Аргумент, старательно развиваемый в этой книге, состоит в том, что следующая ступень в деле понимания себя может возникнуть лишь тогда, когда мы учтем нашу врожденную и законную потребность жить в атмосфере, богатой психическими состояниями, вызываемыми по своей воле. Я уверен в том, что мы можем положить начало этому процессу путем пересмотра источников своего происхождения. И действительно, я приложил большие усилия, чтобы показать, что в среде Архаичного, в которой впервые возникла саморефлексия, мы находим ключи к истокам нашей беспокойной истории.


ЧТО ТУТ НОВОГО

Галлюциногенные индолы, неизученные и законом запрещенные, представлены здесь в качестве агентов эволюционного изменения. Это агенты биохимические, чье конечное воздействие осуществляется не на непосредственный опыт индивида, а на генетическую конституцию вида. В первых главах было уделено внимание тому факту, что повышение остроты зрения, улучшение возможности размножения и усиление стимуляции протолингвистических функций мозга суть логические следствия включения псилоцибина в пищу древнего человека. Если бы можно было доказать идею о возникновении человеческого сознания в связи с опосредованной индолами синергией нейроразвития, то изменились бы и наш образ себя, и наше отношение к природе, и теперешняя дилемма относительно потребления психоактивных веществ в обществе.
Мы не можем решить ни “проблему наркотиков”, ни проблему уничтожения окружающей среды, ни проблему запасов ядерного оружия, пока наш образ себя как вида не будет вновь связан с Землей. Дело это, в первую очередь, начинается с анализа уникального сочетания условий, которые необходимы для организованности животного, чтобы сделать скачок к осознанной саморефлексии. Когда понято главное значение опосредованного галлюциногенами симбиоза “человек-растение” в сценарии наших истоков, мы в состоянии понять и свое теперешнее состояние невроза. Усвоение уроков, содержащихся в тех давних и формирующих событиях, может заложить основу для принятия решений не только относительно необходимости управления в обществе потреблением и злоупотреблением веществ, но и относительно нашей глубокой и возрастающей потребности в духовном измерении жизни.


