Он позвал домашнего и фаб-
ричного врача, который постарался успокоить несчастную женщину.
Дальнейшие действия обоих были тоже вполне благоразумны. Горничной
было отказано, однако мнимая соперница осталась. С тех пор больная
неоднократно успокаивалась настолько, что больше не верила содержа-
нию анонимного письма, но это успокоение никогда не было полным и
продолжительным. Достаточно было услышать имя той барышни или
встретить ее на улице, чтобы вызвать у нее новый всплеск недоверия,
боли и упреков.
Вот история болезни этой славной женщины. Не нужен большой пси-
хиатрический опыт, чтобы понять, что в противоположность другим нерв-
нобольным она изобразила свою болезнь скорее слишком мягко, как мы
говорим, диссимулировала, и что, в сущности, она никогда не теряла веры
в обвинения анонимного письма.
Какую позицию займет психиатр в этом случае болезни? Как он по-
ведет себя в случае симптоматического действия пациента, не закрываю-
щего двери в приемную, мы уже знаем. Он объявляет его лишенной
психологического интереса случайностью, которая его нисколько не ка-
сается. Но к случаю болезни ревнивой женщины такого отношения быть
не может. Симптоматическое действие кажется чем-то безразличным,
но в симптоме болезни видится нечто значительное. Он связан с интен-
сивным субъективным страданием, он объективно угрожает совместной
жизни семьи, так что является предметом неизбежного интереса для пси-
хиатра. Сначала психиатр пытается характеризовать симптом по его су-
щественному свойству. Саму по себе идею, которой мучается эта жен-
щина, нельзя назвать бессмысленной; ведь бывает, что немолодые
Шестнадцатая лекция. Психоанализ и психиатрия
мужья завязывают любовные отношения с молодыми девушками.
Но что-то другое в этом бессмысленно и непонятно. У пациентки нет
никакого другого основания, кроме утверждения анонимного письма ве-
рить в то, что ее нежный и верный супруг относится к этой совсем не-
редкой категории мужей. Она знает, что это письмо не имеет никакой
доказательной силы, она в состоянии удовлетворительно объяснить его
происхождение; она должна была бы себя уверить, что у нее нет ника-
ких поводов для ревности, она и говорит это себе и тем не менее стра-
дает так же, как если бы она признавала эту ревность совершенно оправ-
данной. Идеи такого рода, неподвластные логическим и идущим от реаль-
ности аргументам, принято называть бредовыми идеями. Милая дама
страдает, таким образом, бредом ревности. Такова, пожалуй, самая су-
щественная характеристика этого случая болезни.
После этой первой констатации наш психиатрический интерес воз-
растает как будто еще больше. Если с бредовой идеей нельзя покончить
ссылкой на реальность, то, пожалуй, она и не имеет корней в реальности.
Откуда же она тогда происходит? Бредовые идеи бывают самого разно-
образного содержания, почему в нашем случае содержанием бреда явля-
ется именно ревность? У кого образуются бредовые идеи и, в частности,
бредовые идеи ревности? Тут нам бы хотелось послушать психиатра,
но здесь-то он нас и подведет. Он вообще остановится только на одном-
единственном из наших вопросов. Он будет изучать историю семьи этой
женщины и, может быть, ответит нам: бредовые идеи бывают у таких
лиц, в семье которых неоднократно встречались подобные или другие
психические нарушения. Другими словами, если у этой женщины разви-
лась бредовая идея, то у нее было к этому наследственное предрасполо-
жение. Это, конечно, кое-что, но разве все, что мы хотим знать? Все, что
послужило причиной болезни? Следует ли нам довольствоваться предпо-
ложением, что если вместо какого-нибудь другого развился бред ревно-
сти, это не имеет значения, случайно и необъяснимо? И следует ли нам
понять положение, заявляющее о преобладании наследственного влияния,
и в отрицательном смысле: безразлично, какие переживания потрясли
эту душу, раз ей было предопределено когда-то заболеть помешательст-
вом? Вы захотите узнать, почему научная психиатрия не желает дать
нам никаких дальнейших объяснений. Но я вам отвечу: плут тот, кто
дает больше, чем имеет. Ведь психиатр как раз и не знает пути, ведуще-
го к дальнейшему пониманию такого случая. Он вынужден довольство-
ваться диагнозом и неуверенным прогнозом дальнейшего течения болез-
ни, несмотря на богатый опыт.
