Больше он никогда не пройдет по крытым галереям храма, никогда не поговорит с Домбоно, не увидит царицу-богиню. Никогда – самое страшное слово, забитое на «жесткий диск» человечества…– О чем вы сейчас думаете? – спросил Домбоно настороженно. – Я ведь знаю, Павел, что и вы, и ваш друг не доверяете мне.– Если уж совсем честно, то… я очень сильно не верил вам! А мой друг не верит и сейчас.– Вы оба ошибаетесь. Я вырастил Сикинику, когда ее мать замуровали в стене храма по приказу царя Мерое…Савельев содрогнулся всем телом. По спине побежали ледяные мураши.– Замуровали? За что? Домбоно грустно поглядел на него.– Она… Анхашет была очень разной. Опытной в любви, сластолюбивой и жестокосердной. Она постоянно искала себе все новые и новые жертвы. От одного влюбленного юноши, Павел, она требовала, чтобы он отдал ей все, что имеет, прогнал жену, убил детей и бросил их тела собакам. Но даже этого Анхашет было мало, и она требовала, чтобы возлюбленный отдал ей могилу предков…Павел сглотнул комок в горле.– Этим юношей были вы, Домбоно? Верховный жрец удивленно вскинул на него бездонные глаза, а затем глухо рассмеялся.– Да что вы! Этим юношей был царь Рамфис. Он очень долго шел на поводу у жестокосердной красавицы. А потом, после рождения дочери, прозрел. Отдать гробницы предков… Нет, это страшное преступление. За это Анхашет и поплатилась жизнью.– Вы так хорошо осведомлены об этой истории… Домбоно резко развернулся к Савельеву и схватил его за плечо.– Еще бы! Ведь я был ее братом! И я, именно я по приказу царя вел царицу на казнь. И именно я воспитал Сикинику, я вырастил эту девочку. А вы не доверяете мне, подозреваете в том, что плету заговоры против нее. Неужели же я способен разрушить творение собственных рук?– Но ваши творения начинают жить собственной жизнью, и это может разрушить вас, Домбоно!– Для меня важно только благо государства! Завет царей!Савельев долго смотрел на город.– Я верю вам, Домбоно, – наконец, произнес он, разрывая паутину тягостного молчания. – Вы только скажите мне, какую тайну хранит от всего мира ваша непостижимая Мерое?Домбоно решился.– Идемте.Шли они недолго. Всего лишь вошли в чрево сумрачной пирамиды. Домбоно зажег факел, и они двинулись подземными переходами. Наконец добрались до маленькой камеры-усыпальницы. С трудом Домбоно отодвинул тяжелую дверь и поманил Савельева внутрь.В маленькой усыпальнице стояли два саркофага. Без золотых прибамбасов, без особых изысков древнего мира. Два белых, словно светящихся изнутри, алебастровых саркофага. Как будто там были погребены два живых солнца.– Что это? – испуганно прошептал Савельев.– Те гробницы предков, на которые посягала моя сестра. Я хотел давно показать их вам. Один раз в жизни кому-то объяснить тайну Мерое. – Впервые из голоса верховного жреца исчезли ледяные интонации, впервые зазвучал он почти с сердечной теплотой. – Искусство лекаря вашего друга ничуть не удивило меня, меня восхитила ваша сила, которую все вы, ну, кроме того безумца, умершей души, сумели доказать нам… Я решил подарить жизнь вашим товарищам, а вам – и жизнь, и тайну.– Что это за саркофаги, Домбоно? – негромко спросил Савельев.Домбоно расправил широкие плечи.– Один из них принадлежит египетскому фараону, в вашем мире известному под именем Эхнатон. Готовы ли вы выслушать меня?Савельев с замиранием сердца молча кивнул головой.– Уже в первые годы своего царствования, – начал рассказ Домбоно, – Эхнатон выступил против существовавшей в то время в Египте религии, основанной на многобожии. С помощью своей супруги-мероитки Нефертити он стал пропагандировать учение о едином и истинном солнечном боге, который стоит над всеми людьми, который властвует над судьбой Земли. Впрочем, все это вам, помешанному на древней истории человечества, прекрасно известно, друг мой. Скажу только, что и Нефертити, и Эхнатон действительно видели бога Солнца. У него не было тела. Это огромный огненный шар, на который больно смотреть. Только свет… Деяния Эхнатона опережали свое время. Да! – Домбоно с шумом вытолкнул воздух из легких. Было видно, как волнуется верховный жрец. – Если бы он одержал победу над временем, не потребовалась бы спустя 1400 лет миссия Иисуса Христа в Палестине. Она была бы выполнена в наших краях и Египте намного раньше. Но… Вы сами знаете, читали, какое сопротивление встретило учение Эхнатона, – Домбоно помолчал немного, а потом с горечью произнес: – Эхнатон посмертно был предан в Египте проклятию. Даже имя его запрещалось произносить вслух. Время правления Эхнатона было вычеркнуто из анналов истории. В списке фараонов в храме Абидоса, составленном в 1200 году до нашей эры, имя его уже не значилось. Имя его прекрасной жены, мероитки Нефертити, было выскоблено на всех памятниках. Савельев поднес руку к лицу. Слишком уж много информации навалилось на него…– Но как саркофаг Эхнатона оказался в Мерое? – наконец спросил он.