ОПЫТ ДМТ

Ранее в этой главе ДМТ отмечался как особо интересное соединение. Что же можно сказать о ДМТ-переживании и о ДМТ в связи с нашей духовной опустошенностью? Предлагает ли он нам какие-то ответы? Представляют ли триптамины кратковременного действия какую-то аналогию экстазу общества партнерства до того, как Эдем стал лишь воспоминанием? И если представляют, что же можно об этом сказать?
Всякий раз одно впечатляло меня во многих моих прорывах в мир галлюциногенных индолов, что, в общем, остается не упомянутым: преображение способности изложения и самого языка. Переживание, захватывающее все существо, проскальзывающее под покров экстаза ДМТ, ощущается как проникновение через какую-то мембрану. Ум и “я” буквально разворачиваются перед глазами. Такое ощущение, будто обновился, хотя и не изменился, как будто был сделан из золота и просто перековался в новую форму в горниле своего рождения. Дыхание нормальное, сердцебиение ровное, ум ясный и наблюдательный. Но что это за мир? Что воспринимают чувства?
Под влиянием ДМТ мир становится арабским лабиринтом, дворцом, каким-то более чем возможным марсианским сокровищем, наполненный мотивами, затопляющими изумленный ум многосложным бессловесным восторгом. Цвет и ощущение раскрывающей реальность тайны буквально пронизывают все переживание. Есть ощущение иных времен, а также собственного детства, чуда, чуда и еще раз чуда. Это аудиенция у чужестранца-нунция. В гуще этого переживания, очевидно, в конце человеческой истории, сторожевые врата, которые как бы открываются под ревущим вихрем невыразимой межзвездной пустоты в Вечность.
Вечность, как заметил прозорливо Гераклит, это дитя, играющее цветными шарами” Здесь находятся много мини-сущностей – малышей, самопреобразующихся механических эльфов гиперпространства. Может, это дети, которым предназначено быть человеку отцами? Впечатление вхождения в экологию душ, скрывающихся за порталами того, что мы наивно зовем смертью? Не знаю. Может, они – синестезийное воплощение нас как Иного или Иного как нас? А может, это эльфы, утраченные для нас с угасанием магического света детства? Здесь – потрясение, которое едва ли можно выразить, богоявление за пределами наших самых диких грез. Здесь царствие того, что страннее всего того, что мы можем предположить. Здесь тайна, живая, невредимая, все еще столь же новая для нас, как и тогда, когда наши предки переживали ее пятнадцать тысяч лет назад. Триптаминовые сущности предлагают дар нового языка: они поют жемчужными голосами, которые рассыпаются цветными лепестками и разливаются в воздухе, как горячий металл, чтобы стать игрушками и такими дарами, какие, наверное, боги дарили своим детям. Ощущение эмоциональной связи потрясающее и жуткое. Раскрытые таинства реальны и, если когда-нибудь их высказать целиком, они не оставят камня на камне в том малом мире, в котором мы стали так больны.
Это не какой-то переменчивый мир НЛО, вызванных с отдаленных вершин; это не песнь сирен погибшей Атлантиды, звучащая на площадках свихнувшейся на крэке Америки. ДМТ – не какая-то из наших иррациональных иллюзий. Я уверен, что воспринимаемое нами в присутствии ДМТ, – это подлинные вести. Это какое-то соседнее измерение, пугающее, трансформативное, выходящее за пределы нашего воображения и, тем не менее, доступное обычному исследованию. Мы должны послать бесстрашных экспертов – что бы под этим ни подразумевалось – исследовать все, что они найдут, и сделать об этом отчет.
ДМТ, как уже говорилось ранее, встречается в качестве составной части обычного нейрометаболизма человека и является наиболее сильным из встречающихся в природе индольных галлюциногенов. Необычайная легкость, с какой ДМТ совершенно разрушает все границы и переносит в невообразимое и неотразимое измерение Иного, – это буквально одно из чудес самой жизни. И за этим первым чудом следует второе: необычайная легкость и простота, с какой системы ферментов человеческого мозга опознают молекулы ДМТ в синапсах. Всего за несколько сотен секунд эти ферменты полностью и безо всякого вреда дезактивируют ДМТ. То, что обычные уровни аминов в мозге восстанавливаются столь быстро после приема самого сильного из всех галлюциногенных индолов, свидетельствует о том, что, возможно, существовала давняя совместная эволюционная связь между людьми и галлюциногенными триптаминами.
Хотя псилоцибин и псилоцин, галлюциногенные индолы, активные в грибе Stropharia cubensis , имеющем отношение к крупному рогатому скоту, ныне не считаются непосредственно метаболизирующимися в ДМТ до того, как они станут активными в мозге, тем не менее их проводящий путь наиболее родственен нервному пути активности ДМТ. И действительно, они могут быть активны в тех же синапсах, что и ДМТ, хотя и при большей реактивности последнего. Источник этого различия, вероятно, фармакокинетический, то есть ДМТ может проходить гемоэнцефалический барьер легче и, следовательно, достигать места активности за более короткое время. Сродство же этих двух соединений к месту связи примерно равное.
Как упоминалось ранее, исследование ДМТ, особенно на людях, было в общем неадекватным. Когда изучали ДМТ, его вводили путем инъекции. Это предпочтительная процедура с экспериментальным веществом, поскольку можно точно знать дозировку. Тем не менее, в случаях с ДМТ подход этот маскировал тот необычайный эффект “обращения времени”, который имеет место при курении ДМТ. Переживание ДМТ при внутримышечной инъекции длится около часа. Пик же переживания, достигаемый при курении, приходит где-то через минуту. В бассейне Амазонки у некоторых племен есть традиция потребления ДМТ-содержащих растений. Они потребляют сок деревьев Virola , родственных мускатному ореху, или же молотые и поджаренные семена огромного стручкового дерева Anadenanthera peregrina . Обычно применяемый метод активирования индола – втягивание через нос порошкообразного растительного материала. Эта процедура не делается самостоятельно. У потребителя есть помощник, который вдувает порошок через полую, набитую порошком тростинку сначала в одну, потом в другую ноздрю (илл. 27). Явная обдуманность этого процесса не оставляет сомнений, что шаманы Амазонии узнали то, чего не знали современные исследователи ДМТ, а именно, что наиболее эффективный путь потребления – адсорбция через слизистую оболочку носа.

Илл. 27. Нюхачи ДМТ. Из книги Р.-Э. Шульца “Там, где царят Боги” (London: Synergetic Press, 1988). С. 195.


