вчера вечером арестовали Семена Ивановича, то есть дядю Сеню. А они сидели себе, чай распивали, телевизор смотрели и знать ничего не знали.
Эта новость обсуждалась толпой возбужденных женщин с авоськами, а из окон высовывались еще другие женщины и давали объяснения, рассказывали подробности всего дела, хотя откуда чего они узнали – неизвестно.
Оказалось, что дядя Сеня никакой вовсе и не шпион, а просто-напросто мелкий жулик: он выезжал до ночам на своей машине, подчистую обирал ларьки в глухих переулочках. При чем якобы не брезговал ничем. Папиросный так папиросный. Забирал папиросы. И даже как будто овощной ларек ограбил дочиста, гнилые помидоры увез. Гошка толкнул локтем Пашу:
– Пашка, а ты веришь всей этой чепухе?
– Я думаю, нарочно такие слухи распускают, чтоб отвести глаза от того, что он шпион.
Но они узнали от ребят, что сегодня утром приходила милиция и допрашивала многих со двора, не предлагал ли дядя Сеня по сниженным ценам всякие продукты, или сигареты, или еще там чего. Но это, конечно, ерунда. Никогда он никому ничего не продавал. Так все и сказали.
Гараж опечатали, но про задние ворота никакого разговора не было.
– Все это чушь собачья, не поверю я ни одному слову, хоть ты лопни! – решительно заявил Гошка. – Еще если б он шпионом оказался, это еще туда-сюда, а то ларьки грабил! Да кто? Дядя Сеня! Пусть они меня не смешат, да он свое все раздаст, он такой добрый!
– Нет, Гошка, все-таки логики у тебя ни на грош! По-твоему, шпиону можно быть добрым, а жулику – нет?
– Да если хочешь знать, – закричал Гошка, – и никакой он не шпион! Да, да, все это враки, просто мы игру придумали и придумали, что он шпион, а он никакой не шпион!
– А как же задние ворота?
Не успел Паша рта закрыть, как они оба помчались в соседний двор к сарайчику. Им обоим пришла одна и та же мысль. Если они обнаружат, что и сегодня их шлемы смяты, тогда, выходит… Ведь дядя Сеня сегодня ночью был в милиции!!
Ребята как бешеные вскочили в сарайчик и тут же встали как вкопанные…
В сарайчике находился человек. Это был парень из соседнего двора. Паша и Гошка знали его прекрасно, его звали Седой, хотя он был вовсе и не седой, а просто такой белый-белый. А как его звали на самом деле, никто, наверно, и не знал.
– Вы чего тут шастаете, шпанята?
У Гошки из рук выпал портфель. Он узнал голос. Конечно, это тот первый голос, не ворчливый, а первый. Сейчас он точно это понял. Язык у Гошки как будто распух и занял весь рот, так что он едва мог им ворочать.
– Да мы, дядя, курнуть сюда забежали, чтоб никто не увидел…
– А ну брысь отсюда, и чтоб больше сюда ни ногой, поняли меня? Я тут себе столярную мастерскую буду делать и замок повешу на дверь.
И Седой для убедительности повернулся к какому-то подобию верстака и даже взял в руки рубанок, хотя ребята прекрасно знали, что столярная мастерская так же нужна Седому, как им дополнительное задание по немецкому.
Седой наклонился, чтоб взять с земли какую-то дощечку, и ребята онемели от ужаса… На штанах у Седого совершенно четко и ясно красовался красный крест!
Гошка схватил портфель, и ребята пулей вылетели из сарайчика.
Паша и Гошка слова друг другу не сказали, а помчались оба в одном направлении, туда, где находилась их районная милиция. Но когда добежали уже до самой милиции, то вдруг струхнули и несколько минут стояли, набираясь храбрости, прежде чем войти.
В милиции оказалась большая-пребольшая комната, прямо почти как физкультурный зал; через всю эту комнату шел прилавок, как в магазине, а за прилавком сидел милиционер и разговаривал по телефону.
