Ника собирала камешки с пола. И горько плакала. Сумасшествие Шелученко ужасно огорчило ее.– Ну, вот, начинается! – задумчиво протянул Алексей. – Гад он, этот Домбоно. Решил преподнести мне еще одного пациента на блюдечке с голубой каемочкой в надежде, что я отвлекусь и брошусь сломя голову к Шелученко. Сейчас! С тобой-то они быстренько справились бы. Если с Мин-Ра что-нибудь случится в мое отсутствие, они всегда на голубом глазу смогут сказать, что ты в этом виновата.– Но почему? – Ника подняла на него заплаканное лицо. – Почему? У меня же нет никакой причины вредить мальчику?!– Нет, говоришь? Ненависть одной женщины способна разрушить город, а ненависть сразу двух – уничтожить все мироздание.Ника собрала, наконец, раскатившиеся по палате камешки и отдала мальчику. Мин-Ра расставил их на доске.– Богиня, – прошептала Розова, вопросительно глядя на Холодова. – Что с ней не так, Лешик?– Что-что… Она – мать этого мальчика, и я нравлюсь ей, судя по всему.– А дальше?– А дальше, моя дорогая, все, ни-че-го. Она знает, что мы с тобой не расстанемся ни при каких обстоятельствах.– Да? Она что, человек? – удивилась Ника. – Эта статуя из льда и золотой пудры способна в кого-то влюбиться?– Она не статуя… – внезапно обиделся за царицу Алексей.– Ха! Так, значит, ты, не переставая, думаешь только о ней. С тех пор как ты увидел ее, она засела в тебе, словно неизлечимая болезнь, словно заноза в заднице, да? Всякий раз, когда ты смотришь на мальчика, ты вспоминаешь ее…Алексей грустно поглядел на Веронику. Она ничего не поняла! Эх…– Хоть ты-то с ума не сходи! – прикрикнул он на нее. – Господи, и не стыдно такую чепуху городить!– Не стыдно! Я чувствую…– Ну вот, количество пациентов все прибавляется и прибавляется!– Ах какой сарказм, мачо! Как это типично! Загнанные в угол, мужчины только и умеют, что насмехаться и хамить! Бегство в пустые фразы, браво!Алексей присел на стул и с силой ударил себя по колену. Мальчик, вытаращив глаза, с интересом вслушивался в их перебранку… Конечно, Мин-Ра не понимал ни слова, но все равно видел, что его новые друзья перекидываются злыми, нехорошими словами.– Господи, Боже ты мой! Какая сцена, сущий сериал! – закричал Холодов. – Много шума из ничего!– Из ничего?! Из ничего?! А то, что она, возможно, влюбилась в тебя?!– В данном случае это ничего не значит!– Да? Что ж она тогда мне заявила, что отобьет тебя от меня? Что она красивее меня! Это тоже – много шума из ничего?!– Она и в самом деле так сказала?– Да! Она считает тебя своей собственностью! Когда ты прооперируешь ее мальчишку, она сама, бедняжка, заболеет! Мне тебе рассказать, как ты будешь ее лечить? И она заполучит тебя, уж поверь мне! Ты бессилен перед этой красой ненаглядной. И пока ты будешь заниматься с ней любовью, меня убьют, убьют, убьют! А ты даже не заметишь, ты даже обо мне и не вспомнишь…– Я и не знал, какая ты… истеричка, – спокойно отозвался Холодов. Устало поднялся со стула и пошел к дверям. – Хватит! Я – хирург, моя милая, и отрезаю аппендицит на раз.– Куда ты? – Вероника с ужасом смотрела ему вслед. Все, конец! Она перегорела, и сейчас ее выбросят как остывшие угли из камина. Вот и все. Я не истеричка… я всего лишь люблю тебя, и я знаю, какой властью обладает та женщина. Вот и все… я сдаюсь. Вот и все…– Я иду к ней! – отозвался Алексей. – Я должен все выяснить! Мне сейчас нет никакого дела до перебранок двух безумных куропаток! – и он уже вышел в коридор, как вдруг услышал слова мальчика.– Ника, вы говорили о маме? Холодов влетел в палату.