Чувствую, что надо писать как-то не так.
Хочется написать ясно, коротко, ярко, занимательно и... трагически. Чтобы были мысли и чувства. Думаю, мучаюсь.
Сосед - Володя Решкин утомляет и раздражает одними и теми же советами: руби ночью под корень клены - они затеняют грядки, утепляй дом и перебирайся жить в Зеленогорск, если хочешь заниматься сельхозтрудом. Каждый день - одно и то же! Его общие советы достали меня. Ходит злой, не пьет, но по всему видно - скоро сорвется в штопор. "Расширяй теплицу. Пили клены! Елки подпили - пусть засохнут, потом срубишь!"
А, хрен с ним!.. Надоело. Мне надо пахать на другом поле литературном. Оно важнее. Если бы не крайняя нужда в деньгах - долг есть долг, - я бы сажал только зелень к столу, цветы и картошку - чтобы не стоять в очередях.
13 июля 1985г. Деж. в ОТХ. Суббота.
В бане Максим уже трет мне спину. Смастерил ему качели из каната и доски, повесил на ветке старого дуба. Старого финского дуба. Залезая на него, я обнаружил, что делаю это машинально: извивы ствола и ветки остались в моей памяти с детских лет. Некоторые нижние ветки, правда, высохли, их отпилили, но оставшиеся корни, как гнилые зубы, торчали из ствола. И памятливые руки тянулись к ним сами.
В детстве я ползал по нашему дубу ежедневно, устраивал в его тройной развилке штаб, привязывал к ветвям флажки и веревки, спускался по канату, обжигая ладони и худые ляжки, прыгал в копны сена, накошенного отцом.
Ездил к Б.Стругацкому домой - возил интервью для прочтения. У него на столике лежала Библия. На столе стоял странный телевизор - с неподвижными формулами на экране и подведенной к нему клавиатурой. Что это такое - не понял, но спросить постеснялся. У фантастов свои причуды. Текст интервью он завизировал.
Был в "Авроре". Видел верстку "Записок книгонелюба". Жанр: "вместо фельетона". Сильно сократили, оставив 17 страниц.. Убрали в конце "теперь он коллекционирует ломы, говорят это модно". Как мне передали, главному редактору почудился в этой фразе намек на некие готовящиеся разрушения устоев общества. "Почему ломы? Мы что, призываем крушить фундаменты? Нехороший намек". Я тут же предложил заменить ломы примусами. Согласились. И еще разные "мелочи" - вроде вставки из нелепого по смыслу и безобразного по стилистике предложения.
За забором гаража вымахали огромные ромашки. Они проросли сквозь куски бетона, битое стекло, кучу консервных банок и грязной слежавшейся бумаги. Я от скуки залез на прожекторную вышку и увидел цветочный ковер сверху. Спустился, нашел банку, вымыл ее и поставил туда букет. Наша комнатка, пропахшая мужским бытом и соляркой, мгновенно преобразилась.
"Опыты" Монтеня и "Мысли" Паскаля - прочитать!
20 августа. Сегодня я выходной. Думал, будет время пописать. Черта лысого! Мелкие пустяковые дела отвлекали, и только в 20 часов освободился.
Зато сготовил суп! Все компоненты - со своего огорода: картошка, капуста ранняя и цветная, свекла, горох, бобы, петрушка, лук-порей, лук репчатый, помидоры, чеснок, укроп. Суп получился что надо. Заправил сметаной и съел полкастрюли.
Купил в киоске "Союзпечати" 8-й номер "Авроры" с моими "Записками книгонелюба". Ольга обрадовалась больше моего. Для нее это прорыв, вещь, которую можно предъявить и показать - вот, мой муж печатается в журналах, его признают. А я уже перегорел...
27августа 1985.
Вчера уволился из гатчинского гаража. Сегодня устраиваюсь в Авто-Транспортное Предприятие No120 в Зеленогорске. АТП-120. База в Сестрорецке, в Зеленогорске филиал.
Хотел забрать Дамку с собой, но Ольга отговорила. Дамка, словно предчувствуя расставание, не отходила от меня ни на шаг, клала голову на колену, смотрела тревожно.
Я покормил ее напоследок, расчесал шерсть гребешком, выгулял по рощице, обещал приезжать. И имею тайную мысль, что может быть Ольга еще разрешит она знает Дамку по фотографиям и лично - мы вместе справляли Новый 1985 год, слышала мои рассказы о ней. И я надеюсь, что, когда поеду получать расчет, Ольга дозреет. В принципе, она не против, но боится, что будет много хлопот: кто будет гулять с нею, когда я на дежурстве? Ольге придется отводить Макса в садик, потом гулять с собакой. потом мчаться на работу...
Эх, Дамка, Дамка, милая ты моему сердцу песка. Хорошо мы с тобой дежурили.
30 августа 1985г. Ездил оформляться в Сестрорецк и заходил на кладбище к М.М.Зощенко. Его могила у самой ограды, но далековато от входа. Прошел дождь, еще капало с сосен, и в воздухе стояла испарина. Небольшие коренастые сосны, холмы. Белого мрамора камень, цветы. Я открыл незапертую калитку, посидел на мокрой лавочке, подстелив газету. Закурил, но тут же вспомнил, что на кладбище нельзя, и загасил сигарету. Рядом, в низинке, блестели рельсы железной дороги и провисали провода над ними. На проводах сидели вороны. Девять штук.