Ребята подождали, пока он положил трубку, в Паша изложил дело:
– Мы из четвертого дома, из того самого, где вчера взяли бандита, но только он вовсе не бандит, мы с Гошей это знаем точно, даже дневник можем показать, а обнаружил все Пират.
– Постойте, постойте, по порядочку! Ничего не пойму – пираты, бандиты… У вас что, игра, что ли? Гошка вскипел;
– А если дядю Сеню в тюрьму посадят, а он вовсе не бандит, а мы знаем, кто бандит, – это, по-вашему, игра, что ли?
– А ну погодите, погодите! – Милиционер нажал кнопку и сказал:
– Товарищ лейтенант, тут два пацана какого-то бандита знают, проводить к вам?
И ребята в кабинете лейтенанта рассказали с самого начала, а милиционер-машинистка все это напечатал на машинке: как они сначала играли в гараже; потом, как Пират нашел ежика и они узнали про задние ворота; как они сначала думали на дядю Сеню, что он шпион; как они провели операцию «Серебряный Шлем»; как красный крест распутал все дело.
Вечером в квартире Гошки Вовикова раздался длинный звонок. Открыл дверь сосед Боровков. На пороге стоял веселый милиционер. Отдав по-военному честь, он громко спросил:
– Здесь проживает Егор Вовиков?
Мама и Гошка услышали и тоже вышли в коридор, как раз в тот момент, когда Боровков, воздев трагически руки, причитал:
– Я все это предвидел! Я предвидел, что дело кончится милицией!
– А если вы предвидели, гражданин, как вы ненаучно выражаетесь, так надо было сообщить в милицию. Знаете, за укрывательство что полагается?
Мама посмотрела на Гошку.
– В чем дело, кто мне объяснит?
– Мамочка, я как раз только хотел вам с папой все рассказать! Просто не успел!
– Почему-то ты всегда не успеваешь рассказать, когда что-нибудь натворишь, – с горечью сказала мама. А милиционер сказал:
– Я, гражданочка, вам все расскажу. Ваш сын и еще один, Павел Сергеев, показали себя как герои и помогли нам поймать преступников и отпустить на свободу невиновного человека! А вот с этим гражданином, – и милиционер кивнул на Боровкова, – который предвидел и не сообщил, мы еще побеседуем.
САМЫЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ НА СВЕТЕ СИНТЕЗАТОР
Стоял чудесный месяц май. Цвели цветы, черемуха, сирень! Трава до того была мягкая и приятная, хоть ешь ее. А птицы как пели! И не какие-нибудь особенные соловьи, а самые обыкновенные воробьи во дворе пели так, что заслушаешься.
Надо сказать, что для Гошки и Паши этот май был особенно чудесным. Птицы пели не так, как для всех, а особенно, и так же особенно цвели цветы и зеленели травы и сияло солнце. Дело в том, что у Гошки и Паши близилось к завершению великое изобретение! Да, великое. Нисколько не хуже, чем все великие изобретения. Наверняка о нем передадут по радио в последних известиях, и передадут по телевизору в программе «Время», и напишут во всех газетах. И даже, наверное, с будущего года в школе будут проходить закон Вовикова – Сергеева точно так же, как проходят закон Ломоносова – Лавуазье.
Но все это не главное. Они с Пашей совсем даже не из-за славы сделали это великое открытие. Слава – это ерунда. Главное для ник, чтобы всем было хорошо.
И подумать только, что все может разрушиться из-за какой-то стирки. Нет, определенно женщины не ценят великих открытий!
– Мама, – убеждал Гошка, – ведь ты же разумная личность! Ну подумай только, ну кто в такой день стирает! Мы Же собирались в парк культуры.
– А что, сверхразумный сын, – говорит мама, – может быть, белье само постирается, или, может, его Пират постирает, или, может, ты его постираешь, или, может, вообще никогда не стирать белья!
