Но он же в Америке работал! Значит, ему нет извинений, мог сообразить, что делает. Нет, он сознательно предпочитает шататься по Лондону, сам себя губит! В общем, абсолютный, полный, безнадежный мерзавец!
Особо рьяным поклонником здешнего оркестра Джимми никогда не был, придерживаясь мнения, что музыка мешает разговору и способствует вредному ритму жевания, но теперь испытал глубокую благодарность, когда музыканты сходу разразились «Богемой», самым оглушительным своим номером. Под защитой этого грохота Джимми одолел жареную рыбу. Возможно, девушка по-прежнему говорила про него гадости, но он уже не слышал.
Музыка смолкла. Еще минутку повибрировал измордованный воздух, и снова в относительной тишине раздался ее голос. Однако теперь она выбрала другую тему.
— Хватит с меня Англии! Я повидала Вестминстерское аббатство и Парламент, театр Его Величества, и «Савой», и «Чеширский Сыр». У меня жуткая тоска по дому. Давайте отплывем завтра?
Впервые в разговор вступила женщина постарше. На секунду, отвечая, она приподняла вуаль мрачности.
— Хорошо, — отвечала она и снова закуталась в вуаль. Коротышка, явно ожидавший ее решения, прежде чем выразить свое, заметил, что чем скорее он очутится на борту, тем лучше. Упитанный мальчик не сказал ничего. Расправившись с рыбным пирогом, он сурово и решительно накинулся на пончик.
— Завтра наверняка есть рейс, — продолжала девушка. — Они плавают всегда. Тут надо отдать Англии должное, отсюда легко вернуться в Америку. — Она приостановилась. — Однако я не могу понять — как это, пожив в Америке, Джимми Крокер выдерживает жизнь в…
Сбоку подоспел официант с сыром, но Джимми глянул на сыр и покачал головой. Ему хотелось одного — уйти. Он уже разбух от правды о себе, больше не вмещалось. Как можно тише он положил на стол соверен, поймал взгляд официанта и тихо удалился. Официант, человек сугубо реалистических взглядов, никогда не веривший в чудеса, пересмотрел свое мировоззрение. Он взглянул на соверен, на Джимми, опять на соверен и, взяв монету, украдкой попробовал ее на зуб.
Несколько минут спустя мальчишка, подававший шляпы, которому впервые в жизни не дали на чай, взирал на Джимми так же пристально, но с другими чувствами. Немое обалдение обозначилось на юном лице.
Швейцар на выходе любезно тронул шляпу с самодовольной самоуверенностью человека, одариваемого за этот жест шестипенсовиком.
— Такси, мистер Крокер?
— Мерзавец, — откликнулся Джимми.
— Прошу прощения, сэр?
— Вечно пьет, — пояснил Джимми. — Позорит себя на публике.
И вышел. Швейцар проводил его таким же пристальным взглядом, как официант и мальчишка из гардероба. Он видывал его в таком состоянии после ужина, но после ленча — никогда.
Джимми направился в свой клуб на Нортумберленд авеню. Примерно с час он просидел в курилке, потом, очнувшись, подошел к письменному столу, подождал вдохновения и принялся писать письмо.
«Дорогой папа!
