Такими ножами английские повитухи помогали роженицам при преждевременных родах. Выглядел он весьма зловеще.
Такого образа князя утренней звезды мне еще ни разу не приходилось видеть. Думаю, что присутствующим тоже. Все замерли, завороженно глядя, как сатана усаживается на трон, суровый и сухой, словно старый нотариус, пришедший огласить завещание богатого дядюшки бедным родственникам. Признаю, это был звездный час Алекса. Все, кто присутствовал на этой мессе, верили потом до конца жизни, что перед ними выступал сам правитель ада.
– Где моя невеста? – хриплым голосом спросил дьявол.
– Она перед тобой, о властитель, – протянул я руку в сторону девушки, чьи веки уже подергивались, вырываясь из объятий Морфея.
Алекс в образе дьявола встал над несчастной и простер над ней руки.
– Очнись! – приказал он страшным голосом.
Девушка, точно укушенная, тотчас же подскочила и села на алтарь. Она со страхом оглядела окруживших ее голых людей в черных масках и только тогда обнаружила, что на ней тоже нет одежды. Прикрывая наготу худенькими ручками, сквозь которые проступали нежно-розовые соски еще не сформировавшихся грудей и легкий золотистый пушок на лобке, девушка глянула на нависшего над ней дьявола и громко завизжала.
– Отпустите меня! – воскликнула она.
Кровь прихлынула к моему лицу, скрытому маской от чужих взоров. Волнение девушки передалось мне, но это было не то волнение, кое она выказывала, в страхе глядя на приближающегося к ней строгого господина с ужасными черными пятнами стекол вместо глаз, а возбуждение, которое я всегда испытывал, видя насилие. Моя плоть не замедлила отреагировать на это. Я заметил, что многие мужчины также возбудились, непроизвольно сжимая в круг несчастную сироту, купленную нами за несколько гиней.
– Моя невеста! – прорычал Алекс.
Несколько мужчин и женщин одновременно схватили девушку за руки и за ноги, с силой разведя их в разные стороны. Алекс в образе дьявола подошел вплотную к лежащей перед ним девушке и плотоядно оглядел ее. Затем с силой вошел в ее лоно. Девушка пронзительно закричала и в беспамятстве откинула голову. Присутствующие взревели.
Насилие продолжалось около часа. Насытившись, дьявол уступил место своим приспешникам. Те один за другим насиловали несчастную, у которой из лона текла кровь. Девушка постоянно падала в обморок от боли, и моей задачей было возвращать ей сознание посредством прикладывания нюхательной соли.
Наконец все насытились. Девушка лежала, распластанная, на праздничной епископской сутане, запачканной кровью и какой-то слизью. Она жалобно смотрела на своих мучителей. Дьявол подошел к ней и достал заткнутый за пояс во время прелюбодеяния серповидный нож.
– Жертва! – воскликнул он, протягивая мне нож.
Я с поклоном принял его и встал за головой девушки так, чтобы было удобнее перерезать горло. Несчастная, закатив глаза, с ужасом уставилась сначала на меня, а затем перевела взгляд на нависшее над ней жуткое лезвие, сверкавшее в свете свечей.
– Сатана, мы приносим тебе в дар эту жертву в знак нашей признательности и просим принять ее в свое логово! – воскликнул я и с силой взмахнул ножом.
Лезвие, описав дугу, рассекло горло. Кровь брызнула в разные стороны, обагряя тела присутствующих. Девушка, схватившись за перерезанное горло, издала жуткий хрип. Она попыталась было подняться, но тут же рухнула обратно на алтарь, заливая все вокруг фонтаном крови, бьющим из рассеченной артерии.
– Жертва! – воскликнули присутствующие хором.
На всех будто напало какое-то сумасшествие. Многие подставляли пригоршни к бьющей фонтаном крови несчастной и выливали ее на себя, старательно обмазывая голое тело. Некоторые припадали к стекающим с алтаря большим тяжелым каплям, жадно глотая их. И над всем этим кошмаром высился влезший с ногами на трон Алекс в образе дьявола и жутко хохотал.
В углу громко играл заново заведенный кем-то граммофон, поэтому мы не сразу услышали шум, производимый наверху, прямо над нами. Кто-то с силой колотился в запертые изнутри двери. Неожиданно ветхие двери поддались напору, и в церковь хлынула разъяренная людская толпа. Представители Восточного Лондона, рвань и отребье, держа в руках факелы, шарили по церкви в поисках сатанистов, приносящих в жертву дьяволу новорожденных. Их крики долетели до моего уха, заставив тотчас отрезветь. Еще минута-другая – и озверевшая толпа найдет дверь, ведущую в подвал, подумалось мне. Видимо, то же подумал и Алекс, который ловко соскочил с трона и, кивнув мне, бросился к задрапированной тканью дальней стене. Остальные участники черной мессы в испуге метались по подземному залу, ища хоть какое-то укрытие.