– Нет, мама, – вздохнул Гошка, – все-таки женщина не может быть разумной в полной мере. Ведь не обязательно стирать сегодня.
– Ну, если ты мне дашь справку с печатью, я не пойду на работу и буду стирать завтра, а сегодня пойду с вами в парк культуры.
Гошка тяжело вздохнул. Все логичные доводы были исчерпаны, и Гошка пытался прибегнуть к нелогичным доводам. Он обнимал и целовал маму, силой оттягивал ее от кладовки, где Стояла стиральная машина. Мама то смеялась, то сердилась, по решение было непоколебимо.
«Дело принимает плохой оборот. Что сейчас будет…» – как бы про себя сказал Гошка. А вслух сказал:
– Я пойду погуляю во дворе, не сидеть же мне в такую погоду дома!
И в тог момент, когда мама заталкивала в стиральную машину простыни, Гошка мчался на полных парах к другу Паше, и сердце его сжималось от дурных предчувствий. И не зря.
Только мама включила в сеть машину, только поставила регулятор на «хлопок» и крутанула ручку, как в корпусе машины что-то заскрежетало, забилось, заколыхалось.
– Опять испортилась! – зло сказала мама, выключила машину, открыла крышку, и туг из машины вылетела огромная-преогромная стая птиц, целью сотни птиц.
Все они щебетали, курлыкали, гоготали, пели, свистели, щелкали, каркали, хлопали крыльями, садились маме на плечи, на голову, поднимались к потолку, бились крыльями о стекла окон, летали у мамы под носом, задевали ей лицо крыльями.
Одна ворона даже схватила маму за ухо, и тут уж мама не выдержала. Она закричала так, как будто в доме был по крайней мере пожар:
– Гошка! Борис! Что же это такое! Когда наконец в доме будет покой и порядок. Гошка, это опять твои выдумки!
Мама судорожно пыталась открыть окно на кухне. Птицы все вылетали из открытой стиральной машины и теперь облепили не только стены кухни, потолок и пол, но и кишели в воздухе, как густая мохнатая каша.
В это время Гошка и Паша сидели на крыше сарая ни живы ни мертвы. До них доносились душераздирающие крики Гошкиной мамы.
– Кто бы мог подумать, что ей понадобится в воскресенье стиральная машина! А сегодня вечером я как раз собирался все объяснить, – виновато говорил Гошка.
– Да-а, – задумчиво сказал Паша, – знаешь, взрослые, они ведь странные и непонятные люди. Я даже предполагаю такую возможность, что твоей маме не очень понравится, что ваши простыни превратятся в шоколад, и может быть…
Но тут Гошка схватил Пашу за руку и закричал:
– Смотри, смотри скорей на нате окно!
На четвертом этаже распахнулось окно, и оттуда вылетело столько птиц, что они закрыли небо. Тут были тысячи воробьев, голубой, ворон, снегирей, жаворонков, дроздов. И кого только тут не было! И все они носились над домом, щебетали, курлыкали, гоготали, пели, щелкали, каркали, хлопали крыльями, как оголтелые носились туда и сюда.
Гошка и Паша стояли на крыше сарая, задрав вверх головы и раскрыв рты от удивления и восхищения.
– Пот это да! Это тебе не какой-нибудь там шоколад! Ты подумай, Гошка, что мы такое с тобой изобрели! Нет, ты только подумай, что мы с тобой изобрели! Ведь это же самый лучший на свете синтезатор! Ты понимаешь, Гошка, ведь мы с тобой не рассчитывали на такой успех. Он же воспроизводит живую материю! Из каких-то там никому не нужных простыней – птицы! Гошка! Ты подумай!
Вмиг ребята слезли с крыши сарая и помчались на четвертый этаж. Хорошо, что мамин гнев немного остыл, когда она наконец избавилась от одолевших ее птиц, но все-таки ребятам досталось порядком.