– А ты – сообразительный парень! – он присел на корточки, отодвигая в сторону игру. – Вот скажи, что ты делаешь, когда хочешь поговорить с мамой?– Как сейчас? – спросил мальчик.– Да, как сейчас.– У меня есть колокольчик, – он пошарил под подушкой и достал маленький золотой колокольчик.– Тогда звони! – решительно приказал Холодов.– Лешик1 – прошептала Вероника, отчаянно цепляясь за руки Холодова. – Лешик, не делай этого! Я – чокнутая, ты прав, я – истеричка, я… не делай этого! Лешик1 Давай забудем наш разговор!– Почему это я должен звонить? – удивленно спросил Мин-Ра, высоко поднимая колокольчик над курчавой головой. – Должна быть очень веская причина, иначе мама страшно рассердится.– А я… я для тебя такой веской причиной не являюсь, друг мой?Мин-Ра укоризненно глянул на Холодова. А потом улыбнулся. Улыбкой ангела.– Ты – да. Из-за тебя мама не рассердится…– Пожалуйста, не надо! – закричала Вероника. – Прошу тебя, прошу тебя!Но было слишком поздно. Мальчик тряхнул колокольчиком. Обычный колокольчик, что даже разочаровало Холодова немного – он уже привык к бесконечным чудесам в этой стране. А тут всего лишь какой-то обычный колокольчик…Они с любопытством ждали, что же произойдет дальше. Но все было тихо, никто из жрецов не вбегал в палату, солдат тоже было не видно, Домбоно-вездесущий и то отсутствовал. Принца Мин-Ра это, казалось, ничуть не смутило. Он взял доску, поставил на колени и подмигнул Веронике.– Ну что, сыграем?– Не сейчас. Попозже… ладно? – неуверенно отозвалась Ника. «Если это попозже у нас вообще будет, – мрачно подумала она. – До операции эта снежная королева все стерпит, а вот потом она обязательно уничтожит нас. Кто помешает ей забыть о своих обещаниях? И почему она не приходит, черт побери? Ведь мальчик же позвал ее!»А она и так уже была здесь, вот только никто ее не видел. Внезапно мальчик вздрогнул всем телом, затем изогнулся, замер в неестественной позе, зрачки расширились, глаза отливали неземным светом. Словно его лицо осветилось изнутри. Ну, включили внутри мальчишки специальную лампочку в сто ватт.– Мин-Ра, – испуганно прошептала Вероника. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в плечи Холодова. – Смотри! Смотри! Господи!– Чего ты хочешь? – спросил мальчик. Голос его стал надменно-холоден, он стал чужим. Ее голосом…. Голосом богини Мерое. Холодов судорожно сглотнул комок в горле. Такого не бывает, нет!«Она вселилась в его тело, – в ужасе подумал он. – Ее дух проскользнул в его тело». Алексей слышал о чем-то подобном – о медиумах, о спиритических сеансах, заклинаниях духов, материализации духа, и все это он ничтоже сумняшеся называл бредом, отделываясь вечной шуточкой хирургов: «Я распотрошил уже тысячи людей, но души еще ни разу не видел…»И вот теперь он стал свидетелем чуда: принц Мин-Ра исчез. Нет, его тело, его оболочка конечно же осталась на месте, в полной власти всесильной души его матери.И Холодов не выдержал.– Это еще что за трюкачество! – грубо выкрикнул он. – Вы же должны соображать, что нельзя нервировать мальчика перед операцией!– Ты хотел говорить со мной… – лился ледяной поток ее речи с губ Мин-Ра.– Но не так же! Я хотел поговорить с вами во плоти, живьем, черт побери!– Глупец! Я всегда с тобой! Когда Мин-Ра глядит на тебя, это я смотрю в твои глаза… когда он улыбается тебе, это мой рот трогает дуновение улыбки! Говори же, чего ты хочешь на этот раз?– Покоя! От вас, кстати, мадам!«Я обидел ее, – с невыразимой горечью подумал он. – Это заденет ее непременно – женщину, не богиню! Богиню оскорбить невозможно!»