И не в расе тут дело. Обыкновенный рефлекс. Всегда думаешь, что с ними будет по-другому.Так оно и было, по правде говоря.Я сжал кулаки. Я совершенно сбился с толку. Какой-то замкнутый круг. Энн наблюдала за мной лукаво и удовлетворенно.— Когда ты вернешься? — шепнула она.— Никогда, — грубо ответил я.— Не хочешь больше видеть Ричарда?Она подошла к нему, чтобы разбудить, ясное дело. Я остановил ее жестом.— Не трогай его, — сказал я сухо. Она повиновалась и застыла на месте.— А почему не хочешь вернуться? — сказала она.— Я ему не брат. И цвет его мне не нравится. Не хочу его видеть.— А мой цвет тебе нравится? — спросила она с улыбкой.Мое тело испробовало каждый миллиметр ее плоти и помнило о ней необычайно четко и ясно.— Я белый, — сказал я. — Не хочу с вами знаться. Она пожала плечами.— Сколько белых живут с негритянками. Здесь тебе не Юг, мы все-таки в Нью-Йорке.— Без вас обойдусь, — сказал я. — Мне и так хорошо. Не хочу, чтобы кодла черномазых мной пользовалась.Она все улыбалась, а мной овладевал гнев.— Обойдусь без вас троих, — сказал я. — Я вас ни о чем не просил. Вам лишь бы меня шантажировать.Вроде как я защищаюсь, хотя никто на меня и не нападал. Да разве эти три безобидных существа могут на меня напасть?— Мы из разных миров, — сказал я, — которые сосуществуют, но встретиться не могут. А если и встречаются, то получаются лишь несчастье и гибель. И для одного, и для другого.— Ричарду нечего терять, — сказала она. Угрожает Энн или просто делает вывод? Я подумал о том, что их связывает всех троих: Энн, Ричарда и Салли.Она опять спросила:— Когда ты снова придешь?Она задрала юбку до самых бедер, чтобы поправить чулок, больше, чем требовалось. Я увидел тени на ее коже и решил, что лучше будет мне уйти. Я бесшумно обогнул стол и внимательно прислушался к дыханию Ричарда-— Дай мне денег, — сказала Энн тихо. — Ричарду надо поесть.— А тебе? — сказал я. — Ты что, не ешь?Она помотала головой.— Мне деньги не нужны. И так дают все, что надо.Я стоял в смущении. Отчего? Я порылся в кармане, вытащил бумажку.Оказалось, что это десять долларов.— На, — сказал я.— Спасибо, Дан. Ричард будет рад.— Не называй меня Даном.— Почему? — тихо спросила она.Почему? Откуда ей знать, что Шейла говорит мне «Дан» точно так же, чуть врастяжку. Тем хуже для нее, могла бы догадаться.Я покинул комнату, не задерживаясь. Энн и не пыталась меня удержать. Я шел по сырому коридору. Я был весь возбужден разными впечатлениями, которые все смешались и привели меня почти в физическое помешательство. Я вдруг испытал такое острое ощущение необходимости все изменить, бросить квартиру, нанять другую, спрятаться, что лицо мое покрылось потом. Меня охватила какая-то тревога, тревога затравленного человека. Больше того, тревога зачарованной жертвы, покорной своему палачу и заигрывающей с ним. Вам никогда не приходилось видеть мышь в тот момент, когда кошка убирает лапу с ее малюсенькой спинки? Она не шевелится, даже не пробует убежать, а кошка опять наносит удар лапой, и он кажется ей легче ласки, любовной ласки, выражающей любовь жертвы к своему мучителю, который платит ей тем же.Что там говорить, Ричард меня любит. Так когда же ударит лапой? Но обычные мыши не умеют и не могут защищаться. Д у меня есть кулаки и пользоваться револьвером я тоже умею.Никогда не знаешь, но это может пригодиться… VII В этот вечер я долго у Ника не задерживался. Устал, больше морально, чем физически, и все эти кретины, игравшие и напивавшиеся каждый вечер одним и тем же манером, вызывали во мне отвращение сильнее, чем обычно.