Алекс подскочил к ткани и с силой прорвался сквозь нее в пустоту ниши. Из ниши, как оказалось, наружу вел небольшой коридор, который я никогда не видел. Насколько я понял, именно из него всегда выходил дьявол. Выбежав наружу, мы очутились на заднем дворе церкви. Тут же, чтобы не привлекать внимания, стояла карета, на которой мы приехали. Кучер, верный человек Алекса, мирно дремал, даже не подозревая о грозившей опасности. Мы заскочили в карету, в которой была аккуратно сложена наша одежда. Алекс высунулся из окна и приказал проснувшемуся и хлопающему спросонья глазами кучеру спешно трогаться.
– Похоже, девка оказалась не сиротой, – констатировал он, неуклюже натягивая брюки. – Ну, не беда, зато мы приятно провели время и, похоже, чудом спаслись.
Алекс явно поспешил. Едва карета выехала на улицу, как нас заметили некоторые из черни, оставшиеся сторожить вход. Они бросились к нам, яростно размахивая горящими факелами и приказывая нам остановиться.
– Уходят! Уходят! – хриплыми, пропитыми голосами орали они, зовя подмогу.
Первых подбежавших стоптали лошади. Я даже слышал, как под копытами хрустели их кости. Неожиданная легкость и ярость овладели мной. Я мельком глянул на вжавшегося в угол кареты Алекса и высунулся почти по пояс наружу, одновременно вынимая из трости саблю. Не ожидавшие подобного поворота событий нападавшие не успели отступить, как двое из них были проткнуты мною почти насквозь. Третий развернулся и попытался было резво скрыться, как я одним ударом лихо отсек ему голову от шеи. Обезумевшие от горящих факелов и запаха свежей крови лошади с силой рванули вперед, и карета унеслась прочь, оставив четыре трупа, бездыханно лежащие перед зданием церкви.
Через час я вернулся в свой особняк, умылся, переоделся, вошел в спальню, где мирно дремала божественная Хлоя, и накинулся на нее, душа в своих объятиях и покрывая множеством поцелуев. В ту ночь я три раза проделывал это с моей обожаемой супругой, постоянно вызывая в памяти образ растерзанной девушки.
На следующее утро я вычитал в «Дейли кроникл» небольшое объявление о том, что пустовавшая ранее церковь Девы Марии сгорела дотла. В этот самый момент в помещении церкви проходило очередное собрание филантропического общества развития культуры среди рабочих и лондонской бедноты. Все члены общества сгорели в ужасном пожаре. Прибывшие на место пожарные уже никак не могли остановить разгулявшийся пожар. Лишь когда церковь выгорела полностью, пожарные вошли в нее, где обнаружили двадцать два обгорелых трупа.
Прочитав заметку, я усмехнулся и попросил жену, все утро ластившуюся ко мне, чтобы она приказала горничной подавать завтрак.
Глава четвертая
Констебль Смит вздрогнул и очнулся.
«Кажется, я задремал», – подумал он, оглядываясь кругом.
Констебль все еще стоял в тупике, образованном двумя почти примыкавшими друг к другу стенами домов и запертом позади высоким каменным забором. Что было за забором, разглядеть не представлялось никакой возможности, а влезать наверх, где наверняка в достатке рассыпано битое стекло, нет уж, увольте, Смит не такой дурак.
Протерев глаза кулаком, полицейский выглянул из своего укрытия и, убедившись, что окно кабинета, в котором предположительно сидел объект наблюдения, все так же светится, оглядел улицу. На улице не было ни единой живой души. Удовлетворенно вздохнув, Смит подумал, какой бы он шикарный нагоняй получил, если бы сержант Годли застукал его задремавшим на посту. Да, сержант строг, зато никогда не дает своих людей в обиду и всегда выбивает им прибавку к жалованью, особенно тем, кто по ночам дежурил в тот месяц в Уайтчепле, когда весь Скотленд-Ярд с ног сбился, ловя страшного убийцу, прозванного Джеком Потрошителем. Смит тоже тогда дежурил. За время этих ночей, которые он не любит вспоминать и старается забыть, констебль, отец двух очаровательных девочек, многого насмотрелся. За все годы службы он не видел такого зверства. Констебль даже подумывал уйти из полиции, но жена сумела отговорить.
«И слава богу, – благодарно подумал Смит. – А то куда бы я сейчас подался? А тут тебе и выслуга лет, и до пенсии рукой подать. Нет, шалишь, Смита так просто не возьмешь».
Полицейский гордо расправил указательным и большим пальцем усы и достал из кармана дешевенький портсигар, сделанный из дутого железа.
– Прикурить не найдется, приятель? – неожиданно раздалось сзади.