Но может ли психоанализ достичь в этом случае большего? Несомнен-
но; надеюсь показать вам, что даже в столь трудном случае он способен
открыть нечто такое, что дает возможность самого глубокого проникнове-
ния в суть дела. Во-первых, прошу обратить ваше внимание на ту незна-
чительную деталь, что пациентка прямо спровоцировала анонимное пись-
мо, на котором основана ее бредовая идея, высказав накануне
интриганке мысль, что для нее было бы величайшим несчастьем, если бы
ее муж имел любовную связь с молодой девушкой. Этим она навела слу-
Часть третья. Общая теория неврозов
Шестнадцатая лекция. Психоанализ и психиатрия
жанку на мысль послать ей анонимное письмо. Так что бредовая идея
приобретает известную независимость от анонимного письма; она уже до
него имелась у больной в форме опасения - или желания. Прибавьте к
этому еще то, что дали два часа анализа других незначительных наме-
ков. Правда, пациентка отнеслась очень отрицательно к требованию
после рассказа своей истории сообщить дальнейшие размышления, при-
ходящие ей в голову мысли и воспоминания. Она утверждала, что ей
ничего не приходит в голову, что она уже все сказала, и через два часа
попытка дальнейшей беседы с ней действительно вынуждена была пре-
кратиться, так как она заявила, что чувствует себя уже здоровой и уве-
рена, что болезненная идея больше не появится. Она сказала это, конеч-
но, только из сопротивления и страха перед продолжением анализа. Но за
эти два часа она все-таки обронила несколько замечаний, которые допу-
скают определенное толкование, даже делают его неизбежным, и это тол-
кование проливает яркий свет на происхождение ее бреда ревности. Она
сама была сильно влюблена в молодого человека, того самого зятя,
по настоянию которого обратилась ко мне как пациентка. Об этой влюб-
ленности она ничего не знала или, может быть, знала очень мало; при
существовавших родственных отношениях эта влюбленность могла лег-
ко маскироваться под безобидную нежность. При всем нашем опыте нам
нетрудно проникнуть в душевную жизнь этой 53-летней порядочной жен-
щины и хорошей матери. Такая влюбленность, как нечто чудовищное,
невозможное, не могла стать сознательной; однако она оставалась и как
бессознательная лежала тяжелым грузом. Что-то должно было с ней
произойти, какой-то выход должен был быть найден, и самое простое
облегчение предоставил механизм смещения, который так часто участву-
ет в возникновении бредовой ревности. Если не только она, старая жен-
щина, влюблена в молодого мужчину, но и ее старый муж поддерживает
любовную связь с молодой девушкой, то она освобождалась бы от упре-
ков совести из-за неверности. Фантазия о неверности мужа была, таким
образом, охлаждающим компрессом на ее жгучую рану. Ее собственная
любовь не осознавалась ею, но ее отражение, дававшее ей такие пре-
имущества, навязчиво осознавалось в виде бреда. Все доводы против
него, разумеется, не достигали цели, потому что направлялись лишь
против отражения, а не против первоначального образа, которому оно
было обязано своей силой и который неприкосновенно оставался скры-
тым в бессознательном.
А теперь сопоставим, что нам дал для понимания этого случая болез-
ни короткий, но затрудненный психоанализ. Разумеется, при условии,
что наши сведения получены правильно, чего я с вами не могу здесь
обсуждать. Во-первых, бредовая идея не является больше чем-то бес-
смысленным или непонятным, она осмысленна, хорошо мотивирована,
связана с аффективным переживанием больной. Во-вторых, она представ-
ляет собой необходимую реакцию на бессознательный душевный процесс,
угадываемый по другим признакам, и обязана своим бредовым характе-
ром именно этому отношению, его устойчивости перед натиском логики
и реальности. Она сама есть что-то желанное, своего рода утешение.
В-третьих, переживанием, независимо от заболевания, недвусмысленно
определяется появление именно бредовой идеи ревности, а не какой-ни-
будь другой. Вы ведь помните, что она накануне высказала интриганке
мысль, что для нее было бы самым ужасным, если бы ее муж оказался
неверным ей. Не оставляйте без внимания также обе аналогии с проана-
лизированным нами симптоматическим действием, имеющие важное зна-
чение для объяснения смысла или намерения и определения отношения к
имеющемуся в этой ситуации бессознательному.
Разумеется, тем самым не дается ответа на все вопросы, которые мы
могли поставить в связи с этим случаем. Больше того, этот случай бо-
лезни полон других проблем, таких, которые пока вообще неразрешимы,
и других, которые не могут быть решены вследствие некоторых неблаго-
приятных условий. Например, почему эта счастливая в браке женщина
поддается влюбленности в своего зятя, и почему облегчение, которое
могло бы быть достигнуто и другим способом, осуществляется в форме
такого отражения, проекции своего собственного состояния на мужа?