На обратном пути я постоял у могилы Емельянова - телохранителя Ленина, сестрорецкого рабочего. Крупный выпуклый лоб, узкие губы; стариковское фото.
Сегодня приснился Житинский. Мы с ним собирались идти купаться и выпить. Он был с похмелья. О литературе поговорить не успели - я проснулся.
Конец августа - уборка урожая. Собрал корзинку лука, кепку бобов - 0,5 кг (чистый вес зерен). Интересно.
И подумал о том, что для меня сейчас это просто интересно, а для отца с матерью это был огород, кормивший семью. Отец рассказывал, что он в сорок седьмом году даже овес сажал. И пытался поросенка держать. Потом, на пенсии, когда все выросли, уже арбузами и патиссонами увлекался. А после войны проблема была одна - прокормить детей...
4 сентября 1985 года. Зеленогорск.
Прощай, Гатчина. Вышел на первое дежурство в новый гараж.
Работа та же, но ближе ездить. А летом - совсем хорошо: пять минут пешком. Ну, может быть, десять. На велосипеде точно пять. А велосипед у меня пока есть.
Сейчас сторож закрыл автоматические ворота и чистит картошку - угостили водители, обслуживающие овощную базу.
Встретил знакомых. С одним в детстве играл в футбол, с другим удил на пирсе рыбу, с братом третьего дрался в парке на танцах. Некоторые мужики признали меня сами: "О, а где твой брат Юрка сейчас? Мы с ним за сборную Зеленогорска в футбол играли". Вспомнили и Феликса. Мне было приятно.
Печатаю вторую часть "Записок шута". Вспомнилось: "Человеку следует ясно понимать, что он должен в своей жизни делать. Но еще более яснее он должен знать, что он не должен делать".
Я не должен отвлекаться на пустяки. Это точно. Писать и писать. Вкалывать и вкалывать, как говорил Конецкий. Он говорил другими, более смачными словами, но суть та же.
20 сентября 1985. Зеленогорск. Живем здесь последние денечки - в воскресенье уезжаем в Ленинград. Работаю.
Заходил Коля Горев - бывший наш сосед и персонаж моей будущей повести "Мы строим дом". Их картофельное поле было рядом с нашим забором. Теперь там тонкие осины и кусты.
Сторож Герасим Михайлович давал мне трогать запястье с осколками разрывной пули под кожей. Твердые перекатывающиеся бугорки. Вторая разрывная пуля попала ему чуть ниже горла и осыпала верхушки легких металлическим дождем. Герасим Михайлович Власов освобождал венгерский город Печ, в котором я был в 1973 году со стройотрядом и в котором живет мой друг Имре Шалаи.
Из "Поучений Владимира Мономаха", двенадцатый век: "Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей". - Это я купил книгу "Древнерусская литература", пособие для студентов филологических институтов.
27 октября 1985г. Зеленогорск. Дежурю в гараже. Воскресенье.
Жизнь проходит в мелких ерундовских заботах и хлопотах: осенняя копка огорода, незначительные литературные поделки, заявки на сценарии и т.п. Оброс незаконченными рукописями. Нет твердости, чтобы отрешиться от всего постороннего, засесть за "Шута" и добить его, закончить. Возможно, мешает моя разносторонность житейского толка. Не умел бы ничего - и сидел только за машинкой.
Б. Стругацкий предложил мне поехать на семинар молодых писателей-фантастов в Дубулты, под Ригой с "Феноменом Крикушина" и "Маленькой битвой в первом веке до нашей эры". Наверное, поеду.
Зеленогорский гараж отличается от гатчинского, как Ленинград от Ленинградской области. Чище, культурнее, народ деликатнее.
Общее для двух гаражей - это шоферские пьянки.
Парк - около ста машин. Продуктовые фургоны, самосвалы, бортовые "зилки", фургончики "нысы" и "жуки". Плюс "Волга" директора и фургон технички. И за скобками - три автомобиля спецназначения, о которых не принято расспрашивать. Будка при воротах, проходная с турникетом.
В будке при воротах я и сижу. Со мной находится сторож, а по вечерам сидит водитель дежурной технички, ждет, пока все вернутся в парк. Часов в десять ворота запираются; отпираются в четыре - выезжает хлебная машина. Радио, городской телефон. Телевизора, к счастью, нет.
Сторож поддал сегодня с утра и прилег на диванчик. Сопит, похрапывает. Массивное красное лицо. По мясистому носу бродит муха. Сторож даже не шелохнется. Я представляю ощущение, которое испытываешь от прикосновения холодных, чуть влажных лапок мухи, и мне делается неприятно.
Надо искать новую форму для своих повестей и рассказов. Бойкий стиль Житинского хорош, но мой внутренний компас указывает другое направление. Мой герой-рассказчик иного склада. Нельзя на электрогитаре играть фуги Баха.
Ясное небо, ветерок, солнце.