ГИПЕРПРОСТРАНСТВО И ЗАКОН

Быть может, вы запротестуете: “Но разве ДМТ не запрещен законом?”
Да, на сегодня ДМТ в США числится в списке No 1. Список No 1 – это перечень веществ вообще без каких-либо показаний к медицинскому применению. Даже кокаин сюда не относится. Псилоцибин и ДМТ занесли в этот список вообще без предоставления каких-либо научных доказательств, свидетельствующих о пользе или вреде их применения. В параноидальной атмосфере конца 60-х годов один лишь факт того, что эти вещества вызывают галлюцинации, был достаточным основанием для отнесения их к категории столь ограничительной, что это отбивало охоту даже для медицинского исследования.
Столкнувшись со столь истеричным “знать ничего не желаю”, нам не помешало бы припомнить, что когда-то и анатомирование трупов было запрещено церковью и объявлено колдовством. Современная анатомия создавалась студентами-медиками, навещавшими поля сражений или воровавшими трупы с виселиц. Ради усовершенствования знания человеческого тела они шли на риск ареста и тюремного заключения. Не стоит ли и нам быть столь же смелыми в попытке раздвинуть границы известного и возможного?
Умонастроению владычества всегда претили перемены, как будто они ощущали возможность такой перемены, которая раз и навсегда лишит их власти. В феномене индольных галлюциногенов этот предощущаемый страх породил обильный плод – прямо-таки плод с Древа познания. Вкусить от него – значит стать как боги, а это явно будет означать закат стиля владычества. На это будет надеяться любое возрождение Архаичного.


ВСТРЕЧИ С ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ СВЕРХРАЗУМОМ

Размягчение западного рационализма зашло весьма далеко, в чем всякий легко может убедиться, прочитав какую-нибудь современную популярную книгу о космологии или квантовой физике. Тем не менее, мне хочется еще слегка подбросить жару через введение представления о некоторой связи между измерениями, которая достигается наиболее надежно и непосредственно путем использования индольных галлюциногенов с их давней историей потребления людьми и совместного с ними эволюционирования. Подобные соединения, очевидно, действуют как регуляторы изменения культуры и могут быть средством получения доступа к предумыслу некоторой весьма крупной саморегулирующейся системы. Быть может, это Сверхразум всего нашего вида или какой-то “разум планеты”, а может, мы были слишком ограничены в своем поиске нечеловеческого разума, и какой-то совершенно иной, коренным образом отличающийся от нас, разумный вид разделяет с нами пребывание на Земле.
Я предлагаю эти идеи в плане спекулятивном. У меня нет твердого личного знания относительно того, что тут происходит. Я лишь полагаю, что имею достаточное представление об обычаях, ожиданиях, критериях очевидности и “общем знании” человеческих существ, чтобы быть в состоянии отметить, что происходящее при опьянении ДМТ гораздо своеобразнее всего, что можно было бы обозначить термином “опьянение”. Под действием ДМТ ум оказывается в убедительно реальном, явно сосуществующем с нами чуждом мире. Не в мире, касающемся наших мыслей, надежд, страхов, а скорее в мире малышей – их радостей, грез, их поэтичности. Почему? Не имею ни малейшего понятия. Это просто факты: так это с нами происходит.
Среди основных школ мысли XX века лишь психология Юнга стремилась рассмотреть некоторые феномены, столь важные для шаманизма. Алхимия, которую Юнг изучил весьма тщательно, была наследницей давней традиции шаманских и магических методов, равно как и более практических химических процедур – как, например, обработки металлов и бальзамирования. Литература по алхимии свидетельствуете том, что вздымающееся вихрем содержимое алхимического сосуда было плодородной почвой для проецирования содержимого наивного донаучного ума. Юнг настаивал на том, что алхимические аллегории и эмблемы были продуктом бессознательного и их можно анализировать точно таким же образом, как сны. С точки зрения Юнга обнаружение одних и тех же мотивов в фантастических спекуляциях алхимиков и в снах его пациентов явилось серьезной поддержкой для его теории коллективного бессознательного и универсальных общих архетипов последнего.
В ходе своего изучения алхимии Юнг столкнулся с сообщениями о кабири – похожих на эльфов алхимических детях, чье появление или ощутимое присутствие являются составной частью последних стадий алхимического творения. / Hans Jonas. The Phenomenon of Life (New York: Dell. 1966), p. 238/ Эти алхимические дети похожи на тех малых духов-помощников, которых призывает на помощь шаман. Юнг рассматривал их как некие автономные стороны психики, которые временно вышли из-под контроля “эго”. К сожалению, такое объяснение, что эти алхимические гении суть “автономные стороны психики”, вообще не объяснение. Это все равно что описать эльфа как малую нефизическую сущность неопределенного происхождения. Подобные объяснения только откладывают необходимость соприкосновения с более глубокой природой самого переживания.
Наука не была полезной в деле неуловимых человеческих контактов с иными видами разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44