Но не думайте, что ставить такие вопросы можно только из праздного
любопытства. В нашем распоряжении уже есть некоторый материал для
возможного ответа на них. Пациентка находится в том критическом воз-
расте, когда сексуальная потребность у женщин вдруг нежелательно воз-
растает; этого одного уже достаточно. Или к этому могло присоединить-
ся то, что ее добрый и верный супруг уже в течение нескольких лет не
обладает той сексуальной способностью, в которой нуждалась хорошо
сохранившаяся женщина для своего удовлетворения. Опыт обратил наше
внимание на то, что именно такие мужчины, верность которых вполне
естественна, отличаются особой нежностью в обращении со своими же-
нами и необыкновенной терпимостью к их нервным недугам. Далее,
небезразлично, что именно молодой муж дочери стал объектом этой па-
тогенной влюбленности. Сильная эротическая привязанность к дочери,
обусловленная в конечном счете сексуальной конституцией матери, ча-
сто находит свое продолжение в таком превращении. Смею вам напом-
нить в этой связи, что отношения между тещей и зятем с давних пор
считались у людей особенно щекотливыми и у первобытных народов дали
повод для очень строгих предписаний табу и <избегания> друг друга *.
Эти отношения часто переходят желательную культурную границу как
в положительную, так и в отрицательную сторону. Какой из этих трех
моментов проявился в нашем случае, два ли из них, все ли они соеди-
нились, этого я вам, правда, сказать не могу, но только потому, что у
меня не было возможности продолжить анализ данного случая больше
двух часов.
Теперь я замечаю, уважаемые дамы и господа, что все время говорил
о вещах, к пониманию которых вы еще не подготовлены. Я сделал это
для того, чтобы сравнить психиатрию с психоанализом. А теперь я хочу
спросить вас об одном: заметили вы какое-нибудь противоречие между
ними? Психиатрия не пользуется техническими методами психоанализа,
она не пробует связывать что-то с содержанием бредовой идеи и, указы-
* Ср.; Тотем и табу.
3. Фрейд
Семнадцатая лекция. Смысл симптомов
Часть третья. Общая теория неврозов
вая на наследственность, дает нам очень общую и отдаленную этиоло-
гию, вместо того чтобы показать более частные и близкие причины. Но
разве в этом кроется противоречие, противоположность? Не является ли
это скорее усовершенствованием? Разве признание наследственного фак-
тора умаляет роль переживания, не объединяются ли оба фактора самым
действенным образом? Вы согласитесь со мной, что, по существу, в пси-
хиатрической работе нет ничего, что могло бы противоречить психоана-
литическому исследованию. Так что психиатры противятся психоанализу,
а не психиатрия. Психоанализ относится к психиатрии приблизительно
как гистология к анатомии: одна изучает внешние формы органов, дру-
гая - их строение из тканей и элементарных частичек. Противоречие
между этими двумя видами изучения, одно из которых продолжает дру-
гое, просто трудно себе представить. Вы знаете, что сегодя анатомия
считается основой научной медицины, но было время, когда вскрывать
человеческие трупы для того, чтобы познакомиться с внутренним строе-
нием тела, было так же запрещено, как сегодня кажется предосудитель-
ным заниматься психоанализом, чтобы узнать о внутреннем механизме
душевной жизни. И может быть, в недалеком будущем мы поймем, что
глубоко научная психиатрия невозможна без хорошего знания глубоко
лежащих, бессознательных процессов в душевной жизни.
Возможно, среди вас найдутся и сторонники столь ненавидимого пси-
хоанализа, которым будет приятно, если он сможет оправдаться с Дру-
гой, терапевтической стороны. Вы знаете, что наша сегодняшняя психи-
атрическая терапия не в состоянии воздействовать на бредовые идеи.
Может быть, психоанализ благодаря своим взглядам на механизм [обра-
зования] симптомов способен на это? Нет, господа, он не может этого;
он так же бессилен против этого недуга, как и любая другая терапия,.
по крайней мере, пока. Хотя мы можем понять, что произошло с боль-
ным, у нас нет, однако, никакого средства сделать это понятным для са-
мих больных. Вы слышали, что мне удалось только начать анализ этой
бредовой идеи. Станете ли вы поэтому утверждать, что анализ таких
случаев не нужен, потому что бесплоден? Я думаю, что все-таки нет. Мы
имеем право, даже обязанность проводить исследование, не считаясь с
непосредственным полезным эффектом. В конце концов мы не знаем, где
II когда каждая частица знания превратится в умение, в том числе и те-
рапевтическое.
1 2 3 4 5 6