Вчера в Ленинграде было наводнение: 215 см выше ординара. Дамба пока не спасает. В Зеленогорске наломало ветром деревьев, посрывало хлипкие крыши. У нас на участке повалило декоративный заборчик из реек - перед туалетом.
31 октября 1985 г. Зеленогорск, гараж.
Дома я пишу (пытаюсь писать) повести и рассказы. В гараже записываю то, что видел или слышал. Вспоминаю, рассуждаю. Нечто среднее между дневником и записными книжками. Короче - творю в свободном полете.
Пятидесятилетний экспедитор, зашедший к нам перекурить, рассказывал.
С шести до девяти лет он блокадничал в Ленинграде в коммунальной квартире.
У соседки-еврейки на руках было две дочки - пяти лет и трехмесячная малютка. В первую страшную зиму, когда кончилось грудное молоко, соседка положила меньшую между окон, чтобы она замерзла и уснула навеки. Утром она подошла к дочке и увидела парок из изо рта. Мать заплакала, внесла сверток в комнату и решила выхаживать.
Выходила.
Вся квартира знала об этой попытке матери.
После войны сосед-пьяница много лет подряд тянул из матери деньги на выпивку, шантажировал, обещая рассказать дочери о блокадном случае. Муж погиб на фронте, жили бедно. Соседи молчали. Однажды дочка, уже заканчивающая школу, вышла на кухню, где пьяный сосед подступался к ее матери с очередным шантажом, и решительно объявила:
- Мама, не смей давать ему деньги! Я все знаю! Я тебя не осуждаю. Наверное, ты была права.
Мать с дочкой обнялись, разревелись.
Несколько секунд слышались только всхлипывания и рыдания, шипела на сковородке картошка, соседки заморгали глазами, потянулись за платочками...
Пьяница бочком двинулся к выходу, но его схватили за рубаху соседки и с проклятиями принялись лупить, чем попадя. Разбили об его голову даже бутылку с постным маслом...
В одном из рассказов Чехова женщина говорит мужу:
"У вас честный образ мыслей, и потому вы ненавидите весь мир. Вы ненавидите верующих, так как вера есть выражение неразвития и невежества, и в то же время ненавидите и неверующих за то, что у них нет веры и идеалов; вы ненавидите стариков за отсталость и консерватизм, а молодых - за вольнодумство. Вам дороги интересы народа и России, и потому вы ненавидите народ, так как в каждом подозреваете вора и грабителя. Вы всех ненавидите."
Бывает, что и я живу по этой схеме.
Иногда задаюсь вопросом: зачем писать? В очередной раз изобличить и наказать зло на бумаге? И мир станет чище и гуманнее? История человечества не подтверждает впрямую результативность писательства. Прав, очевидно, Борис Стругацкий: литературой мир не переделаешь.
Вот сидит какой-нибудь писатель: долбает зло, высмеивает глупость, добро в его книге торжествует, герои благородны и решительны, бескомпромиссны и т.п. А потом идет пристраивать свою книгу в издательство и ведет себя как последнее ничтожество - прогибается перед власть имущими, лебезит с редакторами журналов и издательств, лжет, лицемерит... И вся его бумажная правда летит к черту.
Такие вот дела...
Собираюсь ехать под Ригу, в Дубулты, на семинар молодых фантастов. От Ленинграда едут трое: Андрей Смоляров, Коля Ютанов (будущий гений!) и я тот еще фантаст.
Отдежурил сутки, сутки отдохнул, и теперь дежурю еще двое - зарабатываю отгулы для поездки на семинар.
Ольга кашляет - бронхит. И бронхит затяжной, хронический. Это повергает меня в уныние: уезжать на две недели от хворающей жены - тоскливо.
19 ноября 1985г. Зеленогорск, гараж.
Сторож Володя Осипов, 1929 года рождения, блокадник:
"Мать мне говорит: "Сходи, Володя, к соседке, что-то она третий день не выходит". Я захожу к ней в комнату, та лежит под одеялом. Зима, холодно. Она и говорит: "Если тебе не трудно, Володя, почеши мне ноги. Что-то чешутся".
Я одеяло поднимаю, а там крысы - ей пальцы грызут. Костяшки торчат. Крысы разбежались. Я одеяло опустил, обжал со всех сторон и двумя утюгами придавил.
- Спите, - говорю, - больше чесаться не будет.
А утром она умерла".
Он жил на Васильевском острове, на 3-й линии.
Сейчас ходит по лесам, собирает чагу, делает из нее чай и угощает всех, уверяя, что она помогает от рака и других болезней. Три года назад лежал в Песочном с опухолью желудка - оперировали.
Маленький, худой, беззубый, в неизменном беретике, похожий на обезьянку, которая в моем детстве мелькала в телевизоре вместе с Телевичком. Пару месяцев назад я выкинул его из будки, когда он пришел затемно на смену и стал светить мне в лицо фонариком, разглядывая нового человека и интересуясь: "Что это за чмырь тут лежит?" Я спал. Мы не были еще знакомы. Я выкинул его и запер дверь. Он бегал под окном и обещал сходить за топором, чтобы зарубить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53