– А, голубчики! Явились! – Мама стояла как грозный полководец после проигранного сражения. – Что это такое? Что это такое, вы мне скажите?
– Мама, мамочка, это же самый лучший на свете синтезатор. Понимаешь, самый замечательный! Это же мы с Пашей придумали!
– Так я и знала, что это ваши штучки! О господи, господи! Когда же это кончится. У всех дети как дети, а это просто вредитель какой-то в доме. О, мои простыни, – вдруг вспомнила мама и страдальчески застонала, – мои прекрасные новые арабские простыни в разноцветную полоску, о которых я мечтала всю жизнь, а вот теперь родной сын, вот теперь…
И тут вдруг мама заплакала. Этого Гошка, конечно, стерпеть не мог. Он бросился к маме, стал ее уговаривать не плакать. Он уверял ее, что они сейчас с Пашей так наладят синтезатор, что он не только вернет обратно все арабские простыни с полосочками, а сколько хочешь синтезирует новых.
– Мама, ты пойми, если он живую материю синтезирует! Ведь птицы – ото живая материя! Так? Ну скажи, так?
– Ну и что? – сказала мама.
– А то, что если наш синтезатор может живую материю производить, то что ему стоит какие-то там простыни…
– Не знаю, ничего я не знаю! Знаю только, что все в доме идет прахом.
– Ну, мама, ты же уже поняла! Вот смотри! Хочешь, тебе будут простыни прямо в упакованных пачках по десять штук!
Гошка побежал в комнату, и не успела мама ойкнуть, как он засунул в стиральную машину покрышку с тахты.
– Р-раз! – сказал Гошка и крутанул ручку стиральной машины. – Вот тебе, получай твои любимые арабские простыни!
Гошка с торжеством открыл крышку стиральной машины и.., оттуда с шумом и гвалтом вырвалась приличная партия ворон.
На этот раз мама нисколько не удивилась. Она, кажется, именно это и ожидала.
– Теперь я понимаю, – сказала она, – почему в городе столько ворон. Хорошо еще, что Боровкова нет дома. Вот был бы для него неповторимый сюрприз! Хорошенький матерьяльчик для ЖУКОВСКОЙ стенгазеты. «Тысяча ворон в коммунальной кухне».
– Да нет, мам, ну как ты не понимаешь? Это же просто маленькая недоделка.
– Очень маленькая недоделка, совсем крошечная, состоящая из тысячи ворон!
– Мама! Можешь ты, наконец, не повторять: вороны, вороны! Это же не главное, что они вороны, а главное то, что они – живая материя, а наш синтезатор – самый замечательный па свете!
Гошка с Пашей перевернули стиральную машину вверх дном, отвинтили какие-то винтики, постучали молотком, подпилили напильником, подкрутили отверткой…
– Ну, теперь-то все должно быть в порядке, – уверенно сказал Паша. – Так что вы заказываете нашему синтезатору? Арабские простыни?
– Нет, вы слыхали: «что я заказываю их синтезатору»? Нет, вы подумайте, что за нахальные мальчишки! Вы хоть верните назад те простыни, которые ваш «самый лучший на свете синтезатор» превратил в ворон! Хоть те простыни верните! Л потом, будьте добры, переделайте ваш самый лучший, но ни на что не годный синтезатор обратно в мою чудесную стиральную машину!
– Мама, ну какая же ты чудная! Ты сама уже сколько лет говоришь, что пора этот лом выбросить на помойку и купить наконец новую стиральную машину. Вот я и подумал: чем на помойку выбрасывать, лучше мы из нее синтезатор…
– Не говори при мне больше этого слова! – закричала мама. – Ох, мои простыни…
– Мне бы твои заботы. «Простыни, простыни»! Можешь ты думать хоть о чем-нибудь другом!
Гошка и Паша вдвоем схватились за ручку и с невероятной быстротой стали крутить ее в обратную сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12