Я обдумал все, о чем мы говорили сегодня утром, и мне показалось — самое лучшее сгинуть на некоторое время с глаз долой. Если останусь в Лондоне, то, очень вероятно, в любой момент опять выкину фортель, вроде вчерашнего, и все тебе подпорчу. Самое малое, чем я могу тебе помочь — расчистить поле, не болтаться на виду. Поэтому с завтрашним пароходом я отплываю в Нью-Йорк. Забегал к Перси, хотел поваляться перед ним в пыли, но он меня не принял. Валяться в пыли на парадном крыльце, когда враг валяется в постели — бессмысленно, так что я отступил более или менее стройными рядами. Тут-то меня и осенило. Заметь, как все ловко складывается. К тебе придут и скажут: «Нет тебе никакого титула, твой сын избил нашего Перси!», а ты парируешь: «Знаю! Поверьте, уж я ему задал! Упаковал его вещички и сослал в Америку, в 24 часа. Так что, я — против Джимми, я — целиком за Перси», на что они ответят: «А, тогда ладно! В таком случае, встаньте, лорд Крокер!» Или что там говорится, когда даруют титул. Так что, сам видишь, сматываюсь, чтобы исправить ситуацию. Письмо тебе перешлю через Бейлисса. Сейчас позвоню ему, пусть упакует зубную щетку и прочие мелочи. Как только пришвартуемся в Нью-Йорке, тут же помчусь на «Поло Граундс» посмотреть лапту и протелеграфирую тебе счет. Ну вот, наверное, и все. До свидания, или даже — прощай, пока что…
Джимми.
Папа, я знаю, ты поймешь. Иначе поступить нельзя. За меня не волнуйся, у меня все в порядке. Вернусь на старую работу, добьюсь бешеного успеха. А ты — полный вперед! Заполучи титул и встретимся у входа в «Поло». Жду.
Я — мерзавец!»
Молодой клерк в агентстве прямо возликовал, увидев Джимми снова. С солнечной улыбкой он выхватил из-за уха карандаш и погрузил его в чрево «Атлантика».
— Как насчет «Е» за сто долларов восемь центов?
— Вполне.
— Немножко, конечно, опоздали, в список пассажиров уже не включишь…
Джимми не ответил. Он сурово смотрел на только что вошедшую девушку с рыжими волосами.
— Вы тоже плывете на «Атлантике»?! — воскликнула она, взглянув на схему. — Вот совпадение! И мы только что решили отплыть на нем. В Англии нас больше ничего не держит, мы так соскучились по дому. Как видите, меня не задавило после того, как мы с вами расстались.
От чудесного разрешения загадки поехавший было чердак встал на место; так гром разряжает наэлектризованный воздух. Чувство, что он сходит с ума, растаяло, разгадка тайны проста. Видимо, девушка слышала о нем в Нью-Йорке или даже знала его знакомых, и неприязнь к нему, которую так вольно и убежденно она выражала в ресторане, порождена слухами, а не личным знакомством. Она не знает, что он — Джимми Крокер!
— Ваше имя, пожалуйста.
Мозги его снова качнулись. Ну, почему именно сегодня все это о ним творится? Ему требуется нежнейшее обхождение! У него разламывается голова! Клерк смотрел выжидательно. Английские фамилии, все до единой, выскочили у Джимми из головы. Потом сверкнуло озарение.
— Бейлисс! — воскликнул он.
— Значит, вот вы кто, — протянула руку рыжая девушка. — Я — Энн Честер. Рада познакомиться, мистер Бейлисс.
Клерк кончил заполнять билет и пришлепнул на него ярлык и розовую бумажку. Бумажка, тупо сообразил Джимми, это бланк, который надо заполнить. Он просмотрел его и нашел, что документ чересчур уж доскональный. На некоторые вопросы ответить можно было с ходу, другие требовали длительных раздумий.
«Рост?» — Просто. Пять футов, одиннадцать дюймов.
«Волосы?» — Тоже просто. Каштановые.
«Глаза?» — Проще не бывает. Голубые.
Но следующий вопрос был более обидного свойства.
«Сколько раз женаты?»
Ответить Джимми мог. Один, один, один. Одной жены вполне хватит, при условии, что у нее золотисто-рыжие волосы, золотисто-карие глаза, четкого рисунка губы и ямочка на щеке. Какие бы сомнения ни роились у него относительно других пунктов, здесь он не колебался.
«Сидели ли вы в тюрьме?» — Пока нет.
И самый сложный.
«Нет ли психических заболеваний?»
Джимми засомневался. Чернила на пере высохли. Он размышлял.
