куполообразное, украшенное колоннами сооружение, подсвеченное голубым светом. Вдоль стен, в нишах, стояли крупные, больше человеческого роста, изображения мужчин и женщин, вырезанные из темного камня: горбоносые, гордые лица, похожие друг на друга, как люди одного клана. И на каждом была печать власти и превосходства: это были явно портреты – они казались живыми даже в камне.
В самом центре круглого сооружения была плоская каменная платформа, а в ней открывалось круглое отверстие диаметром в три человеческих роста – будто огромный колодец. Оттуда поднимались прозрачные голубоватые испарения, запах которых поразительно напомнил Оуэну что-то. Но что именно, он не мог понять.
Высоко над отверстием на цепях висел круглый диск из серебристого металла. Он, видимо, служил крышкой. Над колодцем молча и недвижно стояли несколько человек в темном и ждали.
Кроме них в этом храме никого не было: ни верующих, если это место вообще предназначалось для молитв, ни стражи – только эта горстка безмолвных фигур. Оуэн долго шел к платформе неся перед собой шкатулку. Наконец он шагнул на возвышение, остановился и посмотрел на стоящих перед ним людей.
И тогда один из них откинул капюшон и с усмешкой взглянул Оуэну в лицо черными, глубоко посаженными глазами. Это был Саймон.
– Бог-счастливчик! – Оуэн удивленно уставился на ученика волшебника, осторожно поставив шкатулку на пол – выпрямился, потирая затекшие руки. – Твой покойный хозяин – тяжелая ноша, – улыбаясь, сказал он. Как же ты долетел сюда, мой проворный друг, и почему, сто тысяч чертей, ты не показал нам этот трюк чуть раньше, дабы нам не приходилось с такими трудами добираться сюда?
Рот Саймона растянулся в улыбке.
– Смело, очень смело, – одобрительно сказал он. – Ну да, ведь Мирдин Велис умел выбирать людей. Решителен, глуповат… и держит слово. Оуэн из Маррдейла, на свете мало что может удивить меня, но твое путешествие и вправду изумляет. Забраться так далеко… зная, что несешь гибель всем себе подобным, и сделать все практически даром.
– Тем не менее я уже здесь, – сказал Оуэн.
– Это верно, – кивнул Саймон, – ты здесь. Хозяин никогда бы не доверил эту задачу мне, потому что хорошо знал меня к моменту… своего перевоплощения. Но он уже не мог уничтожить меня, равно как не может и сейчас, ибо во многом я сравнялся с ним, хотя, боюсь, не во всем. Только один человек на свете мог выполнить эту задачу – ты, Оуэн. Нельзя было осуществить ее и с помощью колдовства: череп должны были отнести человеческие руки. Но я надеялся, что ты погибнешь в пути… или пожертвуешь своей жизнью во спасение человечества и разобьешь череп в куски.
– Я думал, ты служишь Мирдину, Саймон, – ответил Оуэн. – Ты что, нарушил обет ученичества?
– У чародеев не принято придерживаться буквы соглашения, – сказал Саймон. – Мой договор с ним выполнен, и с этим покончено. А сейчас… я пришел взять то, чем владел он. Но с другой целью. Я хочу быть живым, а не тенью. Мне не нужна власть над людскими жизнями. Я не питаюсь, как он, и мне не нужны человеческие стада. Те, что обитают сейчас под землей, уже очень скоро не будут в состоянии защитить свои владения. А я терпелив. Я пришел, чтобы дождаться их конца и получить то, чего я хочу. – Саймон вздохнул и качнул головой.
– Тогда я тебя разочарую, – ответил Оуэн. – И прости, но и в моих планах – остаться живым. Как я понимаю, эта дымящаяся дыра и есть вход туда, куда мне нужно. А ты со своими мрачными приятелями хочешь преградить мне дорогу?
– Это жрецы, и они боятся меня так же, как и своих здешних хозяев, – сказал Саймон. – Они не станут мешать тебе, да и я не смею. Пока в твоих руках эта ноша, я не в силах причинить тебе вреда. Но послушай: уничтожь череп. Я подскажу тебе как. Лезвие твоего топора украшено серебром, – этого достаточно. Нужно только ударить…
– Что ж, мой проворный дружок, сегодня ты третий, кто попросил меня об этом. – Оуэн усмехнулся и покачал головой. – Нет, клятвопреступник, я сдержу свое слово.
– Он обещал освободить тебя от мучительных снов, – теперь уже с волнением заговорил Саймон, – и избавить от преследования Гончих Псов. И то и другое могу и я. Я сделаю все это, и богатство…
– А что до богатства, то в лавке ювелира в Мазайне меня ждет сумма, равная стоимости хорошего участка земли, – просто ответил Оуэн. – Я ни на минуту не сомневаюсь, что ты способен снять с меня оба заклятья и сделать еще что-нибудь в этом роде. Но я дал слово и ни за какую цену не откажусь от него.
Некоторое время Саймон молча смотрел на него. Потом развел руками:
– Что ж, как хочешь. Но я скажу тебе то, за что ты будешь мне благодарен и что можно использовать против Мирдина Велиса. Он не обманет тебя, но постарается сделать тебя вриколом, и тогда ты навсегда останешься его рабом. Но ты служил ему. А у волшебников есть закон, запрещающий причинять зло тем, кто оказывает им определенные услуги. Он вынужден будет подчиниться этому закону: теперь он никогда уже не сможет ни убить тебя, ни держать в плену. И никто из его подданных не посмеет сделать это.
– Смотри-ка, какую хорошую вещь ты сказал мне, – обрадовался Оуэн, – я заметил его странные вкусы в еде еще во время путешествия по морю, и я рад, что ему запрещено меня трогать. Ну а теперь позвольте…
Он взял шкатулку и пошел к краю ямы. Внизу он увидел винтовую лестницу и пугающе знакомый яркий свет: сверкающая бездна раскрылась перед ним.
– Ну что ж, прощай пока, любезный Саймон, – сказал Оуэн, шагнув к краю колодца, и двинулся вниз.

Кайтай и Зельза все еще стояли среди мертвых стражников на открытом месте перед храмом и ждали. Вокруг поднимались в небо сверкающие на солнце башни и купола мертвого города; шальной ветер носился по пустым улицам. В конце одной из них Зельза заметила серебристые проблески и указала на них Кайтаю.
– Здесь есть гавань, – вздохнул он. – Ах, а ведь когда-то это был и вправду великий город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21