Оторопело обернувшись, констебль увидел прямо перед собой неизвестно откуда взявшегося субъекта. В глаза сразу же бросился глубокий свежий шрам, перерезавший наискось подбородок незнакомца и уходивший вниз по горлу. На голове незнакомца был котелок, надвинутый на лоб так, что выглядывали только глаза, беспрестанно перебегающие от одного предмета к другому, словно живые зверьки. Во рту мужчина держал полускуренную сигару, которую он и поднес к спичке, горевшей в толстых пальцах констебля. Огонек на секунду осветил его лицо.
– Эй, я тебя, кажется, знаю, – сказал Смит. – Ты – тот сутенер, у которого Потрошитель убил проституток. Хитрый Шотландец! Что ты тут делаешь?
Вместо ответа Шотландец неожиданно ловко выхватил из-за пазухи деревянную дубинку, обтянутую кожей и завернутую в носовой платок для смягчения удара, и с силой стукнул ею полицейского по голове. Смит как подкошенный упал к ногам сутенера.
Тот безразлично перешагнул через тело констебля, даже не потрудившись удостовериться, жив ли тот. Уже за само нападение на полицейского ему грозит семь лет каторжных работ, а каторга в Англии – это вам не курорт. Перейдя улицу, Шотландец подошел к входной двери особняка, оглядел ее со всех сторон и начал неторопливо перебирать заранее прихваченные отмычки. Наконец, выбрав нужную, он сунул ее в замочную скважину, одновременно вставив в щель между дверью и косяком фомку.
Хитрый Шотландец настолько увлекся работой, что даже не заметил, что сверху за ним с интересом наблюдает джентльмен, выглянувший из окна своего кабинета и видевший все, вплоть до сцены нападения на констебля Смита, про которого джентльмен подумал лишь, что тому поделом и сильно же у него завтра будет болеть голова.
Сутенер все еще сражался с не желавшей поддаваться дверью, а джентльмен уже вернулся к письменному столу и снова взялся за перо.
* * *
Идея свингер-клуба целиком и полностью принадлежала Алексу. После нашего благополучного спасения, когда здание дьявольской черной ложи было сожжено злобной толпой черни, возглавляемой родственниками несчастной, которую мы принесли в жертву сатане, мне больше некуда было пойти, чтобы потешить мои инстинкты. Источник возбуждения, столь необходимый для нормальной жизни с прекраснейшей из женщин, который я едва обрел, был безвозвратно утерян. Поэтому я горячо поддержал внезапно возникшую у моего друга Томсона идею создать нечто подобное уже в самом центре Лондона, а не на его задворках.
– Это будет самое блестящее и самое тайное заведение в Лондоне! – вещал Алекс, полулежа на тахте, опершись локтем о новенькую обивку модных в этом сезоне тонов.
Его вид в тот момент свидетельствовал об изнеженности. Одетый в шелковый халат, ермолку и туфли с загнутыми кверху носками, подбитые мехом, он держал во второй руке длиннющий мундштук трубки, едва дымившей и распространявшей по дому сладковатый аромат. Видимо, Алекс подмешивал в табак индийскую коноплю, с которой я познакомился еще в Дели.
– Представь себе закрытое заведение, нечто вроде нашей дьявольской черной ложи, только не прячущейся по задворкам и подвалам, а обитающей в самых что ни на есть роскошных апартаментах. Я даже знаю, кому заказать мебель для клуба, чтоб вышло подешевле, – тут же вставил он фразу, сильно меня покоробившую. Видимо, Алекс все еще не мог избавиться от привычки считать каждый фунт. Этим он спускался по социальной лестнице на ступеньку, на которой обитали купцы, торговцы и прочий сброд. – Это будет клуб. Закрытый клуб. В нем будут собираться только сливки общества, – продолжал он развивать свою мысль. – Все будет точно так же, как в ложе: члены клуба будут носить маски, скрывающие их лица. Маску можно снять лишь с согласия владельца. В этот клуб будут ходить семейные пары, которые хотят на время обменяться партнерами. Викторианство, мой дорогой, душит не только нас с тобой, – обратился Алекс ко мне, сдвигая ермолку на затылок. – Викторианство душит весь высший свет. У нас не будет отбоя от членов клуба. Надо только ограничить вступление возрастом и высокими членскими взносами, чтобы была возможность снимать шикарное здание. Само здание должно быть закрытым и стоять отдельно от других. А название клубу я придумал – «Свингер»! Ну, что скажешь?
Алекс затянулся, пустил в потолок тоненькую струйку дыма и выжидательно посмотрел на меня.
Сейчас, я знаю точно, подобные свингер-клубы существуют во всех столицах просвещенных европейских государств, но тогда это была совершенно новая идея. До этого никто не предлагал свету практически открыто меняться по взаимному согласию партнерами для сексуального удовольствия.
Мне представилось, как замечательно будет развлекаться с какой-нибудь женушкой джентльмена, с которым ты чуть не ежедневно встречаешься во дворце, но внезапно путь этой сладостной мысли преградило жуткое открытие – моей женой, моей обожаемой богиней, моей Хлоей тоже кто-то будет пользоваться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29