Меня мучили тревожные мысли, смутные, словно тени, и судьба, очевидно, сжалилась надо мной, потому что ночь окончилась быстро и без эксцессов. Я очутился в полном одиночестве на улице, сверкающей от желтого света. Я шел рядом с тенью, поворачивающейся, словно секундная стрелка, всякий раз, как я проходил под следующим фонарем. Город копошился в темноте, был слышен его ни на миг не смолкающий гул, и я убыстрял шаги. Меня толкало нетерпеливое любопытство, влекло к Шейле.Я не сразу прошел в спальню. Сначала я тихо заглянул в ванную, окно которой было открыто. Разделся и полез под душ, но странное чувство, овладевшее мной, сопротивлялось холодной воде сильнее опьянения, я это помял, вытирая холодную кожу полотенцем.Я там и бросил одежду и пошел к Шейле. Она спала, совсем сбросив одеяло. Пижама распахнулась, обнажая ее безупречную грудь, а расплетенные волосы закрывали почти все лицо. Я растянулся рядом с ней и обнял ее, чтобы поцеловать, как каждый вечер. Не открывая глаз, она, полупроснувшись, отвечала на мои поцелуи, а потом отдалась моим нетерпеливым рукам, и я раздел ее догола. Она упорно не размыкала век, но я знал, что ее глаза откроются, когда я раздавлю ее всем своим весом. Я ласкал ее прохладные свежие руки и плавную округлость бедер. Она бормотала нежные неясные слова, подчиняясь моей ласке.Я все обнимал ее, поглаживая теплое крепкое тело. Прошло несколько минут. Она, конечно, ждала, что я овладею ей, но я и не шевелился. Я ничего не мог поделать. Шейла еще ничего не почувствовала, а я уже понял, что холоден к ее поцелуям, что ее плоть не возбуждает меня, что все, что я делаю, это только машинально, в силу привычки. Мне нравились ее фигура, крепкие длинные ноги, золотистый треугольник живота, коричневые мясистые соски круглых грудей, но я любил их безучастной, инертной любовью, как любят фотографии.— Что с тобой, Дан? — сказала она. Она произнесла это, не раскрывая глаз. Ее ладонь, лежавшая на моем плече, спустилась ниже по моей руке.— Ничего, — сказал я. — Много было работы сегодня.— У тебя каждый день много работы, — сказала она. — Ты меня сегодня не любишь?И прижалась еще сильнее, а ее рука принялась искать меня. Я тихонько высвободился.— Я о другом думаю, — сказал я. — У меня неприятности. Ты уж прости.— Неприятности с Ником?В ее голосе не было ни малейшего интереса к моим неприятностям. Она точно знала, чего хотела, а была обманута в своих надеждах. Я ее прекрасно понимал. Я старался думать о чем-нибудь возбуждающем, попытался вообразить тело Шейлы. когда мы занимаемся любовью, ее полуоткрытый рот, поблескивающие зубы и слабое, похожее на воркование, похрипывание, которое она издавала в такой момент, мотая головой то влево, то вправо, а руки ее царапали мне спину и бедра. Шейла ждала. Она еще не до конца проснулась, но уже вполне понимала, что случилось что-то неладное.— Да, — сказал я. — Неприятности с Ником— Он считает, что я ему обхожусь слишком дорого.— Сам виноват, что у него мало клиентов, — сказала Шейла.— Не мне же ему об этом говорить.— Ты предпочитаешь заниматься клиентками, от которых все равно никакого дохода.Она отстранилась от меня, а я даже и не попытался притянуть ее обратно. Я плохо себя чувствовал, был встревожен и тщетно продолжал копаться в памяти в поисках возбуждающих сцен. Передо мной вставали вечера у Ника, девки, которыми я овладевал в телефонных будках — брюнетки и блондинки, общение с которыми как бы прибавляло мне сил.