– Несмотря на то что в последние годы жизни Эхнатон отрекся от Нефертити, – вздохнул верховный жрец, – сама она не предала мужа. И предвидя бурные события в Египте, успела незаметно вывезти саркофаг с мумией Эхнатона, погрузить на корабль и по Нилу сначала, а потом и по пескам пустыни отправить в безопасное место, за пределы Египта. Саркофаг был доставлен и сокрыт на наших землях ее людьми. Из Египта же пришел караван, сопровождаемый рабами, воинами и их начальниками. Однажды ночью в полном мраке и в полном молчании саркофаг был опущен в заранее подготовленную гробницу. А люди… что люди? Они были все до одного перебиты. Нефертити осталась в Мерое. В нашей Мерое. То, что происходило во всей Нубии, нашей Мерое не касалось…Савельев осторожно коснулся стенки алебастрового саркофага.– Второй гроб принадлежит ей?– Да. Сикиника – из ее рода.Савельев грустно оглядел место последнего упокоения легендарной пары.– А вы не боитесь, Домбоно, что после нашего возвращения в мир мы пришлем сюда военных? Пусть, мол, завоюют Мерое? И тогда грош цена всем тайнам…– Нет, не боюсь, – Домбоно медленно покачал головой. – Вы все никогда не предадите Сикинику.– Даже Шелученко? – недоверчиво прищурился Савельев.– Даже он.Савельеву стало безумно холодно и неуютно в древней гробнице.– Домбоно, вы опять что-то замышляете! – подозрительно сощурился он. – Я повторяю, мы должны покинуть Мерое в целости и сохранности. Вы все давали честное слово.– И я сдержу его.Они вышли из гробницы, торопливо покинули пирамиду.– Но зачем вы привели меня сюда? – щурясь от яркого солнечного света, спросил Савельев.– Ваш амулет. Солнце с глазом Гора, – Домбоно пристально улыбнулся. – Я… я предлагаю вам остаться в Мерое, Павел. Здесь вы – дома.Все оборвалось в груди Павла. Да, здесь он – дома! Но там… Там ждал холодный, сумрачный Питер, маленькая комната в коммунальной квартире. И… и все.– Я могу подумать? – спросил он.– У вас есть время, – развел руками Домбоно.
Мин-Ра весело предложил навестившему его Савельеву:– Ты отнесешь меня на великие игры Мерое? Савельев хлопнул принца по плечу.– Отнесу, приятель, только скажи, что это за игры такие?Мин-Ра смерил Павла удивленным взглядом. Изумлению сына Солнца не было предела: этот силач не знает?! Ну и дела!– Как, ты и не знаешь? В конце самого летнего месяца у нас проходят великие игры Мерое – состязания трубачей, пращников и метателей молотов. Мероиты танцуют древние, как жизнь, пляски. Хочешь взглянуть? Ведь хочешь? – и мальчик с надеждой заглянул в глаза Павлу. – Отнеси меня туда, пожалуйста… Мне очень страшно, ведь там будут этот проклятый Тааб и Раненсет.– Ну, на людях они и прикоснуться к тебе не посмеют, – пробормотал Савельев. – Хотя я обязательно отнесу тебя.– А Холодов не пойдет, – важно кивнул белокурой головкой Мин-Ра. – И Ника тоже… Из-за мамы… Они все еще считают ее виновной в том жертвоприношении.Савельев потерянно развел руками.– Со взрослыми, мой мальчик, всегда не все в порядке… Мы с Филиппсом отнесем тебя…
…На улицах Мерое опять царила суета. Земледельцы, знатные горожане, солдаты стекались на площадь, где должны были пройти состязания. Савельев и Брет Филиппс осторожно вынесли на стену храма маленького принца.Один за другим на деревянную платформу в центре площади поднимались трубачи. Каждый играл один и тот же марш, песню-призыв. На скамьях сидели жрецы – меройское подобие беспристрастного жюри – и что-то записывали на деревянных табличках.– Это они фальшивые ноты отмечают, – хихикнул принц Мин-Ра. Савельев улыбнулся, с трудом удерживая зевоту. – Не очень впечатляет, да? По крайней мере, для непосвященного человека все это неинтересно. Но подожди, скоро выйдут метатели молотов.Павел вновь кивнул головой. Он внимательно вглядывался в зрителей, с болью понимая, что очень скоро ему придется покинуть этот сказочный город. А что… А что если все-таки не покидать?Когда последний трубач вышел на деревянную платформу, на храмовой стене появились принц Раненсет и Тааб-Горус.«Вот и злые колдуны из страшной сказки пожаловали», – презрительно усмехнулся Павел и вздрогнул: подернутые серым пеплом старости глаза Тааба вцепились в лицо Савельева.– Омерзительные чудовища, правда ведь? – шепнул Филиппс на ухо Савельеву и внезапно, позабыв об английской чопорной невозмутимости, показал злобному старцу язык. Принц Мин-Ра радостно захихикал.Тут трубачи закончили свое несколько затянувшееся состязание, и Савельев автоматически зааплодировал.– Я устал, – внезапно сморщился сын Солнца.– Я отнесу тебя, – весело вызвался Филиппе и, осторожно подхватив мальчика на руки, кивнул Савельеву. – Оставайся, потом расскажешь, что тут было.На платформе как раз появились пращники, и Савельев не заметил, как многозначительно переглянулись между собой Раненсет и Тааб-Горус.Когда он обернулся, сердце Павла сжалось от ужаса: над храмовыми постройками сгущались клубы черного дыма.– Пожар! – раздались крики на площади. Словно стая голубей, вспугнутая криком ястреба, народ бросился в беспорядочное бегство. А вдруг пожар перекинется и на их дома?! Началась давка. А клубы черного дыма становились все гуще и гуще.Задыхаясь от страшной тревоги, Павел бросился к храму.