В темных недрах Паддингтонского вокзала нетерпеливо фыркал поезд, готовый везти пассажиров к пароходу, изредка разнообразя фырканье пронзительным вскриком. Стрелки вокзальных часов указывали без четверти шесть. На платформе роились путешественники, носильщики, багаж, сундуки, торговцы булками и фруктами, продавцы газет и журналов, друзья, родственники и Бейлисс, стоявший, как верный пес, рядом с большущим чемоданом. На человеческий прибой, который кружил и разбивался об него, он не обращал ни малейшего внимания. Дворецкий высматривал своего молодого хозяина.
Джимми врезался в толпу, как боевой клин. Двое мальчишек с булками-фруктами, загораживающие проход, отлетели, точно листья под осенним ветром.
— Молодец! — Джимми взял чемодан. — Боялся, вы не сумеете приехать.
— Хозяйка обедает вне дома, мистер Джеймс. Вот и удалось ускользнуть.
— Упаковали все, что требуется?
— Сколько вместил чемодан, сэр.
— Чудесно. А, кстати! Передайте это письмо моему отцу, ладно?
— Хорошо, сэр.
— Рад, что вам удалось удрать. Мне показалось, что голос у вас какой-то неуверенный.
— Удивился очень, мистер Джеймс. Ваше решение крайне неожиданно.
— Как у Колумба. Слыхали про такого? Увидел яйцо — и сорвался с места, точно американский заяц.
— Извините мою вольность, мистер Джеймс, но, может, несколько опрометчиво…
— Не лишайте жизнь радости, Бейлисс. Да, я круглый болван, но постарайтесь забыть про это. Напрягите волю.
— Добрый вечер, мистер Бейлисс! — окликнул голосок позади.
Обернулись оба. Дворецкий застенчиво посмотрел на видение в прекрасном сером костюме.
— Добрый вечер, мисс, — нерешительно отозвался он. Энн удивленно взглянула на него, но тут же и улыбнулась.
— Как глупо с моей стороны! Я обращалась к другому мистеру Бейлиссу, вашему сыну. Мы с ним сегодня в пароходном агентстве познакомились. А перед этим он спас мне жизнь. Так что мы старые друзья.
Бейлисс растерянно поперхнулся, чувствуя, что ему не выдержать интеллектуального напора беседы, и изумился еще больше, заметив предупреждающую гримасу Джеймса. Такого разворота событий тот не предвидел, но не подкачал.
— Как поживаете, мисс Честер? — сказал он. — Отец вот пришел меня проводить. Это, папа, мисс Честер.
Британского дворецкого из седла вышибить нелегко, но Бейлисс откровенно провалил нежданное испытание. Челюсть у него отпала, он не мог выдавить ни словечка.
— Папа расстроился из-за моего отъезда, — доверительно шепнул Джимми. — Немного не в себе.
Энн была не только тактична, но и добра. Одним взглядом она оценила Бейлисса. Каждая черточка в нем кричала, что это — почтенный слуга из высшего круга. Ни одна девушка на земле не страдала меньшим снобизмом, чем Энн, но все-таки ей не удалось сдержать слабого приступа разочарованности. Значит, ее новый знакомый — скромного происхождения! Она сразу поняла все — и глаза у нее наполнились слезами, когда она повернулась, чтобы не мешать последним минутам расставания отца с сыном.
— Увидимся на пароходе, мистер Бейлисс! — кинула она.
— А? — тут же откликнулся дворецкий.
— Да, да, — заторопился Джимми, — до свидания.
Энн прошла в свое купе. У нее было ощущение, будто она только что залпом прочитала длинную книгу, пухлый том английского романа. Она знала всю историю. Отец — честный, добропорядочный дворецкий, чья единственная цель — воспитать любимого сына джентльменом. Год за годом он экономил деньги, возможно, послал сына в колледж, и теперь, с отцовского благословения, с остатками сэкономленных отцовских денег, тот отправляется в Новый Свет, где доллары растут на деревьях, и никому не важно, кто у тебя отец.