Эти короткие встречи с женщинами, которые меня не любили и видели во мне лишь то же самое, что я в них — удобного, натренированного в любви партнера, — не только не изнуряли меня, но даже обычно усиливали влечение к Шейле, будто я чувствовал, что мое и их желание — лишь физическая потребность, и от того я еще сильнее тянулся к этой женщине, которую любил всей душой.Ничего себе душонка у вышибалы из заведения Ника!..Мое тело оставалось холодным и вялым. Встревоженные мускулы прыгали под судорожно сжимающейся кожей, словно звери.— Шейла…— прошептал я. Она не ответила.— Зря ты на меня обижаешься, Шейла.— Ты пьян. Оставь меня.— Я не пил, Шейла, честное слово.— Уж лучше бы напился.Она говорила тихо, сдавленно, едва не плача. О, как я ее люблю, Шейлу.— Это все чепуха, — сказал я. — Только бы ты мне верила. Может, я зря так разволновался…— Даже если бы Ник тебя ограбил, Дан, это еще не причина, чтобы меня презирать.Я безуспешно попытался сделать еще одно усилие, чтобы почувствовать возбуждение, вообразить эротические сцены, развеять нездоровый ступор, приковавший меня, бессильного, к простыням нашей кровати. Сколько раз я занимался любовью с Максиной и ей подобными. Сколько раз я возвращался домой в спокойном состоянии духа, радуясь увидеть жену, радуясь, что могу удовлетворить ее, ведь всякий раз ее безупречное тело придавало мне новые силы.Но сейчас я не мог. Совсем ничего не мог.— Шейла, — сказал я, — прости меня. Не знаю, что ты думаешь, что навоображала, только тут не в женщине и не в женщинах дело.Теперь она плакала. Слабые, короткие всхлипы.— О, Дан, ты меня больше не любишь. Дан… Ты…Я наклонился к ней. Я поцеловал ее. Я сделал все, что мог. Есть женщины, которых удается так успокоить, и я искренне хотел, чтобы Шейле было хорошо, но она резко оттолкнула мою голову и закуталась в простыню, словно укрываясь от моих посягательств.Я ничего не сказал. В спальне было темно. Я прислушивался. Всхлипы стихли и по ровному спокойному дыханию я понял, что она уснула.Я осторожно встал и пошел опять в ванную. Моя рубашка висела на стене. Я взял ее и стал обнюхивать.Запах Салли и Энн еще не выветрился. Я почувствовал, как все мое тело напрягается.Я бросил рубашку и провел руками по лицу. Запах почти развеялся, но что-то смутное и терпкое от него осталось. Я вновь мысленно увидел Энн и Салли, наши переплетенные тела в сыром подвале гарлемского кабачка.Рядом в спальне спала Шеила. Я никогда не задавал себе вопроса, изменяю я ей или нет, когда удовлетворяю свое желание с девками у Ника, когда лезу под юбки проституткам в машине под самым носом их клиентов. Но сейчас я понял, что поступал плохо, непростительно, предавал ее духом, и вот мое тело оставалось бесчувственным к ее плоти.Я попытался успокоиться. Ладно, возможно, что переспать с двумя негритянками утомительнее, чем с белыми, и мне просто-напросто нужно передохнуть. Но мое напряженное тело говорило о другом, и образы, приходившие мне на ум, отнюдь не были похожи на синие умиротворяющие озера.Я залез в ванну и потянул цепочку душа. Опять ледяная вола, но на этот раз, чтобы успокоиться.Ведь я даже не смел воспользоваться моим состоянием, пойти разбудить Шейлу и развеять ее подозрения.Мне было страшно. Я боялся, что сейчас сравнение окажется не в ее пользу. Я вышел из ванны сломанным больше морально, чем физически. Все мое тело ныло.