– А теперь покиньте тело мальчика! Ну же! – рявкнул Холодов. – Давайте, решайте, в конце концов, или вы хотите остаться только матерью, или возлюбленной…– Это тебе следует хорошенько подумать! – раздался холодный голос. – Не забывай же о том, что сейчас сказал…Мальчик вздрогнул. Глаза закатились, неземной блеск погас… принц Мин-Ра вытянулся на кровати, пот тек по лицу, дыхание сделалось сбивчивым.– Это безнравственно! – выкрикнул Холодов и схватил стетоскоп. – Ника, сумку! Шприцы доставай. Да вытряхивай ты все на кровать, копуша, я сам найду. Быстрее!Он склонился над мальчиком. Дыхание ребенка было учащенным, сердце колотилось как бешеное. А потом мальчик неожиданно улыбнулся, дыхание стало ровным, сердцебиение – нормальным… Принц Мин-Ра уснул. Холодов послушал его, измерил пульс и давление.– Ничего не понимаю… Все в норме! – восторженно прошептал он. – И делать ничего не надо. Все в порядке. Проклятье! Кажется, я начинаю сомневаться во всех учениях материализма и тому подобном! Да мы – форменные дебилы во всем, что касается души. М-да… А вот остеому они оперировать все-таки не умеют…
…Савельев ворочался на жестком ложе и все никак не мог уснуть. За узеньким окошком ветер запутался в кронах отдыхающих от нестерпимого дневного жара деревьев. Павел осторожно фукнул на красного цвета свечу. И сразу же темнота вокруг показалась неприступной стеной загадочного храма. Несмотря на дикую усталость и безумные передряги последних дней, Савельев никак не мог уснуть. Из головы не выходил маленький принц древней Мерое. Интересно, а есть ли детство у богов, у сына Солнца? Или он только и должен, что светить всегда, светить везде, не имея права на свое личное, детское счастье?Глаза медленно привыкали к темноте. Павел уже мог различать неясные очертания скромной обстановки в комнате. Здорово, конечно, что ему отвели отдельную комнатку, рядом со смердящим от грязи Шелученко он бы точно долго не протянул… Что-то он сегодня перед сном не видел Ларина… Где-то вскрикнула ночная птица, ей вторила другая.Внезапно в тишине ночи раздался странный шорох. Павел подскочил на кровати и затаил дыхание. Вот, опять! Прямо у него под дверью. Кто-то осторожно открывал запоры. Сердце Павла трепыхалось в груди, как заячий хвостик.– Кто там? – хрипло прошептал он по-русски.Никто ему не ответил, но кто-то же дышит в его комнате? Дышит так настороженно, с болезненной хрипотцой?Дрожащими руками Павел нащупал на столе свечу, огниво…Маленький жалкий огонек пытался бороться с океаном тьмы.В дверном проеме стоял босоногий мальчик. Стоял с трудом, мучительно поджимая под себя больную ногу. На бледном личике блуждала робкая улыбка. Принц Мин-Ра!– Господи, как же ты напугал меня! – воскликнул, наконец, Савельев.Мальчик молчал. Голубые глаза испытующе следили за Павлом. Мальчуган напоминал испуганного зверька, всегда готового к бегству.Павел подошел к нему и осторожно подхватил на руки.– Дурачок, тебе же больно ходить… Мальчик дрожал всем телом. Его босые ножовки были просто ледяными.– Только не хватало тебе простудиться, – проворчал Павел, усаживая сына Солнца на кровать и накидывая свою куртку ему на плечи.– Ты не позовешь Домбоно? – внезапно спросил Мин-Ра.Павел прикрыл дверь.– Да никого я не позову, честное-пречестное слово.– Даже своего друга?– Нет, не позову, чего уж там.– И хорошо! Он вечером так со своей невестой ругался…Под глазами сына Солнца залегли черные тени, и Павел еще раз убедился, что мальчика никак не назовешь счастливым ребенком. Савельев осторожно улыбнулся принцу, и тот расплылся в ответной улыбке.