В горле у нее застрял комок. Бейлисс удивился бы, узнай, каким трогательным и достойным персонажем казался он ей. Потом мысли ее обратились к Джимми, и на нее нахлынуло умиление. Его отец преуспел в своих желаниях, сын стал джентльменом. Как легко и просто, без намека на снобизм или неловкость, он познакомил ее с отцом! Он — хороший человек. Не стесняется отца, который дал ему шанс в жизни. Она обнаружила, что ей на редкость нравится Джимми.
Стрелки часов передвинулись на без трех минут шесть. Водяными жуками сновали взад-вперед носильщики.
— Сейчас я не могу объяснить, — втолковывал Джимми. — Не думайте, Бейлисс, это не временное помутнение рассудка. Так диктовала необходимость.
— Ладно, мистер Джеймс. Думаю, вам уже пора занять место.
— Вот это правильно! Вся затея погибла бы, укати поезд без меня. Бейлисс, вы видели такие глаза? А волосы! Приглядывайте без меня за отцом. Не позволяйте всяким там герцогам досаждать ему. И еще, — Джимми вынул из кармана руку, — как приятель приятелю…
Бейлисс взглянул на похрустывающую купюру.
— Не могу, мистер Джеймс. Пять фунтов! Нет, не могу!
— Чепуха! Что уж вы, как чужой!
— Прощу прощения, мистер Джеймс. Правда, не могу! Вам сейчас нельзя расшвыриваться деньгами. Не так уж у вас их много. Извините за нотацию.
— Ничего подобного! Держите! О, Господи! Поезд тронулся! До свидания, Бейлисс!
Паровоз испустил пронзительный прощальный взвизг. Поезд заскользил вдоль платформы, до последнего преследуемый мальчишками, оптимистично сующими булочки на продажу. Поезд набирал скорость. Джимми, высунувшись из окошка, дивился зрелищу, которое можно приравнять к современному чуду. Нельзя сказать, чтоб дворецкий находился в расцвете спортивной формы, но бежал он храбро. Поравнялся с дверью купе, протянул руку…
— Прошу прощения за вольность, мистер Джеймс… — отпыхивался он, — но я правда не могу!
Он потянулся, всунул в руку Джимми что-то хрусткое, потрескивающее и, осуществив свою миссию, отстал, остановился, махая белоснежным платком. Поезд нырнул в туннель.
Джимми глядел на пятифунтовую купюру. У него, как и у Энн, комок застрял в горле. Он медленно сунул деньги в карман. Поезд бежал все быстрее.
ГЛАВА VII
Бурные волны и порывы шквалистого ветра, хлеставшего за бортом, загнали почти всех пассажиров в каюты или в теплую духоту библиотеки. Шел пятый вечер плавания. Пять дней и четыре ночи корабль несся по гладкому океану, но сегодня утром ветер повернул на север и принес шторм. Уже начинало темнеть. Нависло угрюмо-черное небо, в сумерках слабо проблескивали белые гребешки волн, свистел в снастях ветер.
Уже с полчаса Джимми и Энн гуляли одни по лодочной палубе. Джимми был хороший моряк. Его возбуждало сражение с ветром, и он охотно гулял по вибрирующей палубе, то встававшей дыбом, то опрокидывавшейся под ногами. На компанию Энн в такой вечер он не рассчитывал; но выйдя из салона — маленькое личико обрамлял капюшон, гибкая фигурка терялась в огромном плаще, — она присоединилась к нему.
Джимми пребывал в полной экзальтации. Последние несколько дней его одолевала перемежающаяся меланхолия — он открыл, что не только он один жаждет общества Энн, чтобы разнообразить монотонность океанского путешествия. Когда он пустился в приключение, мир состоял исключительно из них двоих, и до самого Квинстауна, он никак не учитывал, что в него вторгнутся другие субъекты мужского пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27