Свет на стене погас. Холодов, обалдев, глядел туда, где только что стояла богиня Мерое. Теперь он видел лишь золотую стену, украшенную картинками из истории Мерое.– Мин-Ра сейчас поднимется, – мрачно сообщил Домбоно. – Его жизнь связана с вашей жизнью…– Это начинает надоедать! – отмахнулся от него Алексей. – А я уже сыт по горло древними ритуалами! Ваша царица кажется мне единственно разумным человеком в здешних краях. Я бы хотел поговорить с ней.– Если она захочет…– Вот уж ни за что не поверю, что матери неинтересно узнать, что с ее ребенком. Я ведь буду с ней говорить как врач, как медик…Глаза Домбоно угрожающе сверкнули. «Ага, – усмехнулся Холодов. – Здесь все, как у нас, родимых. Такая же снедающая зависть врачей. Домбоно тут „главврач“, его слово – закон. И вот является нежданный-негаданный нахал и говорит нечто, что ему не по вкусу. Вот вам и начало медицинских войн всех времен и народов. Что ж, в этом отношении Мерое очень даже современное государство. Передовое. И все врачи – братья, люто ненавидящие друг друга».– Вы что, не видите? Он же встал! – сердито выкрикнул Домбоно.Холодов торопливо повернулся. Мин-Ра стоял рядом с постелью из слоновой кости, голова и тело замотаны золотой пеленой. Рост у него был, как у четырнадцатилетнего подростка, мальчик с любопытством поглядывал на чужеземного врача.– С ним можно говорить?– Да сколько угодно. Мальчик понимает немного по-английски. Я сам учил его.Еще один парадокс старинного города. Холодов подошел к принцу, с трудом державшемуся за спинку кровати.– Я понятия не имею, как нужно разговаривать с принцами, – честно признался Холодов по-английски. Слава богу, английский он еще не успел забытть со времен специализированной школы. – Сколько тебе лет?Домбоно вздрогнул. Чужеземец сказал Мин-Ра «ты»! Он разговаривает с принцем, как с уличным мальчишкой. Нет, этот наглец точно поплатится за свою дерзость головой.– Много! – отозвался Мин-Ра. Это был голосок мальчика, старавшегося казаться взрослым. Холодов улыбнулся. В этот момент он позабыл о фантастическом городе Мерое, затаившем дыхание за стенами царского дворца, позабыл об оживших богах. Перед ним стоял мальчик, больной мальчик, страдавший от невыносимых мучений.– Ходить-то можешь?– Плохо.– А ты попытайся. Если будет очень больно, сразу остановишься…Мальчик сделал пару шагов. Покачнулся, потом замер, еще немного и упадет. Холодов подскочил к нему, подхватил на руки. «Вот я и прикоснулся к нему, – пронзило Алексея. – Вот и стала моя жизнь его жизнью, или наоборот. Отступать некуда».– Больно?– Да, – жалобно признался мальчик под золоченой пеленой.– Тогда ложись, – Алексей подвел Мин-Ра к кровати и помог лечь. А потом принялся осматривать ногу мальчика.Пашка, этот вечный герой-недоучка, завзятый циник и очень ранимый человек, оказался прав. «Эх, рентгеновский бы аппарат сюда», – тоскливо вздохнул Холодов.– Что со мной? – спросил мальчик. – Мне отрежут ногу?– И не надейся, – улыбнулся Алексей, а в голове все время упрямо пульсировала мысль: «Я должен видеть его лицо, я должен видеть его лицо. Я должен знать, кого буду резать. Я же не бездушный муляж оперировать собираюсь. Может, это и старомодно, но я должен видеть его лицо».Рывком Алексей скинул золотую пелену с лица мальчика. За его спиной глухо застонал Домбоно. Большего оскорбления для бога Мерое и не бывает.Пелена упала. Перед Холодовым лежал белокожий ребенок с голубыми глазами. Красивое личико, обрамленное белокурыми волосами.– Я вылечу тебя, – вырвалось у Холодова. – Не бойся! А теперь я хочу поговорить с твоей мамой.Светловолосая головка качнулась в знак согласия, голубые глазенки с восторгом смотрели на Алексея.…– Господи, хоть бы он смог помочь этому Мин-Ра, – прошептал Савельев. Ника, услышав его слова, постаралась улыбнуться.– Конечно, он сможет, – с затаенной гордостью произнесла она.Если бы так было всегда… Глава 14КАК ГОВОРИТЬ С БОГИНЯМИ – Ну, что, вы готовы взяться за эту операцию? – спросил Домбоно. Он вплотную подошел к Холодову, и его ровное, спокойное дыхание билось Алексею в затылок. То, что происходило здесь и сейчас, никак не вписывалось в древние традиции Мерое, но верховный жрец был готов смириться с этим.– Да, готов. Но на сегодня – все! – Холодов осторожно накрыл мальчика золотой пеленой. Восхищенный и пораженный красотой ребенка, блеском его поразительных глаз.Белокур, голубоглаз… да что же это такое? И кем была та самая женщина, которую называли здесь богиней? Кто отец ребенка? И что здесь произошло много лет назад? Где теперь отец ребенка?– Я все понял, – произнес Холодов. – Мой долг врача прояснить ситуацию родителям. – И он испытующе глянул на Домбоно. – Прежде всего мне нужно согласие отца на операцию мальчика.