Тааб потрепал по плечу своего воспитанника.– Ну, мой мальчик, генерал Симо Кхали сегодня увидит удивительный ритуал. Мы ведь давно обещали показать нашему дорогому гостю нечто особенное…Младшие жрецы и Алексей уже практически затушили подобие сарая, в котором хранился садовый инвентарь.– Все в порядке? – взволнованно спросил Савельев.– Да! – весело оскалился Алексей, растирая по лицу сажу. – Ложная тревога, так сказать! Хорошо, что Мин-Ра здесь нет, мальчик мог бы испугаться…Павел охнул и, схватившись за сердце, осел на землю.– Но я… я где-то минут двадцать-двадцать пять назад отправил его вместе с Филиппсом к вам…Холодов бросил на землю деревянное ведерко и бросился к больнице.В палате было ужасающе пусто: ни Вероники, ни принца, ни Филиппса.– Где же они? – казалось, до Алексея никак не доходило, что произошло.– Их похитили, Леха… – устало прошептал Савельев. – И, кажется, я даже догадываюсь, кто.– Надо сообщить Домбоно! Срочно! – вскинулся Холодов и метнулся в коридор.Павел резко дернул его к себе.– Домбоно ни слова, Леха! Это… это уже моя «война», Леш…– Я с тобой, – с готовностью одернул запачканную сажей одежду Холодов.– Нет! Ты останешься здесь, закроешься в комнате изнутри и, если кто заявится, будешь говорить, что сын Солнца спит и его нельзя беспокоить. Ни в коем случае нельзя.Холодов до боли сжал руку Савельева:– Найди их, Пашка… Пожалуйста, найди… Савельев подмигнул приятелю и с наигранной веселостью произнес:– Поиграем в МЧС, дружище Раненсет…Он подождал, пока Алексей не заперся в палате, а потом бросился в пирамиду. «Ход, подземный ход, – пульсировало в голове Павла. – Он должен вывести к дворцу чертового Раненсета…»И ход нашелся. Павел торопливо вступил в предназначавшиеся для религиозных мистерий подземные отделения храма. В этих местах жрецы подвергались трудным испытаниям, прежде чем удостаивались высшего посвящения. По крайней мере так ему говорил Домбоно. Эти ходы Павел видел первый раз в жизни, они слабо освещались редкими лампами и факелами, но все, что он мог здесь заметить даже мимоходом, наполняло душу Савельева благоговейным трепетом. Этот удивительный подземный мир поражал бесконечным разнообразием. Каждый уголок, каждая колонна изумляли его своими причудливыми формами. За каморой в виде трехсторонней пирамиды, наклонные стороны которой сходились к потолку острым углом, следовала камора, напоминавшая многогранную призму.Внезапно Савельев сдавленно охнул – справа от него зияла темная пропасть. В другом месте ему пришлось проходить под нависшей скалой, затем он уткнулся в целый ряд позолоченных крокодильих голов. У Савельева стеснило дыхание от запаха дыма и смолы – где-то на поверхности должны быть печи или жаровни.Все эти подземные чудеса волновали и туманили воображение Савельева. Какие же мистерии, какие поразительные тайны могли скрываться там, за поворотом? Павлу внезапно показалось, что переход от земного существования к вечности уже начался, и он, вполне живой, вступил на путь к аду, – до того уж все окружающее не было похоже на действительность.Дорога стала понемногу подниматься. Павел пробрался во дворец Раненсета. Прокравшись в самый темный угол сада, Савельев забился под куст. И вовремя. Слуги Раненсета уже зажигали факелы. Недалеко от изгороди, слева от домашней пирамиды принца, стоял огромный сосуд. Внутри пирамиды слышались какие-то непонятные металлические звуки и треск, похожий на треск громадного костра. Пригибаясь, по кустам Савельев добрался почти до самого входа в пирамиду. И чуть не выдал себя с головой криком ужаса. Ужаса смертного. В пирамиде стоял самый настоящий жертвенник. И жертвы приносились самые настоящие.Как раз в это самое мгновение Раненсет схватил и бросил на жертвенник молоденькую женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28