Я опять залез в постель. Я лежал в темноте, чем-то травмированный. Я боялся слишком хорошо понять чем. В конце концов сон овладел мной. VIII Я спал беспокойно, мучимый кошмарами, и, несмотря на усталость, проснулся гораздо раньше Шейлы, потому что смутно чувствовал, что мне надо обязательно уйти прежде, чем она станет задавать новые вопросы, прежде, чем давешний разговор не примет плохой оборот. Малыш спал в соседней комнате и надо было поторапливаться, потому что его сон не сопротивлялся уличному шуму, поднимавшемуся около семи часов утра.Я наскоро побрился, сменил исподнее и бросил и лакированный сундук вчерашнее белье. Я надел легкий костюм и вышел. Позавтракал я в кафе. Торопиться было некуда. Надо было как-то убить целый день, прежде чем заступить на работу у Ника.Я вошел в телефонную будку и позвонил Шейле.— Алло?Голос ее был встревоженным.— Алло, это Дан, — сказал я. — Доброе утро.— Ты не завтракал?— Мне надо было выйти, — объяснил я. — По тому делу, о котором я говорил тебе вчера вечером.Она не ответила, и я покрылся холодным потом, испугавшись, что она сейчас повесит трубку.— Ах да! — сказала она наконец. — Припоминаю.Она произнесла это ледяным тоном.— Я не вернусь, — сказал я. — Пойду прямо Нику. Много кого надо повидать нынче утром.Тут она повесила трубку. Ну, ладно. Я тоже повесил трубку и вышел из будки.Не так-то просто убить время до пяти часов вечера.Можно погулять, сходить в кино.Поискать квартиру.При этой мысли я усмехнулся. Но не очень-то весело. Еще одно смешное напоминание, словно покалывание живой раны, но такой пустяковой, что стыдно придавать ей значение.Я пытался не думать о том, что так сильно меня мучило. Настолько сильно, что мне, словно человеку, пережившему настоящую катастрофу, удалось отдалиться от этих мыслей, прогнать их, как будто мне почти все равно.Вначале я боялся Ричарда. Я рисковал все потереть: мое положение, жену, сына — всю мою жизнь. Я провел несколько дней в страхе и попытался сделать все, что мог. А потом я решил бросить ему вызов, встретить брата лицом к лицу.Вот и встретил. Только, как назло, он был не один. Вместе с ним я встретился и с самой сокровенной глубиной своей души. Да, теперь я боялся себя самого. Опасность исходила из моего собственного тела, восставшего против своего хозяина, движимого инстинктом, который я отказывался признать.Пускай Ричард выдаст меня, и я потеряю свое положение, жену, сына. Пускай. Но если я останусь самим собой, есть шанс все вернуть обратно.Но если плоть моя предаст меня, то не останется ничего.Я обернулся на какую-то девку, слишком хорошо одетую для этого квартала, да тем более в столь ранний час. Светило солнце. Я еще жил. Я подумал о Шеиле.Я еще жил, но стал импотентом.Я вошел в какой-то бар. Бармен был в одной рубашке, опоясанный белым передником. Он вытирал стойку замызганной тряпкой. По кафельному полу были разбросаны опилки.— Виски! — сказал я. Он молча обслужил меня.— Чудный денек, — сказал я, — Чего там новенького про матч?— Ничего особенного не слышал, — сказал он. — Знаю лишь то, что и все.— С Бобом Уитни никакого риска.— Он их всех уделает, — сказал бармен. Не больно-то он болтлив.— Чем бы таким в этом городе заняться в восемь часов утра? — спросил я.— Ничем, — ответил бармен. — Разве что пойти работать.— Мне до пяти нечего делать, — сказал я и залпом опрокинул стакан.Да, нелады у меня со спиртным.Лестница за стойкой вела на второй этаж. Оттуда доносилась возня половых щеток, веников и ведер. Уборка. Я поднял взгляд и увидел черно-белый ситцевый халат толстой негритянки, стоящей на последней ступеньке. Ее необъятный зад ритмично колыхался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11