– Да нет никакого отца! – зло отмахнулся от чужеземца Домбоно.– Что? – Холодов глядел, как жрецы уносят Мин-Ра. – У вас в Мерое все дети на деревьях вместо яблок произрастают?– Ваше любопытство когда-нибудь прикончит вас!– Мое любопытство уже не раз выручало меня, Домбоно, – Алексей задиристо улыбнулся. – Иначе как бы я здесь оказался? Так что, отец мальчика убит, что ли?Домбоно так и не ответил. В стене вновь приоткрылась таинственная дверь, они вышли из зала, в котором только что осматривали Мин-Ра, прошли длинным коридором до тронного зала. Сикиника уже сидела на троне, неподвижная, великолепная статуя богини немыслимой красоты. У Алексея перехватило дыхание. Так с кем ему сейчас предстоит разговор – с матерью больного ребенка или с неземной богиней? Богиней, помочь которой способен лишь простой смертный. Как он.Холодов украдкой огляделся по сторонам. Домбоно ушел. Теперь он остался один на один с Сикиникой.– И не ждите, что один лишь ваш взгляд способен вызвать у меня священную дрожь в поджилках, мадам, – заявил Алексей, восхищенный своей собственной смелостью. Или наглостью? – Мы здесь одни, надеюсь, нас никто не подслушивает. «Жучков»– микрофонов четыре тысячи лет назад еще не изобретали. Поэтому мы можем поговорить спокойно, как нормальные люди… а вашу божественность оставьте для официальных приемов, – Холодов шутливо раскланялся. – Я – доктор. Хирург из Петербурга. Я только что осмотрел вашего сына и готов оперировать его. Но при одном условии. Вернее, условий будет несколько.– Мне не ставят условий!Голос из морозильной камеры новейшего холодильника «Индезит», который он так и не удосужился купить в «Альтернативе синицы». И все-таки этот голос способен очаровать любого мужчину. Когда она говорит, ни единая черточка не шелохнется на ее лице, даже губы и то не двигаются. «Может, она чревовещательница, а?» – подумал Алексей… Совершенно безумная мысль! И Холодов повернулся к царице:– Если мы сейчас твердо обо всем договоримся, потом вам ни к чему будет утруждать себя встречами со мной. У вашего сына остеома. Нужна операция…– Говорите яснее! – сердито потребовала женщина из золота. – Мой сын будет ходить? Без болей, что мучают его сейчас? Он поправится?– Это зависит от многих обстоятельств. Ваши врачи способны заряжать скальпели неким подобием электроэнергии, но вот могут ли они работать чисто, стерильно – вот в чем вопрос. Опасность проникновения бактерий и микробов очень велика, моих антибиотиков может не хватить. И это – только одна проблема.– Что, есть еще и вторая?– Подготовительный этап перед операцией. Анализ крови, наркоз, если нужно, переливание крови. Я должен рассказать вам об этом прямо сейчас! Не так-то просто – взять и разрезать человеку ногу, удалить опухоль и так далее. Во время операции на голову врача могут свалиться сотни непредусмотренных заранее неприятностей.– Ничего, мы – люди мужественные! – гордо произнесла Сикиника. – И мой сын – тоже человек мужественный. Да и вы, как я погляжу, тоже.– Мужество нам в данном случае вовсе ни к чему. Я должен знать о моем пациенте все.– Но вы же видели Мин-Ра, чего еще?– Да, видел. У него светлые волосы и голубые глаза. Просто замечательные голубые глаза.Каменное лицо даже не дрогнуло. «Какое же у нее самообладание, ничего себе выдержка! – мелькнуло в голове у восхищенного Холодова. – Но лет двенадцать-тринадцать назад она все-таки их потеряла. Да, конечно, черные овечки в стаде белых барашков встречаются, но голубых глаз у цветных быть не может, если кто-то не подметался к темнокожей расе».– Вам предстоит оперировать мальчику ногу, а не глаза! – холодно парировала Сикиника. – Все-таки прав, тысячу раз прав Домбоно! Вы опасно любопытны.– Просто поразительно! Значит, здесь тоже подслушивают и подглядывают, как и во всем прочем мире! Вы подслушивали!– Я слышу и вижу все.– Что ж, таково преимущество богов. Но мне-то, врачу, важно знать, что ваш сын зачат и рожден нормальным образом, по-человечески, так сказать. Что он не какая-то там капелька солнца, как его наверняка представляют доверчивому народу!– Да что вы хотите, в конце концов? – презрительно поинтересовалась Сикиника.И маска куда-то пропала с лица богини. Даже пальцы и то вдруг ожили, побежали по обшитому золотыми нитями платью. «Э-э, да она нервничает, – ухмыльнулся Холодов. – Ага, богиня, да ты такая же женщина, как и все остальные Евины дочки».– Я хочу больше знать о вас.– Больше? Да вы вообще ничего не знаете! – ее пальцы становились все беспокойнее, а глаза, переливавшиеся то пронзительно-зеленым, то черным светом в зависимости от того, как падали блики ламп, яростно сверкнули.