– Тебе, наверное, очень одиноко здесь? Знаешь, я еще никогда не жил в царских дворцах и храмах. Лично мне так очень не по себе.– Тебе страшно? – с торопливым восторгом спросил мальчик.– Есть немножко, – признался Павел.Во взгляде маленького принца блеснула искорка совсем недетского понимания.– Я тоже боюсь. Очень-очень боюсь. Здесь много опасных людей.– Ты имеешь в виду Домбоно? – осторожно уточнил Савельев.– Нет! – мальчик пожал плечами и шепотом пояснил. – Его я просто ненавижу за то, что он не позволил мне тогда погибнуть вместе с отцом. А боюсь я других. Есть тут один старик – Тааб-Горус. Он – наставник Раненсета, брата моей матери. Старик знает про все на свете. А еще… – голос мальчика задрожал, и Павел ласково погладил его по спине. – А еще он приносит богам человеческие жертвоприношения!Павел вздрогнул и прижал палец к губам. Мин-Ра ахнул.– Мне надо спрятаться!Савельев, не говоря ни слова, накрыл его всеми покрывалами.– Лежи тихо! – приказал по-меройски эмчеэсовец.Шаги приблизились. Какое-то время в коридоре царила настороженная тишина, а затем в дверь настойчиво постучали.Что делать? Павел растерянно глянул на свечу: может, потушить ее и прикинуться спящим?Стук повторился. Савельев взял свечу в руки и пошел к дверям. В безлюдном коридоре стоял старик в жреческом одеянии.– Что? – выдохнул испуганный Савельев. Он вспомнил свою перепалку с ним на погребальной церемонии Нефру-Ра.Темные губы старика шевельнулись.– Я – Тааб-Горус.– И что? – хмыкнул пришедший в себя Савельев.– Завтра ты увидишь жертвоприношение, чужак, – старик смерил Павла презрительным взглядом. – Спи пока.Он повернулся и пошел прочь. Павел с шумом захлопнул дверь. Взлохмаченная головенка принца Мин-Ра высунулась из-под одеял.– Я же говорю, он очень страшный! Павел подошел к мальчику.– Тебе, сын Солнца, бояться нечего. Я… я в том далеком мире был спасателем. Знаешь, есть такая работа. Я и тебя спасу от этих злыдней, если надо будет. А сейчас, уж не обижайся, дружок, я тебя к Холодову и Нике отнесу.Мальчик счастливо улыбнулся.…Но где же Ларин, черт бы его побрал?!
Ларин смотрел на этот танец уже давно, очень давно. Откуда они вообще взялись здесь? Смуглокожие тела были на удивление красиво и даже элегантно татуированы белой краской, слегка поблескивавшей в потустороннем, таком нездешнем свете костров. Откуда здесь костры? Рисунок был далеко не простеньким, как могло показаться на первый взгляд: нет, он целиком и полностью имитировал человеческий скелет. Ваня чувствовал, как по щекам его струятся слезы, слезы животного страха.Тела танцующих были обнажены, к лицам, словно навечно, приросли маски. И если бы эти чертовы скелеты танцевали молча! Какое там, танцующие издавали жуткие, гортанно-нутряные звуки, и все это – в такт музыке.Где он? Что с ним происходит?Древние ритуалы змеями оплетали его сердце. Биение Ваниной души сроднилось с пульсом барабанов. Откуда здесь барабаны? И где он находится, черт побери?Барабаны взвыли, громко, торопливо, они искали, нашли, принялись ощупывать страстное тело мелодии. Ларин даже задохнулся громким истеричным смехом. Толпа скелетов вокруг него наконец-то ожила, пришла в движение:– Хох-хох-ха-хооох! Хох-хох-ха-хооох!И Ваня кричал вместе с ними, рвал грудь, ставшую внезапно жутко тесной, слишком жаркой, слишком живой…– Хох-хох-ха-хооох!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28