«Не перегибай палку, – приказал себе Холодов. – Ты и так здорово достал их. Завтра она будет разговорчивее… и с каждым днем будет становиться все приветливее и приветливее… Она оттает под пламенем страха за сына. Я ведь не сразу же оперировать его буду… Сначала надо посмотреть, что там Савельев называет местной „операционной“, в каких условиях придется работать, насколько велик риск. Нет, мне даже жаль этого Домбоно, ведь доведу его до белого каления, беднягу».– Ваше предложение освободить пленников, если операция будет удачной, все еще остается в силе? – спросил он наконец.– Я никогда не нарушаю данного слова! – гордо вскинулась Сикиника.– И мы действительно вернемся в наш мир?– Да.– Все?– Все, – Сикиника пристально глянула на него. «Нет, все-таки у нее зеленые глаза, – улыбнулся Холодов. – Зеленые, как изумруды». – А вы… любите ту белокурую женщину?– Она – моя невеста, царица. Именно ей вы должны быть благодарны… Если бы не она, меня бы здесь не было. И никто бы не смог прооперировать вашего сына, – он подошел к трону. Холодов не знал, следят ли за ними, подслушивают ли. Вроде бы никто не мешал их разговору. Теперь он мог рассматривать Сикинику вблизи, приходя во все больший восторг. Черты лица богини были просто само совершенство. Их взгляды встретились, высекая искры, словно клинки скрестились.И Алексей не выдержал. Не выдержал взгляда Сикиники… Опустил голову и закусил губу в досаде на себя. «Все это неспроста, – испуганно подумал он. – Царица, богиня, мать, тайная возлюбленная и кто ты там еще… не сходи с ума, пожалуйста! Я всего лишь врач, всего лишь лекарь и более никто! Я Нику люблю и буду бороться со всеми, кто способен разрушить мою любовь. Сикиника, все это напрасно! Черт побери, знаю я такие взгляды! Женщина глазками и поцеловать способна… она взглядом и отдаться может… Сикиника, это – безумие!»– У меня есть еще одно условие! – нарочно грубо выпалил он. Прекрасно понимая, что именно сейчас причинит страшную боль женщине, не богине. Он делал это принципиально. – Я требую, чтобы со стены были срочно сняты клетки. Я не буду оперировать, пока клетки будут по-прежнему висеть на стене храма!Сикиника вздрогнула всем телом, как от удара. Единственная реакция, последовавшая с ее стороны на его слова. Она все прекрасно поняла… он выбирал другую, Веронику, ту, что в клетке. И возненавидела белокурую женщину так же сильно, как тринадцать лет тому назад она ненавидела… Глаза царицы почернели от гнева. Как будто угас в них блеск человеческий, и вместо живой женщины на троне сидела статуя.– Нет! – холодно произнесла она.– Бог дождя способен радоваться от всего сердца, видя милосердие людское на земле…– Мужчин я освобожу. А женщина пусть повисит.– Так я и думал, – Холодов отвернулся. Его голос эхом отскакивал от стен тронного зала, камешками ссыпался на Сикинику. – Позволить мальчику страдать и дальше… поступок конечно же героический. Поступок настоящей матери, которая ненавидит другую женщину больше, чем любит собственного сына…И тут из груди царицы вырвался крик такой мощи, что еще немного, и Холодов рухнул бы на колени.– Я не желаю вас больше видеть! Никогда! Никогда! Никогда!В стене тут же распахнулась дверца. Холодов выскочил из тронного зала и тут же нос к носу столкнулся с Домбоно. На губах верховного жреца сияла торжествующая улыбка.– Вам отвели комнату при больнице, чужеземец, – сказал он почти дружески, тепло.Для Домбоно Холодов уже был мертвецом, трупом, подарком богу дождя, а поэтому почему бы и не стать более человечным…– Вам дана свобода передвижений, вы сами все увидите.– Спасибо! Обязательно воспользуюсь благами такой свободы. – «Я вам сейчас устрою, – про себя подумал Алексей. – Я не собираюсь проигрывать». – Прикажите принести еще одну свободную клетку, Домбоно. Я хочу к своим, на стену.
«… Летом 1839 года в Риме творились не совсем обычные дела. В столицу Италии инкогнито прибыл король Людвиг Баварский, страстный коллекционер золота и ювелирных украшений, еще не виданных просвещенным миром. Продавцом таковых являлся сорокатрехлетний выходец из Болоньи, доктор Джузеппе Ферлини. А продавал он ни больше ни меньше, как драгоценные украшения мероит-ской царицы Аманисхахето. Сказочные сокровища нубийской владычицы были его личной находкой – сенсационной и фантастической. А начиналось все так. В марте 1829 года Ферлини – майор-адъюнкт санитарной службы египетской армии. В это же время турецкий вице-король Мохаммед Али делает Нубию египетской провинцией, вспомнив о добрых старых египетских традициях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28